Внучка жрицы Матери Воды (СИ) - Кольцова Лариса. Страница 47

— Ты чего такая пунцовая? — спросила Гелия, толком не поняв, где и каким образом я с ним столкнулась. — Откуда такие эмоции? Тебе-то о чём переживать? Не переигрывай, Нэя! Смотришь с такой обидой, словно я имею намерение запихать тебя чудовищу в пасть!

Ещё недавно окрылённая тем, что ей удастся разрешить свою жизненную коллизию, используя меня как наживку, она вмиг отяжелела и бухнулась на диван, ссутулившись и утрачивая свою воздушную осанку. Моё состояние она расшифровала так, что мною пренебрегли. В отместку я тоже оглядела её критически. Платье на ней вдруг показалось мятым хламом, причёска неряшливой, а лицо она спрятала в ладонях. Да и вообще в последнее время Гелия не всегда следила за собой с той тщательностью, как было прежде. Такое зримое состояние упадка говорило о её нешуточных переживаниях. Она сильно устала от двойной жизни, какую и устроила сама себе.

Она опять потребовала подробностей о том, с кем Нэиль купался в то время, когда должен был быть на службе. Я опять повторила, что не уверена, его ли я видела. Тот пловец купался один, а вместе с той неизвестной он лишь… дурачился

— Точно ли она была с той окраины? — спросила она, бледнея так, что мне стало не по себе.

— А ты можешь такое представить, что какая-нибудь аристократка пришла полоскать бельё на нашу окраину? — я поддела Гелию, зная её ревность к аристократкам, роящимся вокруг Нэиля.

— Да сроду бы он и близко не подошёл к какой-то там уродке на окраине! — никак не могла успокоиться Гелия.

— Чему ж ты удивляешься? Мы все там друг друга знаем с детства, все дружили, да и теперь… не все девушки, живущие на бедных окраинах, уродки. А есть такие длинноволосые и блистательные, в красных корсетах, на которых вышиты птицы драгоценными камушками… — я продолжала играть на её нервах. К тому же было очень жаль нового платья, такого удачного, лёгкого и воздушного.

А уж стерва примчалась за ним тут же, ждать себя не заставила. Войдя, она вначале робко озиралась вокруг, страшась, вдруг бабушка дома? Вдруг Нэиль, забывший своё оружие, вернулся за ним? Но он не мог этого сделать столь быстро, а купание в реке являлось нарушением дисциплины, самовольством, раз уж он покинул места патрулирования. Он часто так делал, используя своё преимущество перед тем же Реги-Моном, который являлся одним из его подчинённых. Приняв Нэиля в военный корпус, ему сразу же присвоили офицерское звание как аристократу. А оружие он мог взять и другое, обладая доступом к оружейному арсеналу.

Азира бросилась обнимать меня, крутясь возле нашего зеркала в большой комнате и прикладывая платье к себе; «Мать моя Вода! Да я сегодня очарую его так, что он задохнётся от моей красоты! Даже ради вечернего купания его не сниму»!

— Ты пойдёшь купаться? — изумилась я. — Ведь вода холодная.

— Да ты и не представляешь, как бывает жарко, когда любишь на пляже, а в реке лишь остужаешь свою разогретую кожу, — ответила бесстыжая злыдня, кем я упрямо продолжала считать Азиру. — Не пробовала ни разу любовь в реке? Советую. Вес же не играет в воде значения. Необычные ощущения, хотя поначалу бывает и дискомфортно с непривычки. А потом, как привыкнешь, полжизни не жалко за такое наслаждение. К тому же отличная отработка танцевальных движений, ритма…

Она увидела кобуру Нэиля на столике рядом с зеркалом и стала оглаживать её кончиками пальцев, вкладывая в эти прикосновения столько очевидной чувственности, приоткрыв губы и учащённо дыша, будто этот предмет есть живая, причём самая сокровенная часть тела Нэиля… что и смотреть стало невозможно. Он нарочно оставил оружие, чтобы вечером вернуться за ним… к ней?

— Не трогай! — прикрикнула я, — Или тебя настолько впечатлил тот самый зверский хуп, стреляющий по живым мишеням, что ты млеешь от вида оружия? — произнеся всю эту чушь, я ощутила жар, приливший к моему лицу от стыда за неё, хотя тут виноватым было моё же воображение.

— Хупы хуже псов, а я не обучена ублажать зверей. Я умею любить лишь нежных и страстных мужчин божественного сложения и столь же божественного ума. Сегодня ночью такой уж точно будет в моём обладании.

— Уже и не скрываешь, что намереваешься окунуться в такую вот пучину страсти»? — спросила я, продолжая отвергать саму мысль о том, что Нэиль может быть тем, на ком она и отрабатывает технику своего искусства, — С кем же?

— Не важно, с кем, — ответила она, уловив моё неприязненное отношение, — «Важно лишь поймать миг блаженства, всегда такой короткий, недолговечный. Напитаться им про запас.

— Тебе что же, важно лишь наслаждение и не важен тот, кто тебе его обеспечивает?

— Как же возможно получить наслаждение от того, кто противен? — ответила она вопросом на вопрос и добавила, — Нет, не пойду я в таком чудесном платье валяться на песке. Приберегу его на другой случай. Если честно, когда парень девушкой одержим, ему всё равно, что на ней, она важна ему в первозданном своём виде. А купаюсь я по ночам всегда нагишом. Ночью вода всегда теплее, чем днём, ты об этом знаешь?

— Разве я брожу по ночам? Вообще-то не купальный сезон. Не окоченеешь, если будешь бултыхаться в реке? — меня так и подмывало на неприличные вопросы.

— Так мы с перерывами будем. Отдохнём, подышим на песочке, и опять в пучину страсти, как ты и выразилась. Хо-хо, отлично!

— Главное, голову не утопить, — огрызнулась я.

— Чего жалеть голову, когда вся моя жизнь уже на дне, — так она ответила. После этого я её выпроводила, а в комнате сделала влажную уборку.

— Что за бред ты несла про красный корсет? — спросила Гелия, — Драгоценные камушки на нищенках? А-а! Так ты имеешь в виду тот самый красный корсет, который хранится у Ласкиры, как элемент её костюма жрицы Матери Воды? Ловко же ты меня разыграла! Так Нэиль был на реке вместе с бабушкой? Ласкира ходила полоскать бельё? Он мне рассказывал, что иногда она просит его поднести ей корзинку к реке, поскольку прачка по мнению Ласкиры плохо отполаскивает постельное бельё. Ласкире же нравятся прогулки на реку. Ну ты и озорница! А зачем же Ласкира пошла на реку в корсете жрицы? — тут Гелия опять воззрилась на меня с укором, будто я терзаю её, чистую и невинную. Она металась между страхом и зависимостью перед Рудольфом и ревностью к Нэилю, которого все так и жаждут вырвать из её рук, как она считала.

— Даже если бы бабушка и впала в возрастное слабоумие, она не смогла бы натянуть тот корсет на себя, — ответила я. — Она, конечно, сохранила стройность, но не прежнюю же грацию.

— Так ты всего лишь дала мне намёк-иносказание, что той женщиной была бабушка? — обрадовалась Гелия, пропустив мимо ушей замечание о том, что бабушка уже давным-давно переросла свой девический корсет. — Почему бы внуку и не поцеловать свою бабушку? Да? Нэя, попроси у бабушки продать мне этот корсет! Мне он необходим для одного представления. Ласкира ни за что не продаст. Она терпеть меня не может. Вот скажи, за что?

— Прежде чем бросаться в объятия Нэиля, следовало бы тебе разобраться с прежним другом, — произнесла я поучительным тоном своей бабушки. — Пусть и через душевную резь, даже через скандал, но зато честно.

— О каком друге речь? Он не друг и не муж! Он рабовладелец, если уж считает меня своей личной вещью. Считай наш безумный договор недействительным. Я знала, что ничего не получится! Ты не подходишь на ту роль, на которую я тебя подбивала. Ты не актриса и не станешь ею никогда. Не надо было мне наводить такую неприглядную тень на Ифису… пусть бы она…

Я задохнулась от её цинизма, поняв, о чём она. Хороша подруга! Она всего лишь собиралась подложить меня к нему в постель как выкуп за свою свободу! Я уткнула лицо в ладони от стыда за себя, от нежелания видеть её.

— Ты не представляешь, как я боюсь его! — выдохнула она. — Неужели я могла любить его хоть когда? Могло ли такое быть? Он говорит, как же ты забыла такое! А наша дочь откуда?

— Гелия, но, если родилась дочь, выходит, ты любила? — спросила я, разгораясь глазами от предвкушения её откровений. Мне было важно всё, что касалось его прошлого. Меня опаляло изнутри какое-то ненормальное чувство, сродни торжеству, — он ей не нужен! Она нисколько не держится за него, давно остыв и даже не веря в своё прошлое горение. Если, конечно, хоть что-то подобное яркому чувству и было у неё. Я злорадно считала, что не способна она к любви. Способна я!