Внучка жрицы Матери Воды (СИ) - Кольцова Лариса. Страница 51

— Всё будет, чего тебе только захочется. Много комнат, много роскошных игрушек для твоей души и прочих услад…

— Так можно будет?

— А кто ж посмеет сунуть туда нос? У тебя будет охрана. И посторонним туда входа не будет. У меня есть собственные лаборатории в «Зеркальном Лабиринте», так я перенесу их туда, к тебе поближе. Места хватит.

— Как красиво звучит — «зеркальный лабиринт»… Это тоже город?

— Нет. Это комплекс зданий для разного рода деятельности тех, кто живёт в ЦЭССЭИ. И работающие на разных этажах этих зданий люди не суют нос туда, куда они не вхожи в силу того или иного рода своей профессиональной занятности. Раз уж город даже в своём названии намекает на секретность, то к секретам там привычны и умеют уважать чужие и секретные для них территории. Поэтому там легко спрятаться и затеряться от ненужного внимания. И представь себе, — вокруг ухоженный и в то же время необъятный лесопарк с перетеканием в природный уже лес, но ограждённый непроходимой стеной от проникновения посторонних лиц или кусачих опасных зверей. Множество садов, озёр и удобных зданий для проживания тех, кто там и работает. Это реальная мечта, это мир будущего…

— Хочу жить в такой мечте…город Мечта… давай так его назовём?

— Ты можешь так назвать тот дворец, который я тебе и подарю…

— Но что же я буду там делать? Мечта без всякого смысла в жизни это же скучно!

— Умница! Я найду тебе род занятий. Я обучу тебя такому, что ты уж точно не будешь страдать от бессмысленного безделья…

— Почему же Гелию не обучил? — ехидно спросила я.

— Она лентяйка, — ответил он, — привыкла жить в расслаблении всех своих задатков. Кроме одного, — быть непревзойдённой лицедейкой. Поэтому тебе придётся забыть о своей школе искусства фальши. Твой ум в сочетании с твоей искренностью и чистотой это залог твоего будущего развития…

Пока мы говорили, опять хлынул дождь. И опять выглянула Ихэ-Ола на промытых светлых небесах. В описываемое время я и понятия не имела, сколько часов в далёком пока что от меня будущем мы проведём с ним в том самом городе ЦЭССЭИ, в примерно такой же машине за утомительно-бесплодными разговорами, никак не приводящими к желаемому счастью. А я и в самом деле буду жить в том самом дворце, назвав его «Мечта», и где не буду предаваться безделью ни единой минуты, исключая сон и отдых. Но не буду забегать вперёд…

Я почти отключилась от его бормотания, приятного запаха его кожи, нежных прикосновений. Я даже не понимала того, что уже лежу с задранным подолом на сидении его машины. Оно непонятным для меня образом откинулось назад, — а он гладит кончиками пальцев то, прикасаться к чему не имел права никто, кроме меня самой во время омовений — самой верхней части моих ног выше коленей. Я вспомнила вдруг о собственных нижних штанах. Их цвет опять не соответствовал цвету изукрашенного платья. Он не мог их ни видеть, но, если ему было всё равно, какого они там цвета, я задёргалась от стыда за собственное лоскутное нищенство, пребывая в плену всех тех бытовых представлений, которыми и были напитаны с рождения все прочие жительницы Паралеи. Я же не знала тогда, что ему все наши тряпичные изыски, изъяны и роскошества были одинаково смешны, несуразны и не различимы как детально, так и скопом. Текстильный избыточный хлам отсталой планеты, и значение имела только телесная чистота вместе с необычной для земного зрения волнующей хрупкой красотой. Я в панике лягнулась, сбросив с себя туфельку.

— Что ты творишь?! — вскрикнула я, не умея встать с коварного сидения, брыкаясь и уже не думая о своих утончённых манерах.

— Ты сама дала мне согласие.

— Когда?!

— С того самого раза, как мы встретились впервые. Даже не обозначенное словами, оно было. Ты сказала: да! Не только я искал тебя, я нужен тебе точно так же. Ты давно уже созрела для любви и ждала меня. Скажи только: да или нет? Едем ко мне или?

— Нет! Нет! — в данную минуту мне хотелось только одного, чтобы он вернул меня в сидячее положение.

— Но ведь ты вопишь всем своим существом: да! Да! К твоему же счастью, я неплохо тебя чувствую, а если бы поверил? — и он открыл дверцу машины. Холодный воздух сырого дня ворвался в салон и коснулся моих голых до самых бёдер ног. — Беги, я не держу.

Убежать я не могла из-за неудобного положения. Но вот хотела ли? Он прижал мою голову к себе, гладя по волосам как маленькую. Я уже не вырывалась, и он закрыл дверцу машины.

— Как чудесно ты пахнешь, можно сойти с ума только вдыхая тебя… — так он мне сказал, ловко нейтрализуя мои попытки не допустить ещё более откровенного исследования. Поскольку стёкла его машины имели отражающее свойство и не обладали прозрачностью с внешней стороны, с улицы нельзя было проникнуть взглядом случайному прохожему внутрь салона, он и вёл себя так, как будто мы в его обещанной хрустальной пирамиде.

Не знаю, что было бы потом, но у него замерцал браслет на запястье ярко-синим огнём, и он нажал на мерцающий сегмент. Некоторое время он напряжённо вслушивался в полнейшую тишину, а затем непонятно кому ответил на странном певучем незнакомом языке, меняясь лицом в сторону полного отчуждения от меня.

— Не везёт нам сегодня, — сказал он, — отменяется наше близкое и столь нам обоим желанное путешествие в хрустальные миры.

Приподнял меня как тряпичную куклу, дёрнул мой подол вниз, не дав даже натянуть нижние панталоны, которые успел ловко стащить, после чего выпихнул меня из машины, не рассчитав своей силы из-за непонятной спешки. Или не ожидал, что я окажусь такой лёгкой. Я выскользнула из машины, своей туфелькой угодив в лужу, оставшуюся после дождя, и вместо того, чтобы не угодить туда другой и разутой ногой, я неожиданно упала на скользкую дорогу на виду у прохожих, не удержав равновесия. А его и след простыл.

Поднявшись, я в унижении принялась отряхивать подол от грязи грязными же ладонями. Будучи самолюбивой и застенчивой, я воображала, прохожие потешаются надо мной! Но в действительности никому не было до меня и дела. Все спешили по своим траекториям, уже и забыв обо мне, даже если и развлеклись моим вылетом из шикарной машины только что. Я растерянно оглядывалась в поиске второй туфельки, но она осталась в его машине.

Забыть о пришельце!

Наступил ранний вечер, но светлый как день, когда тучи рассеялись и яркие лучи обрызгали город, смешавшись уже с дождевыми брызгами, оставленными повсюду. Природа вокруг ликовала, а мне было не до ликованья. От счастливо начавшегося и такого необычного дня не осталось и следа. Пришлось брести босиком с одной туфлей в руке, и это в сырую погоду по столичному центру! Страшные хранители уличного порядка, попадись я им на глаза, могли и задержать меня как бродяжку из провинции, не знакомую с правилами поведения на центральных столичных улицах, где полно аристократов. И для того, чтобы установить мою личность, они бесцеремонно забрали бы меня на некоторое время в Департамент внутреннего порядка. Но по счастью я избежала подобного унижения.

За углом здания я, корчась от стыда, натянула нижнее бельё, благо, что оно не свалилось на виду у всех из-под моего пышного подола, а застряло между коленей. Какая-то разодетая женщина и маленький мужичок рядом с нею увидели мои манипуляции с панталонами. Дама насмешливо покачала головой, загораживая собою своего спутника, очевидно не желая, чтобы тот видел моё, как она посчитала, пьяное бесстыдство. Мужичок высунулся из-за неё и долго с любопытством оборачивался на меня, как будто сам никогда не падал в грязь.

Я босиком неслась вдоль улицы, уже ни на кого не обращая внимания, стремительно нырнула в арку, в глубине которой и находилась калитка в закрытый двор дома, где обитала Гелия. Моля о том, чтобы никого там не встретить, с внезапным страхом я увидела там человека в уже знакомом чёрном балахоне. Блестящие синие глаза этого страшилища невнятного и по облику, и по возрасту буквально обожгли меня. Уж таких глаз у старого хрыча быть никак не могло, но они были! Мало того, смотрели пристально и изумлённо, с каким-то диким вопрошанием. На этот раз он шапочку свою на них не надвинул. Я стремглав выскочила на улицу, не понимая, что делать дальше. Кто он? Чего там торчит? Зачем так смотрит? Пока я какое-то время топталась на месте, то порываясь куда-то бежать, то вернуться, опять как хвост диковинной чудовищной ящерицы мелькнул край его балахона и с невероятной стремительностью затерялся среди пешеходов.