Внучка жрицы Матери Воды (СИ) - Кольцова Лариса. Страница 88

Нэиль обхватил её за гибкую спину, елозя руками по невозможно тонкой талии, то отстраняя её от себя, то прижимая. Он любовался ею как невозможным чудом, удивляя меня тем, что за такое количество лет не сумел ею налюбоваться и устать от собственного восхищения. «Брось её! Брось»! — наговаривала я мысленно, всё ещё злясь на неё. «Лучшая из девушек станет твоей, захоти ты этого. Только взгляни на них чуть внимательнее. Выбери чистую и добрую…». Наверное, тут была и сестринская ревность.

— Ладно, — согласился он, — я договорюсь с ребятами. Сегодня по любому праздник, и начальство всё в загуле…

Они быстро удалились, а я осталась. Чтобы следить, как и велела Гелия. Никто из многочисленных присутствующих гостей не обратил на меня внимания. Сочли за ту, кто тут и слонялась с самого начала. По виду все веселились вместе, а по сути, каждому было дело лишь до себя и невероятно-щедрого бесплатного пиршества в доме Гелии. Казалось, что отсутствие Гелии заметила лишь Ифиса. На меня она взглянула удивлённо и встревожено, но ничего не спросила. Только взяла щётку для волос и мягко, заботливо пригладила мои волосы. Не забыла и цветы в причёске поправить. Ей точно понравилось, что на мне будничная одежонка, а не та, какой я обычно привлекала к себе внимание, — Как всегда изящна, как всегда оригинальна. Без излишнего вызова, но безупречно.

Я сама приступила к расспросам, зная, что и Ифиса рассорилась с Гелией как раз перед тем, как я сама разочаровалась в той, кого назначила для себя эталоном прекрасного во всех смыслах. — А ты зачем тут?

— Да мы помирились, — ответила она. — Куда ж она без меня? — и как-то странно забегала глазами по окружающим предметам вокруг. — Хочешь, мы пойдём с тобою бродить по городу? А в городе так весело и необычно, свободно и празднично.

— Ага! «Хупы» со своими ржавыми ящиками на колёсах хватают загулявшихся людей, женщин в основном, и запихивают их туда, чтобы потом продать! — и у меня задрожал голос от недавно пережитого ужаса, — Не знаешь, что ли?

— Меня никто не посмеет тронуть. У меня есть особое украшение… — она полезла в свой корсет и вынула блестящую штучку на витом вызолоченном шнурке, непонятно что изображающую. — Видишь? Личный родовой вензель Ал-Физа! Сделан из драгоценных сплавов, инкрустирован камушками «Слеза Матери Воды»! Любой «хуп» столбенеет от одного вида такого вот пропуска. Зачем нам тут оставаться? Мне претит напыщенный и претенциозный дух всего этого сборища, непереносимо пошлый!

— Да они тут всё растащат! — возразила я. — Мебель с посудой вынесут, дай им волю. А что не вынесут, то разгромят! Они горды и возвышенны лишь в лицедейских играх.

Ифиса вздохнула, — Такая юная и такая разумница. Мне бы в своё время такую бабушку — воспитательницу. А мои родители только и делали, что постоянно обменивали друг друга на жён и мужей собственных приятелей и даже недругов. И такие вот тасующиеся семьи в нашем экзальтированном мире якобы чистого искусства в порядке вещей! А меня с несмышлёного возраста так и готовили для сверх выгодной продажи! Прости меня, моя мамушка! — вскричала она, — что я смею вспоминать о тебе такое! Да ведь Надмирный Отец и сам знает всю правду. Никогда не даю никому советов, но тебе, трепетная, ранимая и нежная ты душа, даю совет. Беги ты отсюда навсегда! Далеко…

— Осталось лишь найти того бродячего акробата, кто и увезёт меня в своём фургоне на самый край континента, где нет ни этого запутанного огромного города, ни этих мерзейших тварей «хупов».

— Ты о каком таком акробате? — живо вцепилась в меня Ифиса. — Тут был слух странный, неправдоподобный и непроверенный. А суть его вот в чём. Возник на одном из представлений посреди городской площади удивительный человек, умеющий взлетать ввысь и там исчезающий у всех на глазах. А повторно нигде так и не проявился. Девчонка одна из бродячего театра мне описывала его. Сама она хоть и малышка совсем, но физиологический шедевр с душою доброй и подозрительно уже развитой. В смысле кто-то успел вложить в неё весьма возвышенные представления, что в той реальности, где она и кочует, удивительно нереально. Хочет бросить своё кочевье и просила меня похлопотать о зачислении в нашу школу, чтобы получить ей самый высокий уже профессиональный статус. Легко сказать — помоги! А деньги кто платить будет? Я что ли? «Заработай»! Какой совет я могла дать?

— Беги отсюда навсегда! — засмеялась я. — Её Уничка зовут? Ту акробатку?

Ифиса заметно удивилась, — Откуда же такие сведения? Или ты любительница посещать представления уличных балаганов?

— Случайно как-то видела, — ответила я уклончиво.

— С подружкой своей туда бродила? Вот для кого надо было твоей бабушке стать реальным уже «чудом» и определить её учиться. Девчонка — реальный шедевр! В узлы умеет завязываться, пантомимой владеет, как я и не видела сроду. А твоя бабушка бесталанную дворовую шлюшку Элю решила приобщить к тончайшим тайнам сценического искусства…

Я устала её слушать. Опять Эля не давала ей покоя. Я придирчиво рассмотрела себя в зеркало, — не осталось ли на мне следов после столкновения с мерзкими «хупами». Выглядела я сносно. Осталось лишь умыться, чтобы никто не заметил, что я плакала. Ифиса уж точно заметила моё припухлое лицо, но отчего-то сказала, — Куколка для украшения свадебной постели не так хороша как ты!

Кукла в свадебной постели

Устав слоняться среди толкущихся, пьющих и жующих гостей, ничуть не желая становиться частью их ситуативного пиршественного объединения, я решила уйти спать до утра. Чего было следить? За кем и зачем? Все ценности были упрятаны надёжно, а пиршественный зал и прочие доступные для гостей комнаты пусть будут зоной слежения Ифисы.

Я вошла в полутёмную прихожую, а там… Неведомая сила кинула меня в его объятия. Я повисла на нём и замерла. Он гладил меня и жадно тёрся о мои волосы. Колючий и бесподобный подбородок царапал мой лоб.

— Прости, — прошептал он, — я так торопился, что не побрился.

— К кому ты торопился? — спросила я, не понимая, как он узнал, что я тут.

— К тебе! К кому же ещё? Я почувствовал, где ты непременно будешь ждать меня. Мне пришёл инсайд свыше, — опять этот непонятный «инсайд». — Озарение, — добавил он, — внутренний навигатор вывел туда, куда я и был устремлён. Я долго бродил по обезумевшему городу, я чуял твои следы даже через подошвы ботинок, и вот… — он протянул мне руку. В ладони лежала моя заколка, выпавшая из моих волос во время трёпки, заданной мне «хупом»! — Я уже научился определять твой бесподобный и абсолютно неместный стиль украшений. К тому же я запомнил эту штучку. Она же была на твоих волосах в ту нашу ночь… — так он сам же выдал, что никакой «инсайдер» тут задействован и не был. Всего лишь узнал моё украшение. — Ты же потеряла, вечная растеряшка… — он обнял меня точно так же, как Нэиль Гелию, прижимая к себе и гладя мою спину.

Все мысли были выметены тут же и начисто. То, что он прибыл ради Ифисы, не казалось мне возможным. Не нужна она ему! Ни прежде, ни потом. Скорее всего, он хотел лишь удостовериться, что Гелия дома, а не потерялась где-то в праздничном вихре снаружи дома с тем, о ком он уже знал. И наша встреча не могла быть случайной, а была неизбежной, неминуемой, как ни пытались мы сбежать от собственной Судьбы. Он был одет во всё светлое. Белая просторная рубашка, светлые штаны и белейшая куртка. Я никогда не видела его раньше в светлых одеждах, и он показался мне почти мальчиком, такой он был свежий и светился даже лицом в тёмной прихожей. Он увлёк меня в столовую, где с жадностью выпил воды и сбросил верхнюю куртку на диван. Потом он подхватил меня на руки, не обращая внимания на пир за дверью, и понёс в спальню Гелии. Он знал откуда-то, что Гелии нет. Закрыв дверь изнутри, он сбросил верхние брюки и белоснежную рубашку, оставшись в тонкой и нижней. Лёг в постель и попросил меня раздеться. Его прыть могла бы и смутить меня, но после ночи, проведённой в фургоне бродячего театра, всё воспринималось уже как должное. Главное было очевидным, он сильно скучал, он стремился меня найти, он отбросил все те препятствия, которые сам же для себя и соорудил. Дрожа от точно такого же нетерпения, от нахлынувшей любви, я легла рядом с ним, поражаясь тому, насколько он горячий и желанный для прикосновений.