Серебряная корона (ЛП) - Джонсон Джули. Страница 41

Дрожа от ярости, унижения и, да, пьянящей дозы неутоленной тоски, я опускаюсь на пол, закрывая лицо руками, чтобы сдержать слезы. Но они все равно просачиваются сквозь мои пальцы, горячие и яростные, стекая по щекам.

Это безумие, ругаю я себя, даже когда рыдания разрывают мою грудь. У тебя только что было идеальное первое свидание с идеальным мужчиной… и вот ты здесь, эмоционально искалеченная двухсекундным общением со своим сводным братом-мудаком?

Забудь о Картере Торне.

Ты хочешь его только потому, что знаешь, что не можешь его получить.

Но даже моей лжи недостаточно, чтобы утешить меня. Потому что, в глубине души, я

знаю, что хотела его задолго до того, как узнала, что мы будем жить в одном доме, иметь одного отца и одну стену в спальне. Так же, как я знаю, что я буду продолжать хотеть его, несмотря на все очень веские причины, по которым я не должна этого делать, пока время, в конце концов, не украдет мои воспоминания.

УЖЕ ПОЗДНО.

Под одеялом в своей затемненной спальне я изо всех сил стараюсь заснуть, но мой разум отказывается отключаться, независимо от того, как долго я закрываю свои набухшие от слез глаза. Не помогает и то, что я слышу, как Картер двигается по другую сторону стены: низкие припевы его музыки, его шаги по твердому дереву, журчание воды, когда он принимает душ. Я стараюсь не представлять его под струями воды, его точеное тело блестит, пар запотевает на стекле… Мне это не удается.

Мне это не удается.

Ужасно.

Перевернувшись в двадцатый раз, я подбиваю подушку, чтобы придать ей более удобную форму. Ирония судьбы — я ненавидела это место, когда его не было, но думаю, что теперь оно нравится мне еще меньше, когда он вернулся, одна несущественная стена разделяет мою кровать и его.

Интересно, слышит ли он меня?

Слышит ли он мои слезы.

Чувствует ли он мое горе.

Если я свожу его с ума так же, как он меня.

За стеной все умолкает, и я понимаю, что он наконец-то заснул на ночь. Невозможно не думать о том, что он лежит там в темноте, глядя в потолок, всего в нескольких футах от меня.

Думает ли он обо мне, лежащей здесь, о моих ногах, запутавшихся в простынях, о моих мыслях, запутавшихся в нем? Или вместо этого он фантазирует о своих подвигах с тремя шведскими моделями, которых он так быстро бросил мне в лицо?

Негромкий звон моих верхних колонок, подключающихся к новому устройству блютуз, заставляет меня сесть прямо в кровати, брови дугой поднимаются к линии волос. Секунду спустя мое замешательство усиливается, когда в темную комнату начинает проникать музыка — призрачная, меланхоличная мелодия.

Что за черт?

В самой песне нет ничего странного, я сразу же узнаю ее знакомые нотки из старого плейлиста. Странно лишь то, что включила ее не я.

В полном недоумении я беру с тумбочки свой планшет. Экран темный, песен в очереди нет. То же самое с моим мобильным телефоном. Только когда начинается текст, и мой мозг фиксирует название песни — «Don't You Cry For Me» группы Cobi, — части наконец-то встают на свои места. Я точно знаю, что происходит.

Это Картер.

Он делает это.

Он включил мне песню.

Каким-то образом он синхронизировал свой телефон с моими колонками. Я не совсем уверена, как, но по мере того, как слова омывают меня — о, не плачь по мне — меня больше волнует другой вопрос.

Почему?

Зачем он это сделал?

Чтобы утешить меня? Чтобы помучить меня?

Чтобы дать мне понять, что он услышал мои слезы через стену и почувствовал… стыд?

Жалость? Страх? Надежду? Нужду? Горе?

Я сижу в кромешной тьме, мое тело парализовано, пока мой разум наводит круги, и позволяю каждой строчке впиться в мое сердце, как осколку шрапнели.

Я оторван от истины, которая держит мою душу…

Смутно я понимаю, что по моим щекам текут слезы. Я не могу собрать волю в кулак, чтобы даже вытереть их. Все мое внимание приковано к музыке… и к человеку, включившему ее для меня.

В течение четырех полных минут я слушаю.

Я плачу.

Я жду.

Ищу ответы, но ничего не нахожу.

Песня затихает.

Блютуз снова звенит, когда он отключается.

И тогда в комнате остается только тишина. Но мой разум — о, мой разум так громко ревет от вопросов, что я знаю, что сегодня у меня нет ни единого шанса заснуть.

В какую игру ты играешь, Картер?

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

МЕНЯ СЕЙЧАС вырвет.

День Коронации официально наступил, а вместе с ним и тошнота, подобная которой я никогда раньше не чувствовала. Я стою в своей спальне, затянутая в корсет. Он затянут так туго, что я едва могу дышать, не говоря уже о еде.

Наверное, это к лучшему. Мне бы не хотелось блевать на глазах у высокопоставленных лиц из двенадцати соседних стран, а также всех, кто имеет титул во всем германском обществе.

Жужжание моего телефона — желанное отвлечение. Я подхожу к тумбочке и чувствую, как бледнеет мое лицо, когда на экране вспыхивает слово ДОМ. Кто-то звонит с моего стационарного телефона, из дома в Хоторне. Дома, от которого ни у кого, кроме меня, нет ключа.

Мои пальцы дрожат, когда я нажимаю кнопку, чтобы принять звонок.

— Алло?

— Эмс, пожалуйста, не вешай трубку.

Я вздыхаю.

— Оуэн, я просила не мешать…

— Пожалуйста! — В его голосе звучит отчаяние. — Если после этого ты больше никогда не будешь со мной разговаривать, это нормально. Но мне нужно, чтобы ты выслушала меня прямо сейчас. Ты можешь это сделать?

— Ты вломился в мой дом, чтобы позвонить мне?

Пауза.

— О Боже, ты сделал это! Какого хрена, Оуэн?

— Ты не отвечала на мои звонки, — огрызнулся он. — У меня не было выбора.

— Выбор был в том, чтобы дать мне пространство, как я и просила. Знаешь после того, как ты рассказал всему миру о моей личности и разрушил мою жизнь. Помнишь это?

— Эмс… — Печаль в его голосе вцепилась в стальную стену, которую я воздвигла вокруг своего сердца в тот день, когда он предал меня. — Я знаю, что это не оправдание, но тот день… Послушай, я не горжусь этим. Я пил. Я был расстроен. Боже, ты самый важный человек в моей жизни, и я чувствовал, как ты ускользаешь, и… это чертовски напугало меня. Я сорвался.

— Это не оправдывает того, что ты сделал. — Мой голос становится тоненьким. — Ты говоришь, что я самый важный человек в твоей жизни, что я твой лучший друг… но это только слова. Если у тебя нет действий, чтобы их подкрепить…

— Мне жаль, Эмс. Мне чертовски жаль. Ты не понимаешь…

— Я понимаю! Понимаю. — Мое горло словно забилось. — Но ты должен был быть тем, кто защищает меня. Вместо этого ты причиняешь мне боль хуже, чем кто-либо другой.

— Если ты просто выслушаешь меня, я клянусь, я все исправлю…

— Я вешаю трубку, сейчас же, Оуэн.

— НЕТ! — Его рев такой громкий, что я отшатываюсь от телефона. — Мне нужно, чтобы ты выслушала. У меня не так много времени. Послушай, возможно, все уже пришло в движение, и я не уверен, что смогу это остановить.

— О чем ты говоришь?

Он негромко выругался.

— После твоего ухода, в последние несколько недель… я начал принимать более активное участие в антимонархических группах в кампусе.

Мое сердце болезненно сжалось.

— Зачем ты говоришь мне это? Чтобы сделать мне еще больнее? Чтобы глубже вонзить нож? Мало было рассказать миру, кто я такая, теперь ты собираешься рассказать им, как сильно ты меня ненавидишь?

— Нет! Ты все неправильно поняла, Эмс. Я присоединился к группе только потому, что думал, что у них могут быть ответы о… — Его голос понижается, как будто он боится произнести следующие слова слишком громко. — О пожаре.