Путь рыцаря (СИ) - Белицкая Марго. Страница 73

Проворно спрятав мешочек с деньгами и пузырьки под плащ, Магда выпрямилась, повела плечами, будто стряхивая что-то. Даже выдавила кривую улыбку.

— Ты прости, что я такая хмурая… Просто когда пожрешь столько дерьма, забота чужая непривычной кажется. Даже дикой. Все ждешь подвоха. Али, думаешь, ну как сон? Вот сейчас хозяйка над ухом заорет, откроешь глаза, увидишь, что на самом деле ничего не поменялось, и совсем худо станет… Спасибо тебе, Фридрих. Правда, спасибо. Я буду молиться за тебя, если правду Святая Книга бает и даже призывы такой женщины как я Бог слышит.

— Лучше помолись о своем здравии, — ласково напутствовал ее Фриц.

Он проводил Магду до ворот и обещал завтра прийти проведать.

Вот только Фрица вынудили нарушить слово. Он ожидал, что Манфред сразу же настучит Дитриху, но думал — все обойдется словесным порицанием. Куда там! В бесконечной игре, которую вели партия настоятеля и старшего брата, положение сложилось такое, что Бенедикту следовало уступить в одном ради выигрыша в другом. И он без колебаний отдал Фрица на заклание.

Дитрих отвел на «нечестивце» душу. Месячный запрет покидать обитель. Двухнедельный строгий пост и еженощные бдения в храме. Работы на конюшне, в саду «нагло обманутого брата Гуго» и на кухне.

Напрасно Людвиг заявлял, что Фриц лишь добывал лекарства для «друга» и бескорыстная помощь ближнему не должна караться. Без поддержки настоятеля и других влиятельных братьев Людвиг не мог ничего сделать.

А Конрад, скотина этакая, молчал словно воды в рот набрал.

Зато на Людвига всегда можно было положиться: он сам вызвался проведать Магду.

— Если все вскроется, твоя репутация… — попытался возразить Фриц.

Людвиг только презрительно фыркнул.

— В моем возрасте репутация уж не имеет ровным счетом никакого значения. И даже если бы имела, я бы плюнул на нее да растер.

Побывав у Магды, Людвиг сообщил, что та устроилась хорошо. Староста, желая выслужиться перед монастырем, даже выделил для нее в единственной комнате своего дома уединенный уголок, закрывавшийся занавеской. Никто не узнал в ней шлюху. Да и где они могли ее встретить? Виданное ли дело, чтобы нищие крепостные, отдававшие последние деньги обители, шастали по самым дорогим домам терпимости.

— Передавала тебе благодарности.

Сделав паузу, Людвиг задумчиво добавил:

— Только больно уж она угрюмая.

— Она всегда такая. — Фриц усмехнулся.

— Да и когда болеешь, особо нечему радоваться, — добавил Людвиг.

Часто навещать Магду он не мог. Пусть каторжные предпраздничные работы закончились, у руководителя переписной мастерской всегда оставалось много дел: обучать самых юных послушников грамоте и чистописанию, следить за выполнением заказов, поток которых мог стать узким, точно горный ручеек, но никогда не останавливался насовсем. И Фриц был безмерно признателен Людвигу за то, что тот все же выкраивал время для визитов к Магде.

Она пошла на поправку, благодаря сытной еде и отдыху вернула прежние формы. Однако Людвиг с каждым новым посещением почему-то мрачнел и беспокоился.

— Не нравится мне, что она по-прежнему хмурая и неразговорчивая. Вижу, тяжесть у нее на сердце, не дают покоя воспоминания о пережитых унижениях. Мучается, а поделиться с кем-то не хочет. Не из гордыни, просто боится раскрыться. И, пожалуй, не умеет довериться. Разучилась в тот миг, когда те, кто должен был ее защищать, кто олицетворяет для ребенка Господа, предали. Бросили на растерзание голодным псам.

Постепенно и Фриц начал тревожиться: он надеялся, что Магде нужно время, чтобы исцелится душевно и физически. Достаточно просто вырвать ее из гнилой ямы квартала удовольствий. Поместить в теплое место, где не надо бояться и терпеть боль. Не надо трястись над каждой монетой, ожидая, что завтрашний день станет последним. Однако этого было недостаточно.

— Ты ведь поможешь ей? — спрашивал Фриц у Людвига.

— Сделаю, что смогу, — отвечал тот, наверняка понимая: Фриц жаждет четкого ответа, но не желая лгать подопечному.

Фриц хотел бы сам сейчас быть рядом с Магдой, поддержать, утешить. И понимал, что его присутствие тоже бы не помогло. Как ни гнал он от себя эту мысль, но она упорно шелестела в душе:

«Возможно, уже ничто не поможет».

— Надо заставить Манфреда ее осмотреть, — однажды решительно заявил Фриц.

— Даже не думай. — Людвиг замахал руками. — Сделаешь только хуже и себе, и Магде.

— Нельзя же просто ждать, когда подействуют лекарства!

Фриц принялся взволнованно мерить шагами келью Людвига.

— Может, обрядить ее, как бюргершу, да представить Манфреду в качестве богатой пациентки?

— Он раскусит ее в один миг. Присвоение себе чужого сословного статуса по закону карается бичеванием, забыл?

— Тогда просто похитим его, завяжем глаза и привезем к Магде. Он может и корчит из себя святого мученика, но на деле совсем не герой — под страхом смерти будет лечить, кого скажут…

Распаляясь все больше, Фриц предлагал планы один другого невероятнее. Людвиг его уже не перебивал, лишь качал головой. Наконец, Фриц выдохся и без сил опустился на стул, сам понимая, что нес полную чушь.

— Тебе не понравится то, что я скажу… — начал Людвиг. — Следует положиться на божью волю и саму Магду. Если человек не желает жить, то никакие лекарства и даже святая сила не помогут.

Да, Фрицу такие речи совсем не нравились.

— Что же нам теперь сложить руки и ждать, пока она умрет?

— Нет, мы будем поддерживать ее, помогать. Однако вести битву со Смертью в конечном итоге Магде придется один на один. Как и всем нам.

Фрицу оставалось только усердно молиться. Собственно этим были заняты практически все его свободные часы, за чем тщательно следили приставленные Дитрихом братья. От их бдительного надзора удавалось скрыться разве что в уборной да в келье Людвига. Первое время Фриц еще надеялся улизнуть из обители, чтобы навестить Магду, но после первой же неудачной попытки, закончившейся увеличением срока наказания, пришлось изображать смирение.

Чудное дело: молитвы остались для Фрица единственной возможностью протестовать. Он утешался, представляя, какие рожи скорчат Дитрих и Манфред, если узнают, что «неслух» просит Господа о здравии для гулящей девки…

Людвиг задерживался. Обычно он отправлялся навестить Магду через несколько часов после обеда и всегда возвращался задолго до вечерней службы. Но вот уже звонят колокола, созывая братию в храм, а Людвига все нет. Фриц ждал его на крыльце до последнего, рискуя нарваться на новое наказание, и зашел в церковь только тогда, когда хор уже пропел первые строки гимна.

До конца службы Людвиг так и не появился, что не осталось незамеченным. Фриц удостоился нескольких вопросительных и подозрительных взглядов.

«Ну да, я его убил и закопал труп в саду», — так и хотелось огрызнуться Фрицу, который не находился себе места от волнения, представляя ужасы один страшнее другого.

После службы пришлось идти в конюшню: часы нудной работы слились для Фрица в серовато-бурое месиво. Он плохо соображал, что делает, и даже довел обычно сдержанного конюха до крика. Потом тот, конечно, бросился извиняться — еще бы, как смеет простолюдин орать на пусть и лившегося титула, но дворянина! Фриц, пропустив и ругань, и вежливые фразы мимо ушей, покинул конюшню, как только позволили резавшиеся в кости надзиратели.

Теперь он был свободен и сразу же направился в келью Людвига. Тот все не появлялся, и Фриц уже начал подумывать, не предпринять ли еще одну попытку побега. Разбойников в окрестностях монастыря давно не водилось, но вдруг Людвиг банально подвернул ногу и теперь лежит где-то в канаве, нуждаясь в помощи?

Людвиг объявился, когда на небе зажигались первые колкие, словно прибитые гвозди, звезды: сгорбленной тенью скользнул в келью. В слабом свете лампы Фриц увидел его осунувшееся лицо и понял все до того, как Людвиг заговорил.

— Мужайся, брат. Она отправилась к Господу.

Оглушенный новостью Фриц на несколько мгновений лишился способности думать и осознавать окружающее. На самом деле несмотря ни на что в глубине души он надеялся, что Магда выкарабкается. Скоро подействует лекарство или случится еще какое чудо.