Времена не выбирают (СИ) - Горелик Елена Валериевна. Страница 76

Святой отец тоже изобразил понимающую усмешку. Обмен кодовыми фразами состоялся.

— Позволит ли ясновельможный пан мне расположиться за этим столом?

— Для меня это честь, святой отец… Не желаете ли отобедать?

Интермедия.

…Шведский солдат так и не понял, что произошло. Мгновение — и хрустнули шейные позвонки.

Некоторое время у Мартина ушло на то, чтобы поменяться с покойным одеждой и хорошенько спрятать тело. Теперь никто не признал бы в нём простого слугу. Миру явился солдат победоносной армии, каролинер, герой дня нынешнего и потрясатель мироустройства. Изменилась даже его осанка — сделалась горделивой. Отменная воинская выправка, бравый вид. Чуть бы рост повыше, и можно в драбанты… Что ещё нужно для путешествия по захваченной шведами стране?

Конечно же, лошадь. Деньги, чтобы менять их каждые тридцать вёрст, у него есть.

Стоило опасаться сандомирских конфедератов, но к их местонахождению Мартин не поедет. А на границе с Пруссией снова сменит одежду и образ.

«Здесь Хаммер». Что это означало, он не знал и знать не желал. Его дело — передать слова кому надо, и как можно скорее.

Любой ценой.

6

…К тому моменту, когда шведская армия — строго по принципу «Мы не ищем лёгких путей» — уже вышагивала по направлению к Минску, где планировалось собрать все силы в единый кулак и ударить по русским, преграждавшим путь на Смоленск, двое всадников проезжали в окрестностях Киева.

В сам город они решили не заходить: там стояли русские полки под началом Фёдора Головина. Отцу-иезуиту было совершенно неинтересно с ними встречаться. Его провожатому — тоже. К слову, «пан Владислав» по пути успел нарваться ещё на одну дуэль с каким-то полунищим польским шляхтичем. Она, к обоюдному удовольствию, завершилась лёгкой царапиной противника — «до первой крови» — и дружеским ужином на троих. Катя сочла за лучшее поддерживать имидж оригинала-дуэлянта, который лезет в драку при любой попытке осмеять его «женоподобную» внешность. Тогда торнская история не покажется чем-то из ряда вон выходящим. Теперь выговор пришлось выслушивать уже от святого отца. «Пан Владислав» лишь отмахнулся: «Если не защищать свою честь, то какой тогда в ней смысл?»

Тем не менее, пустоголовым фатом и забиякой её новый образ не был. Из их бесед отец Адам должен был заключить, что молодой спутник далеко не глуп, хоть и экстравагантен. Говорили-то о большой политике, притом суждения об оной казались иезуиту вполне здравыми. А, когда из-за заснеженных кустов на путников наскочили лихие людишки — около четырёх рыл самого уголовного облика, — ничтоже сумняшеся от них отбился. Словом, труса «пан Владислав» тоже не праздновал. Получился и впрямь эдакий молодой шевалье де Еон, ещё неоперившийся и ершистый, но уже проявляющий задатки политика. Или шпиона. Ну, а сам иезуит… В этой конторе дураков не держали никогда. Именно поэтому приходилось не роль играть, а буквально перевоплощаться. Даже думать по-польски, спрятав свою истинную личность как можно дальше.

И — да — иезуит за всё время пути не проявил даже намёка на какое-либо подозрение. Но Катя дала себе слово, что постарается отныне больше никогда не влезать в подобные авантюры. «И так с головой беда, не хватало ещё раздвоение личности заработать…»

— …Хотел спросить, святой отче, — проговорила она, когда они, заночевав в каком-то мелком селе под Киевом, наутро тронулись в путь. — Успеем ли добраться к Рождеству? Вон, дорогу как развезло, снова оттепель. Будто не декабрь, а какой-то март.

— Должны, сын мой, — со вздохом ответствовал отец Адам. — Ибо на празднование Крещения мы обязаны быть уже в расположении его величества — с бумагами от гетмана.

Спрашивать, о каком величестве идёт речь, Катя не стала: Зеленский работал напрямую на Карла, минуя декоративного Станислава. И правда, какой смысл служить табуретке или тумбочке.

— Надеюсь, это будет уже в Смоленске, — немного беспечно, как и полагалось юнцу, заявила она. — Да, святой отче, мы ныне находимся в землях, которые царь Пётр считает своими. Киев объехали стороной, чтобы не сталкиваться с русскими, а в Батурине, насколько мне известно, тоже стоит какой-то их полк… Опыт мой невелик, однако я понимаю, что наверняка там достаточно наших людей, чтобы мы с вами не чувствовали себя …неуютно. Но что, если кто-то из окружения гетмана уже донёс царю о переговорах?

— Наверняка донесли, я в том уверен, — иезуит поёжился под плащом: уж лучше был бы мороз, чем стылая сырость, разлитая в воздухе. — Должно быть, вы в этих краях впервые.

— Впервые, отче.

— Значит, вы не знались с местными схизматиками. Сказать по правде, немного потеряли. Люди в высшей степени ненадёжные, доносят друг на друга по любому поводу. Впрочем, и поводы для доносов дают регулярно. Тот же гетман — он обязан царю Петру практически всем, что имеет. А вы сами видите, куда и зачем мы с вами едем.[6] Точно так же он при случае предаст и его величество.

— Надеюсь, его величество осведомлён об этом свойстве его натуры?

— О, да. Потому расчёт гетмана на будущее предательство вряд ли оправдается. Когда он перестанет быть полезен нашему королю, его величество обязательно придумает для гетмана что-нибудь …интересное.

— Почему-то мне его нисколько не жаль, — коротко рассмеялась Катя. — Предатели вызывают омерзение, но при этом бывают весьма полезны. В том и заключается секрет их живучести.

— Рад, что вы в столь юном возрасте понимаете такие непростые вещи, сын мой…

Распутица, заставшая их на дороге в Батурин наверняка подкорректировала и планы шведов, замедлив их продвижение. Знать этого Катя не могла, но логика подсказывала, что скорость упала у всех, кто оказался в зоне действия тёплого атмосферного фронта. Так что до Батурина они со святым отцом добирались пять суток с хвостиком. Прибыли как раз за неделю до католического Рождества, которое на одиннадцать дней предваряло православное[7].

Здесь католиков было немного, но так как они наличествовали, то и появлению в городке ксендза никто не удивился. А гетманская столица действительно не заслуживала наименования «город», несмотря на имевшуюся крепость. Кате он показался просто большой деревней с крепким забором. Именно сюда Мазепа старался свезти как можно больше припасов со всех подвластных земель. Провиантские склады ломились, присланный царём полковник радовался этому факту. На его месте «пан Владислав» был бы настороже — учитывая «послужной список» Мазепы. Но увы, давать советы местным офицерам она не вправе.

Стоп.

Давать советы она действительно не вправе. А вот приказать — может. Даже полковнику. Ведь он со стопроцентной вероятностью знаком с «особой инструкцией», которую рассылали всем командирам полков и их заместителям ещё год назад. Достаточно назвать себя, да присовокупить настоящий чин в Тайной иностранной канцелярии. И тогда в её распоряжении будет целый полк, со всем его стрелковым вооружением и артиллерией.

Как вариант при самом хреновом раскладе из всех возможных — сгодится, по принципу: «На безрыбье и рак рыба». Но основному её заданию пальба и шум только повредят. Если и обращаться за подмогой к местному гарнизону, то только в части вывоза захваченных документов. Или захваченного вражеского агента. Да и то, снова-таки, при плохом раскладе. А сам захват бумаг — в комплекте с агентом или без оного — обязан остаться вне поля зрения Мазепы. Гетман должен быть абсолютно уверен, что его присяга Карлу, подкреплённая письменно, попадёт адресату. Только тогда он станет действовать так, как этого хотел Пётр.

7

Улыбчивый молоденький пан, сопровождавший отца Адама, не понравился гетману сразу и прочно. Почему? Он и сам не мог этого сказать, но вот возникла неприязнь, и всё тут. Впрочем, наверняка дело было в его слегка женоподобном облике и странноватом поведении. Понаберётся молодёжь французских манер, а у стариков, вроде Мазепы, от того голова болит… Впрочем, дело прежде всего. А этот полячишка останется на закуску.