Россия и борьба Греции за освобождение. От Екатерины II до Николая I. Очерки - Арш Григорий Львович. Страница 53

Предполагая в то же время возможность упреков в свой адрес из Петербурга, Рикорд писал К. В. Нессельроде в донесении от 1 (13) сентября 1832 г., что, «доставляя средства к восстановлению мира, спокойствия и нормального положения, я не думаю, что я вышел за рамки моих обязанностей и без страха представляю мое поведение на суждение Вашего превосходительства» [426]. В ответ Нессельроде, не давая какой-либо прямой оценки действий адмирала в данном конкретном случае, в очередной раз напоминал ему, насколько важно, «чтобы Вы старались оставаться в соединении с Вашими коллегами и тщательно избегать всякого предмета дискуссий или несогласия с ними» [427].

Попытки Рикорда содействовать национальному согласию и прекращению междоусобиц эффекта не дали. Более того, французы, действуя в интересах главы «французской партии» И. Колеттиса, установили свое господство в Навплии и стали притеснять членов Сената, состоявшего в основном из сторонников «русской партии». В связи с этим сенаторы решили покинуть Навплию и перебраться в более безопасное место. Но осуществить это намерение решились лишь семь сенаторов – меньшинство членов этого органа. В ночь на 28 ноября (10 декабря) 1832 г. они тайно отплыли из Навплии и перебрались на остров Спеце.

Здесь они образовали временное греческое правительство, которому собирались вручить до прибытия Оттона кормило правления. Пост председателя временного правительства был предложен Рикорду. По словам автора исторического очерка о греческой войне за независимость, выбор этот объяснялся тем, «что за все время пребывания своего в водах Греции Петр Иванович Рикорд снискал всеобщее расположение греческого народа, любившего его за дознанные всеми чувства живейшей симпатии к греческому народу, его прямоту и твердость характера и за то, что русский адмирал пользовался более всех других искреннейшею дружбою покойного президента графа И. Каподистрии». Законность этого выбора сенаторы мотивировали тем, что, как уже говорилось, 5^е Национальное собрание предоставило Рикорду право греческого гражданства [428]. Разумеется, избрание адмирала российского императорского флота главой греческого правительства могло иметь лишь символическое значение, и Рикорд отклонил эту честь.

Следует сказать, что в Петербурге не получили сколько-нибудь достоверной информации о столь значительном событии, как бегство части греческого Сената из Навплии. Рикорд сообщал, что он противился этому отъезду и направил Сенату соответствующее письмо [429]. При этом адмирал не упомянул, что сам переезд сенаторов произошел при помощи российской эскадры. К. В. Нессельроде в письме от 31 января (12 февраля) 1833 г. выразил удовлетворение в связи с тем, что Рикорд не был согласен с выездом Сената из столицы, но выражал сожаление, что адмирал обратился к Сенату сам, а не сделал это через барона П. И. Рикмана, поверенного в делах России в Греции. В подобном случае, продолжал вице-канцлер, это показало бы, что «люди, которые представляют Россию в Греции, действуют всегда на основании тех же самых инструкций и в самом совершенном согласии» [430]. Здесь вице-канцлер весьма прозрачно намекает, что между адмиралом и поверенным в делах отношения были не самыми лучшими. Рикорд никак не мог согласиться с мнением Рикмана о необходимости смягчить свою позицию в сношениях с английскими и французскими резидентами и адмиралами и идти им на уступки.

25 января (6 февраля) 1833 г. в Навплию прибыл на английском фрегате «Мадагаскар» баварский король Греции Оттон. Вскоре после начала баварского правления Николай I решил вернуть русские корабли на родину. В июне 1833 г. российские суда, одно за другим, покидали воды Греции. Через Константинополь вернулся в Россию и вице-адмирал. Рикорд мог покинуть Грецию с высоко поднятой головой: русские моряки под его командованием в 1828–1829 гг. внесли достойный вклад в освобождение Греции. В последующие годы адмирал в трудной борьбе со своими «коллегами» твердо поддерживал национальные силы Греции, стремившиеся сохранить дружественные русско-греческие отношения.

По возвращении в Россию Рикорд занимал ряд высших должностей в военно-морском флоте. Одновременно он активно занимался научной и общественной деятельностью, был членом С.-Петербургской Академии наук, Московского университета, ряда научных и технических обществ. В эти мирные годы Рикорд часто делился с друзьями воспоминаниями о своих походах по разным морям и океанам. Воспоминания его о походе на Средиземное море были смешанными. Как уже говорилось, адмирал до конца своих дней с гордостью вспоминал об осуществленной им зимней блокаде Дарданелл. В то же время, по сообщению его биографа, общавшегося с адмиралом в последние годы его жизни, из Греции «вынес он, вместе со славою, тяжелые воспоминания о смерти Каподистрии и о кознях начальников английской и французской эскадр, которые втайне действовали против Рикорда и несчастного президента Греции» [431].

П. И. Рикорд скончался 16 (28) февраля 1855 г. в возрасте 78 лет. Смерть настигла его на боевом посту: после начала Крымской войны он был назначен командующим эскадрой, которая должна была защищать Кронштадт от вошедшего в Балтийское море английского флота.

О человеческих качествах и достоинствах выдающегося российского адмирала известный журналист Н. И. Греч писал: «Природа одарила его умом ясным, проницательным и твердым. Он умел найтись в самых затруднительных обстоятельствах жизни и службы; ясно понимал свое положение и средства, и действовал по избранному пути неуклонно, безостановочно, внимая только голосу долга и чести» [432].

Пять лет, проведенных этим выдающимся мореплавателем и доблестным военным моряком в Греции, представляют важную страницу в истории традиционных русско-греческих связей. Эта «греческая» страница в биографии Рикорда заслуживает дальнейшего изучения, основанного на привлечении новых источников, в особенности архивных.

Установление русско-греческих дипломатических отношений (1828–1833)

Вечером 5 (17) сентября 1828 г. на остров Порос, у побережья Пелопоннеса, где находился тогда Иоанн Каподистрия, прибыл русский дипломатический представитель М. Н. Булгари, вручивший правителю Греции свои верительные грамоты. К установлению самодержавной Россией дипломатических отношений с республиканской Грецией вел долгий и извилистый путь. Как известно, Александр I резко осудил освободительную акцию Александра Ипсиланти, ставшую началом Греческой революции. Россия в согласии с другими членами Священного союза отказалась допустить на последний конгресс союза, проходивший в Вероне в ноябре 1822 г., представителей греческого правительства. Эта негативная позиция способствовала падению традиционного влияния России в Греции, чем не преминула воспользоваться Великобритания, ее главная соперница на Балканах и Ближнем Востоке. В марте 1823 г. она признала восставших греков воюющей стороной. В следующем году банкиры Сити предоставили революционной Греции заем. Укреплению греко-английских связей способствовало развернувшееся в Англии мощное филэллинское движение, самым выдающимся представителем которого стал великий английский поэт Джордж Байрон. В Петербурге, где Грецию всегда рассматривали как сферу своего если не исключительного, то преобладающего влияния, эти действия Англии вызвали большое беспокойство. Руководству России стало также известно, что Ч. Стрэтфорд-Каннинг, назначенный послом Великобритании в Константинополе, в конце 1825 г. на своем пути в турецкую столицу имел на острове Идра неофициальную встречу с представителями греческого правительства [433].