Подьячий Разбойного приказа (СИ) - Костин Константин Александрович. Страница 35
Во-вторых — это в Москве Морозовы да Дашковы с Телятевскими большие фигуры. А во Пскове воеводой сидит боярин Нащокин, из рода, который получил Источник чуть больше ста лет назад, и по этому причине старых бояр и князей несколько недолюбливает. Последняя боярская война за псковский источник пятнадцать лет назад закончилась. Победой Нащокина, естественно. Так что Нащокин сидит там так плотно, что любая попытка мутить что-то во Пскове сразу же станет ему известна и приведет к очередной войне. Каковая никому не нужна.
Ну и в-третьих — отец у меня не хрен собачий, а погибельный староста. Самим царем на эту должность утвержденный, это помимо того, что народом выбранный. И прыгать на него — все равно что идти против царя. А тот терпелив-терпелив, да может и разгневаться. Опять. А бояре еще после прошлого раза нервно икают…
Будем надеяться, что с отцом все будет хорошо.
Кстати, а чего это я сижу? Все вроде как думают, что я планы строю, как жить дальше, а я тут, если честно, смотрю, дышит ли Настя… в смысле, смотрю как она дышит… ну… нет, не на грудь ее пялюсь! Смотрю, как дышит!
Так вот, вместо того, чтобы смотреть на ее… дыхание… порылся бы лучше в письмах, которые с риском для жизни попятил у Телятевского. Там должно — просто обязано — быть что-то, что подскажет, что делать.
Я раскрыл кожаную сумку, достал пачку бумаг. Письма, ага. Молодец, сразу их опознал. Свитки, с разными печатями и без них.
Так. Так, так, так…
Письмо от вологодского воеводы… От польского подскарбия… От казацкого атамана… От кого-то непонятного, что отписывает о происходящем в Астрахани… От еренского казначея… От кого-то непонятно, кто отписывает о происходящем в Мангазее…
Оп-па, стоять.
Я вчитался в строки, аккуратные, но, мать его, написанные здешним вычурным почерком, читать который не проще чем немецкий готический шрифт.
«…поиски продолжаются, однако, князь, с прискорбием вынужден сообщить, что поиски в очередной раз не увенчались успехом. Источник Осетровских по-прежнему для нас недоступен…»
Я опустил листок. Вот это новость. Все уверены, что Морозовы получили источник разгромленных Осетровских — моих, предположительно, родных — отчего и получили такую силу, а они, оказывается, до сих пор его ищут. Интересно… А если я, предположим, и вправду из Осетровских и найду этот Источник… Ага, его Морозовы и Телятевские уже почти двадцать лет ищут, а тут ты пришел — раз, два и нашел.
Что там дальше?
«…ждем прибытия природной ведьмы…».
Так. Снова интересно. Зачем ждут — не сказано, но из общего смысла письма понятно, что ведьма должна как-то найти Источник. А ведьмы у князя-то и нет. Была она и ту сынок ножичком зарезал до смерти. Испортил отцу все планы. Не удивлюсь, если в наказание отец его отправил смотреть, откуда растет трава. Времена сейчас суровые…
Что еще?
«…говорят, что в городе опять видели Кондратия. Что еще раз подтверждает, что Источник все еще здесь. Стережет его Кондратий…».
Что за Кондратий, от кого Источник стережет, и как, и какое вообще отношение к Источнику имеет — неизвестно. На месте разберемся.
План готов.
Мы едем в Мангазею.
Глава 27
Пальцы Насти чуть дрогнули… стоп, а как давно я держу ее руку в своей? Судя по потемневшим глазам Клавы — давно.
Настя в себя приходит!
Девушка открыла глаза, чуть прищурилась и всмотрелась в меня.
— Ты жив…
Я сжал ее пальцы. Я-то жив, а вот твоя мама…
— Мама умерла… — спокойно, как-то подозрительно спокойно произнесла Настя, — А стрельцы?
— Не буду врать, они выжили.
— Плохо… Плохо…
Настя зашевелилась и села на полке. Чуть качнулась, приложила ладонь ко лбу, обвела помещение взглядом.
— Баня? Это та самая, где мы Кузнеца пытали?
— Кузнец тоже мертв.
— Как и моя ватага, — буркнула Аглашка, явно тоже недовольная тем, что я нахожусь слишком близко к девушке… к другой девушке.
Настя потерла виски:
— Кто вообще выжил в Москве?
— Все остальные, — развел руками я.
— Хочешь покушать? — Клава не выдержала и протиснулась к Насте, мягко оттеснив меня от нее. В руке она держала горшок с чем-то дымящимся. Суп, что ли.
Настя задумчиво посмотрела на нее.
— Ты кто?
— Я? Клавдия.
— Откуда ты взялась… Клавдия?
— Я… с Викешей… — княжна чуть отступила назад, ее глаза округлились от некоторого испуга.
Глаза Насти сверкнули. В мою, между прочим, сторону.
— С Викешей, значит? С Викешей?
— Это Клава, — влез я, оттирая пухляшку с ее супчиком, — Она помогла найти мне нужные бумаги в тереме князя Телятевского.
— А сама она там как оказалась? — голосом Насти можно было полировать алмазы.
— Она… ну… она дочка князя. Она сбежала из дома. Вместе со мной… то есть!
Поздно. Настя вскочила, застонав и схватившись за голову, но тут же выпрямившись обратно:
— Ты! Ты соблазнил дочку князя!
— Нет!!! — хором вскрикнули два ярко-алых человека. То есть, я и Клава.
Довольно щурящейся Аглашке только попкорна в руках не хватало, она наслаждалась ситуацией.
— Я просто сбежала, — попыталась объяснить Клава, — С Викешей, но без него. В смысле, не потому, что он мне нравится… Нет, он мне нравится, но сбежала я не поэтому… И с ним не поэтому… Сбежала, в смысле…
Настя чуть наклонила голову и прищурилась, разглядывая опустившую голову и ковыряющую доски банного пола носком сапожка Клаву.
— Ладно. Допустим. И ее, наверное, ищут? А ты помнишь, ВИКЕША, что бояре чувствуют свою кровь?
— У меня есть амулет, — там, где дело не касалось взаимоотношений с противоположным полом, Клава была спокойной и серьезной, — Отец не найдет меня.
— Ты уверена?
— До сих пор же не нашел.
— Что-то я никогда не слышала о таких амулетах…
— Это боярские тайны, — Клава скрестила руки на груди.
— И много у тебя таких тайн, княжна?
Клава все же растерялась.
— У нас у всех куча тайн, — снова влез я. Я предполагал, что Настя, после того, как очнется, может впасть в «голубой экран смерти», вспомнив о гибели мамы. Но все трагические новости она как будто откладывала на дальнюю полочку мозга, мол, я подумаю об этом попозже, вместо этого непонять с чего взявшись третировать Клаву.
— Каких? — Настя резко повернулась ко мне и неожиданно осеклась, под моим внимательным взглядом.
— У меня, например, родинка на попе, — хихикнула Аглашка, — На левой.
— Мне амулет сделала Василиса, — покраснела Клава, — Жена отца. Она природная ведьма была…
Настя помолчала, опустив взгляд.
— …а еще, — Клава вздохнула, как будто собиралась нырнуть в ледяную воду, — У меня тоже на попе родинка есть. Вот.
Тоже мне тайна. На левой. Нечего к зеркалу спиной стоять.
— Ну, раз никто больше тайн рассказывать не собирается — расскажу я, — я присел на край полка, — Значит, так…
— Значит, так, — вмешалась тетя Анфия, все это время тихо возившаяся в углу с обедом. Это у нее Клава супчик утащила, — Пока все не поедят — никаких больше тайн. А родинка на попе у меня тоже есть.
Тетя по-девчоночьи хихикнула и показала острый язык.
После тихого обеда, все гремели ложками, черпая щи из одного горшка и отгоняя Аглашку, которая не столько ела, сколько пыталась выудить кусок мяса пожирнее. Следом мы допили квас, и зажевали его икрянниками, кусочками запеченной икры.
А потом я рассказал. Всё. Мы все здесь в одной лодке.
Про то, что я могу выучить больше пяти слов. Про то, что на меня не действует магия бояр (в этом месте Клава распахнула свои глазищи). Про то, что я, возможно, имею какое-то отношение к истребленному роду Осетровских, правда, до сих пор непонятно — какое. Про то, что вычитал в письмах Телятевского — про потерянный Источник, про продолжающиеся поиски. Про украденный венец. Про то, зачем за мной погнались сразу и Морозовы и Телятевские.