Один-единственный (ЛП) - Хиггинс Кристен. Страница 15

Так вот… нам было хорошо вместе. Отношения оставались свободными, а если Ник смотрел на меня слишком… серьезно или вроде того, я командовала ему стереть это выражение с лица, и он подчинялся. Секс же, надо отметить, был сногсшибательным. Не то чтобы мне было с чем сравнивать, но я и так знала. Я делала вид, будто это ничего не значит, и мы не обсуждали эту тему, но все равно я знала.

Ник предоставил мне полную свободу действий, никогда не давил, никогда больше не говорил, что любит меня, перестал шутить о браке. Когда в конце учебного года, через восемь месяцев после нашей первой встречи он уезжал в Нью-Йорк, я чувствовала себя так, словно вот-вот умру.

— Счастливого пути! — бодро окликнула я, когда он сел в свою потрепанную машину, и темная штука в моей груди опасно вздулась. Ник завел двигатель, я же продолжала улыбаться. Вытащила телефон и притворилась, будто проверяю сообщения, которых даже не могла разобрать, так яростно моргали мои глаза.

Но тут Ник заглушил мотор, выскочил из машины, обнял меня, я крепко, до боли, обняла его в ответ, и он неистово меня поцеловал.

— Я буду скучать, — шепнул он, а я не могла произнести ни слова, до того мучительно было представить разлуку даже на день, не говоря уже о том, чтобы навсегда, ведь я, конечно же, не надеялась, что у нас получатся отношения на расстоянии.

Но они получились. Ник ежедневно звонил мне, и мы часами болтали. Он писал мне электронные письма по меньшей мере раз в день, присылал кричаще яркие футболки с надписью «Нью-Йорк Сити», кукол в форме «Янкиз» (я прокалывала им головы булавками и отправляла обратно) и по-настоящему отличный кофе из магазинчика на Бликер-стрит. Тем летом я проходила практику в одной юридической фирме в Хартфорде, и Ник пару раз в месяц приезжал поездом в Коннектикут повидаться со мной, поскольку я как-то стеснялась ездить к нему.

В октябре от аневризмы скоропостижно умерла мать Ника, и я отправилась на машине в Пелхэм, штат Нью-Йорк, на похороны. Когда я вошла, выражение его лица — любовь, удивление и благодарность — поразило меня в самое сердце. Он познакомил меня со своей немногочисленной семьей: тетей, парочкой двоюродных сестер. Родители Ника давно развелись, и мать больше не выходила замуж. Вернувшись на учебу, я посылала ему забавные карикатуры, вырезанные из «Нью-Йоркера» на кафедре английского, и пекла овсяное печенье с изюмом к его приезду.

Ник был саркастичным, умным, внимательным, насмешливым и немного печальным… неотразимое сочетание. Всплеск эмоций при его виде, удовольствие от звука его голоса, возбуждение — все это… пугало. Мы были, простите за банальность, родственными душами, хотя я скорее воткнула бы себе вилку в яремную вену, чем сказала бы это вслух.

Поэтому старалась поддерживать в отношениях легкость, ловко избегала серьезных и прочувствованных моментов, ни разу не произносила три коротких слова. До той самой ночи в Амхерсте, когда Ник приехал на редкие выходные. Я подавала документы в юридическую магистратуру, и по всей моей комнате были разбросаны заявления. Ни один из вузов, на которые я нацелилась, не находился в Нью-Йорке. Даже при том что Колумбийский и Нью-Йоркский университеты предлагали отличные программы экологического права, я не собиралась поступать туда. Не теперь, когда Ник обосновался на Манхэттене, нет уж. Это было бы слишком очевидно. Означало бы слишком многое. Не годится строить свою жизнь вокруг мужчины, как моя мать. Вспомните, к чему это привело.

Ник пролистал анкеты с буклетами университетов: Дьюка, Стэнфорда, Тафтса (14), — и одарил меня долгим, молчаливым взглядом, который я проигнорировала, разразившись какой-то глупой историей о своей соседке и ее неумении загружать посудомоечную машину. Мы пошли в кино на территории кампуса. Я делала вид, будто не замечаю обеспокоенности Ника.

Посреди ночи он, вскинувшись, проснулся.

— Все нормально? — сонно пробормотала я.

Он смотрел на меня, и его глаза при свете уличного фонаря казались чуть-чуть дикими.

Я села.

— Ник?

— Ты любишь меня, Харпер?

Я слегка вздрогнула. Возможно, дело было в темноте, или в конкретном моменте, или в немного потерянном выражении цыганских глаз, но я не смогла солгать. Я взяла его руку, посмотрела на нее, провела по пальцам, по нежной коже запястья и прошептала:

— Да.

Он кивнул. Не ответил, что тоже любит меня. В том не было необходимости. Я и так знала. Мы снова легли, Ник обхватил меня руками, и мне хотелось плакать, словно мое сердце разбилось бы, произнеси он хоть слово. Но он ничего не сказал, и на следующий день все вернулось в обычное русло. Мы больше не заговаривали ни о юридической магистратуре, ни о любви.

В день Святого Валентина на последнем курсе колледжа я наконец-то впервые приехала в Нью-Йорк, и мы действительно пошли на Бруклинский мост. Там было зябко, сыро и промозгло, пожалуй, не совсем так волшебно, как предполагалось, поскольку я всю дорогу умирала от холода, но Ник настоял, чтобы мы остановились посередине моста, типа проверить, удастся ли нам разглядеть в реке жертв мафии.

— Вот один, — кивнул Ник, — Сэл «Шестипалый» Пьетро. Не следовало ему толкать Кармелу Сопрано на крестинах (15).

— О, кажется, я тоже вижу, во-он там, — указала я, надеясь, что мы скоро отправимся к Нику, где займемся потрясающим сексом, а потом закажем огроменную кесадилью из «Бенниз Бурритос». — Вито «Пирожок» Делука плавает среди рыб, или какая там живность водится в Ист-Ривер. Может, пойдем уже?

Ник не ответил. Я оглянулась, но его не оказалось там, где он должен был стоять. Нет. Он опустился на одно колено, глядя на меня с таким глупо-счастливым выражением, что у меня чуть не остановилось сердце. В тот день на нем были перчатки с обрезанными пальцами, как у какого-нибудь диккенсовского сироты, темные волосы ерошил ветер, а на ладони лежало бриллиантовое кольцо.

— Будь моей женой, Харпер. Бог свидетель, ты не девушка моей мечты, но ничего, сойдешь.

Но его глаза… вот они говорили всю правду.

Если бы нашелся способ сказать «нет», не разбивая Нику сердце, я бы сказала. Если бы он не любил меня так сильно, можно было бы по-дружески пихнуть его и отшутиться. Но я знала — если скажу «нет», это будет конец. Поэтому пожала плечами и ответила:

— Ладно. Только я хочу пышнючее платье и одиннадцать подружек невесты.

Я сознавала, что мы слишком молоды. Понимала, что не готова к семейной жизни. Хотела повременить, и лучше не один год. Но едва мы обручились, Ник начал массированную атаку за скорейший брак, и я проиграла битву.

Спустя одиннадцать месяцев после сделанного Ником предложения и полгода после свадьбы мы оба проиграли войну.

ГЛАВА 5

— Ник! До чего же я рада тебя видеть, честное слово! Ну-ка, немедленно обними меня!

Через несколько секунд после нашего с Деннисом прибытия к охотничьему домику позади нас притормозил Ник. Я еще не успела выбраться из машины, как со ступенек вихрем блондинистых локонов и спандекса обрушилась моя мачеха. В смысле, обрушилась на Ника. Не на меня.

— Беверли, вы все хорошеете, — обнял ее Ник.

— Только послушайте его, врет и глазом не моргнет! Дай я на тебя как следует посмотрю! Ох, ну надо же! Красив как сам дьявол, храни тебя господь! — Мачеха снова стиснула моего бывшего мужа в объятьях, затем глянула на меня: — Харпер, ты видела Ника?

— Видела, — ответила я, отворачиваясь, пока тот пожимал руку моему отцу.

— Мы встретились по дороге сюда, — объяснил Ник.

— Чудесно! Ах, дорогой, ты воскрешаешь в памяти счастливейшие воспоминания!

— Или кошмарнейшие, это еще как посмотреть, — пробормотала я.

«Неужели мои родные позабыли, какой я была тогда разнесчастной? Неужели всем обязательно настолько обожать моего бывшего мужа?»

— Пап, поможешь мне с вещами? А то у Денниса поясницу прихватило. — Я повернулась к Нику: — Он сорвал спину, спасая троих детей из горящего дома. Верно, дорогой? — «Ваша честь, обращаю внимание суда: мой парень настоящий герой».