Один-единственный (ЛП) - Хиггинс Кристен. Страница 46

— Точно, — подтвердил он.

Вокруг не было ни звука, кроме шума дождя. Окна машины запотели, отгородив нас от внешнего мира. Я провела пальцем по следу от растаявшей градины на приборной панели.

— Тогда вот что, Ник…

— Да, Харпер? — Должно быть, он что-то уловил в моем тоне, поскольку передвинулся, внимательно приглядываясь ко мне.

Я положила руки на руль в позиции «без десяти два» и посмотрела прямо перед собой.

— Тогда у меня возникает один вопрос.

— Какой же?

— Твой отец был никудышным родителем, но ты заботишься о нем, устраиваешь его жить поблизости, проведываешь, хотя он ни во что тебя не ставил. — Я покосилась на Ника. Его прежняя улыбка исчезла. — Твой сводный братец годами из кожи вон лез, чтобы отравить тебе жизнь, но ты пожимаешь этому идиоту руку и вежливо общаешься с ним на свадьбе.

Еще один взгляд украдкой обнаружил, что теперь Ник супится.

— Ты и Джейн отдалились друг от друга, — негромко продолжала я, — а если без экивоков, то она, как я догадываюсь, встретила другого и закрутила роман. — Я сделала паузу, возвращаясь глазами на дорогу. Молчание Ника подтвердило мои подозрения. — Но вы остаетесь друзьями, ты по-прежнему видишься с ней, по-прежнему любишь ее дочь.

— К чему ты клонишь, Харпер? — натянуто спросил он.

Я сглотнула. А когда снова заговорила, мой голос был тихим-претихим.

— Так вот, мне хотелось бы знать, почему ты можешь простить всех, кроме меня.

Шум дождя уменьшился до легкого шелеста. Я посмотрела на Ника. Он опустил глаза на Коко, все так же держа ладонь на ее спине. Гудевшее между нами напряжение усилилось и словно обвилось вокруг моего сердца, сжимая его.

«Пожалуйста, — мысленно попросила я. — Пожалуйста, скажи мне».

Ник не поднимал глаз.

— Не знаю, Харпер, — хрипло ответил он, и я поняла, что это ложь. У меня вдруг перехватило горло.

Иногда прошлое слишком далеко, чтобы возвращаться к нему. А некоторые вещи не имеют срока давности и лучше их никогда не затрагивать. Я знала это. Знала.

Отчаянно желая чем-то себя занять, я повернула ключ зажигания — аккумулятор же работает, пусть даже двигатель заглох — и включила обдув окон. Стекла прояснились. Дождь постепенно прекращался, золотой солнечный луч прорезал облака. Коко, подняв голову, зевнула.

— Пожалуй, надо проверить, что там с машиной, — сказал Ник.

— Пожалуй, надо, — согласилась я. Мой голос снова звучал нормально. — Не то чтобы ты в этом разбирался…

Он метнул в меня ухмылку и выбрался наружу. Я последовала за ним.

Воздух после грозы сделался чистым и сладким. Если на машину и попала кровь антилопы, ее благополучно смыло потоками из хлябей небесных. Я подошла к Нику, который улегся на землю, заглядывая под днище. Коко лизнула ему коленку.

— Что видно? — поинтересовалась я.

— Железки. Шины. Шланг, из которого капает какая-то жидкость. Опа, а вот и еще кое-что. Сувенирчик.

Ник вытащил и протянул мне какой-то предмет, вглядевшись, я отскочила назад с криком:

— Боже, какой ужас!

Это был рог несчастной мертвой антилопы.

— Не хочешь взять на память? — спросил Ник, с ухмылкой поднимаясь.

— Нет! И тебе, Коко, тоже нельзя. Фу, гадость.

Ник выбросил рог на обочину.

Я порылась у себя в сумке:

— Возьми. Антисептик для рук. Протри хорошенько.

Он послушался, пристально глядя на меня. Нервируя меня.

— Так что? — спросила я. — «Мустанг» забодан насмерть?

— Похоже на то. Очень плохо, что ты не заметила на дороге такое крупное млекопитающее, да еще рогами кверху.

— Ага. Меня слишком шокировала твоя сногсшибательная новость. Об очаровательной падчерице.

— Завидуешь?

Я изобразила улыбку.

— Да нет. Мы с Деннисом планируем завести детей. Шестерых крепеньких, красивых, черноволосых ребятишек. Или восьмерых.

— Назовите одного в мою честь, — осклабился Ник, наверное, догадываясь, что в каком-то плане я вру. Вот гад. Неужели нельзя притвориться ревнивым, ну хоть чуть-чуть? А? Я сузила глаза и ничего не ответила. Толку-то? Мы с Ником раздражаем друг друга. Пререкаемся, ссоримся, воюем, негодуем и осуждаем. И все по высшему разряду, особенно, где дело касается нас двоих. Что бы ни произошло в машине несколько минут назад, что бы я ни надеялась услышать, что бы он ни собирался сказать… лучше оставить это в покое.

И нельзя упускать из виду, что мы застряли где-то посреди Восточной Глухомани Захолустьинского округа. Ни людей, ни машин, ни живых антилоп, чтобы добраться до цивилизации. Ник полез на заднее сиденье, пошарил в холодильнике, вытащил две бутылочки сока и протянул одну мне.

— Экономить припасы не надо? — поинтересовалась я, шутя только наполовину.

— Не-а. Кто-нибудь да объявится.

— Ручаешься, Ник? А то я уже лет сто не видела ни одной машины. Или двести.

В этот самый момент послышалось тарахтение мотора. Ник одарил меня самодовольным взглядом и вышел на середину дороги, готовясь остановить нашего спасителя.

ГЛАВА 14

— Конечно, у нас есть механик, а то как же. Ларс Фредриксен. Он все вам наладит, не переживайте.

Мы с Коко сидели в кабине пикапа между Ником и диаконом Маккейбом, нашим спасителем. Его слова лились бальзамом на мою измученную душу. Со вздохом облегчения я почувствовала, как расслабляются мои плечи. Диакон, брызжущий простонародными словечками и округленными гласными, казался таким замечательным, каким только может быть живой человек. Его старенький драндулет славно пах машинным маслом. На зеркале заднего вида мерно покачивалось распятие, а от самого Маккейба отдавало сеном и табаком — очень приятное сочетание.

И то, что я сидела прижатая к Нику… да, это тоже было чертовски здорово. Он обнимал меня — ладно, с технической точки зрения не обнимал. Технически его рука лежала на спинке сиденья за моей спиной, но я чувствовала себя… уютно. Воздух сделался довольно прохладным. К сожалению, мой свитер лежал в красном чемоданчике, который теперь ехал в кузове пикапа. А вот Ник был чудесно теплым. И вкусно пах. И казался раздражающе равнодушным к моему присутствию, во всяком случае, для мужчины, который любит меня и одновременно ненавидит.

Наш план был следующим: доехать до города (Гарольд, штат Северная Дакота, население 627 человек), нанять там буксировщика для несчастного «мустанга», а затем попросить местного автомеханика оценить ремонт поломки.

— Вы, ребятки, заночуете сегодня у нас, — объявил диакон. — Мотелей в нашем городе, знаете ли, как-то не водится, но милости прошу ко мне и моей миссис. Нечасто к нам попадают гости, нет, сэр. А нынче как раз праздник урожая, так что вы удачно к нам завернули. Повидаете настоящий американский праздник. Откуда вы, говорите?

— Мартас-Винъярд, штат Массачусетс, — ответила я. — Едем в аэропорт в Бисмарке. Это далеко?

— Да нет, совсем рядом. Часа два, от силы три.

— Отлично! — обрадовалась я. Если автомобиль Ника до утра не отремонтируют, просто заплачу кому-нибудь из местных, чтобы меня отвезли в столицу штата. Вырисовываются замечательные шансы завтра к этому времени оказаться в воздухе, на пути домой, туда, где я точно знаю, что делаю. Не могу дождаться.

— Так как оно там живется на Мартас-Винъярд, штат Массачусетс? — полюбопытствовал наш спаситель, и я с удовольствием принялась рассказывать ему о Менешме, о рыбацкой флотилии, о ветре и соснах, об океане, о веселых викторианских домиках Оук-Блаффс и об опрятных улочках Эдгартауна.

— Похоже, ребятки, у вас там действительно здорово, — прокомментировал Маккейб.

Ник ничего не сказал, только посмотрел на меня непроницаемым взглядом.

— Ага, — через минуту наконец-то отозвалась я. — Коко там нравится, правда, дорогая? — Моя собака согласно завиляла хвостом и возобновила попытки загипнотизировать доброго диакона в своего покорного раба.

Разговоры о доме напомнили мне, что надо позвонить отцу. Проверить, как там Томми. Посмотреть, чем можно помочь Беверли. Убедиться, хватает ли денег Уилле. В следующий вторник судебное заседание. И традиционный, раз в два месяца, обед с отцом Брюсом. Признаться, я подустала от нескончаемых полей, исчерченных пунктирным узором из огромных катушек сена, от плоского пейзажа, почти лишенного деревьев. По сравнению с этой пустынной равниной мой остров с его рваной береговой линией и уютными городками, с прочными каменными оградами и шумящими соснами казался абсолютно безопасным. Никакой незащищенной открытости, никакого палящего солнца. Никакого Ника.