Птичка (СИ) - Ростова Татьяна. Страница 36

— Значит, Миша — в отца. Папа у тебя жёсткий, как я понял. Скоро мне с ним предстоит разговор, что будем врать?

Она быстро облизала губы и лукаво блеснула на него взглядом: — Думаешь, он поверит?

— Я скажу, что вся компания разъехалась в разные стороны, Хорт — в неизвестном направлении, а я вот тебя доставил по его поручению домой.

Она восторженно смотрела на него: — Идеально. Лучше и нельзя придумать. Договорились — это официальная версия.

— Давай, твой первый ход.

Девушка решительно выдвинула пешку на одну клетку вперёд.

— А у меня пять сестёр, я старший. Племянников и племянниц море, и все мечтают, когда я опять женюсь. Об этом только и говорят, когда видимся.

— А ты бы женился снова после того раза?

— Не знаю, — пронзительно глядя, ответил он. — А ты бы вышла замуж?

— За тебя? — покраснела Маша.

— Да.

— Вышла бы, если ты бы предложил.

— Что, прямо сейчас?

Она пожала плечиком: — Сейчас папа бы не разрешил.

— Куда бы папа делся, — пробормотал мужчина, пряча улыбку.

— Он такой, ты его не знаешь, — вздохнула она.

— Ладно, я пошутил, ты сама ещё ребёнок, чтобы замуж… Может, ты завтра будешь идти по улице и встретишь парнишку твоих лет и забудешь, кто я такой.

— Я не ребёнок, — возразила она. — Хочешь, докажу?

— Попозже, — понимающе кивнул он, окинув девушку голодным взглядом, и сделал ход конём на доске.

— И не забуду я о том, кто ты, — обиделась она. — Ты такого, значит, обо мне мнения?

— Нет, просто в жизни всё бывает, Птичка, и новая любовь на голову сваливается, как снег.

— У тебя тоже, может, свалится. А я буду сидеть и ждать твоего звонка.

Он осторожно отодвинул шахматную доску в сторону и придвинулся к ней, взяв в ладони личико девушки.

— Не волнуйся о том, что может быть или не может, я же сказал — позвоню и приеду.

— Ты мне, кажется, небезразличен, — прошептала она. — Это странно звучит, Хорт всё ещё тут, — Маша яростно ударила в грудь, — но и ты там тоже.

Ферзь поцеловал её волосы, прижал к себе и глубоко вздохнул, чувствуя, какое нестабильное стало сердце за это лето.

Двадцать восьмого августа совсем похолодало. Было пасмурно, тускло, река превратилась в тёмное стекло, отражающее чёрные берега и серое небо.

Маша с Ферзем собирались, чтобы уехать. Скрутив палатку и одеяла, девушка туго перевязала их бечёвкой. Мужчина привязывал это прямо к мотоциклу, рассовывая вещи в объёмные кофры.

— Ты так замёрзнешь, — категорично сказал он и нарядил девушку в свою спортивную куртку, отчего она смеялась минут пять. Рукава, как у Петрушки, чуть ли ни волочились по земле, а куртка на ней превратилась в отличное пальто с запахом.

— Зато не замёрзнешь, и не спорь. Ехать долго до Москвы.

Глаза её потускнели, наполнились слезами. Она не хотела уезжать и расставаться с ним. Ей не верилось, что эти чудесные три недели наедине кончились. А казалось, они будут такими длинными.

Выбирались они пешком, тяжёлая «Yamaha» тонула в песке.

— Это место надо запомнить, — сказала она, неся пакет с мусором, чтобы выбросить по дороге в первый же мусорный контейнер — после себя они не оставили ни фантика. — Здесь так хорошо, и никто даже не потревожил ни разу.

— На следующий год приедем сюда, да?

— Обязательно, — вздохнула мечтательно она. — И не хочу никакого моря.

— Это точно, там всегда полно народу.

— Здесь тоже полно, но они как-то не мешали нам, — пожала плечами она.

Ехал он небыстро, Маша была в шлеме, который оставил для неё Хорт, отдав Ферзю при прощании. На ночь остались в придорожном отеле «Мираж». Ферзь почти всю ночь прокурил возле окна, пока девушка спала в чистой постели. Его мучило то, что он должен был оставить её и уехать, душа как будто покрывалась пеплом от этих мыслей.

Но вот и Москва, часа два они простояли в пробке, нахлебались выхлопных газов и одурелые приехали в Ново-Переделкино. Девушка указывала дорогу. Её высотка стояла прямо рядом с храмом, что удивило Ферзя.

Остановившись, он долго слушал звон в ушах от города, потом только слез с мотоцикла.

Девушка взяла пакет со своими вещами, рюкзак и сейчас показалась ему такой юной, совсем девчонкой. Но улыбка у неё была лукавая и немного дерзкая, как делают уверенные в себе красивые женщины.

— Пошли, будем врать хором, — сказала она и чуть не рассмеялась.

Тоненькая, в узких джинсах и синей куртке, застёгнутой наглухо, рядом с ним Маша казалась слишком хрупкой.

Дверь открыл отец, замороженным и потрясённым взглядом уставясь на огромного детину лет тридцати пяти, заросшего, стоящего рядом с его маленькой Птичкой.

— Папа, привет, — наигранно несмело произнесла она, чмокнула отца в щёку и протиснулась в квартиру мимо него.

Чёрный, как во сне, отодвинулся и пропустил молодого мужчину, длинные волосы которого были заплетены в косу сзади. Он был одет в кожаную куртку, джинсы, и смотрел внимательно и спокойно.

— Здравствуйте, — сказал он Чёрному.

Тот кивнул, выжидательно глядя. Из кухни вышла невысокая женщина, и стала крепко обнимать дочь, радостно вскрикивая и улыбаясь. Потом, переведя взгляд на мужчину, точно так же, как муж, посерьёзнела и насторожилась.

— Я привёз Пти… м-м-м Машу, — коротко сказал он и замолк, облизнув губы.

Родители Маши всё смотрели на него, и у Ферзя мелькнула мысль, что врать им будет нелегко.

— Это Ферзь, мама, папа. Он привёз меня в Москву, все разъехались, а он… привёз.

— Да? — спросил, темнея лицом, Чёрный. — Ферзь? Пройдём, Ферзь, в гостиную, не стой на пороге.

— Он вообще-то спешит, папа, — попыталась разрядить обстановку Маша. — Закинул меня сюда и всё, ему домой, в Казань ехать.

— Ничего страшного, поедет, — заверил её отец, и уселся в своё любимое кресло напротив метрового телевизора, повернув его к дивану, куда тяжело опустился Ферзь. Мужчина неуютно чувствовал себя под пристальным чёрным взглядом отца Маши.

Она было тоже присела рядом, но отец ей сказал: — Иди, принеси нам кофе, Птичка. Раз уж ты дома наконец.

Зоя закусила губу точно так же, как это делала девушка и села рядом с Ферзём. Молодой мужчина отметил, что в такие же синие глаза он успел влюбиться за это лето.

— Кто ты такой — Ферзь? — спросил Чёрный почти деловым тоном, но взгляд был недружелюбным.

— Я друг Хорта, мы познакомились, когда ехали на «Байк-шоу».

— И как Маша оказалась с тобой?

— Хорт попросил меня её отвезти, — спокойно и медленно, в своей манере ответил мужчина, сложив большие ладони в замок.

— И когда это было? — так же спокойно спросил Чёрный.

— Э-э-э, несколько дней назад, — сказал мужчина. Мы ехали два дня.

Чёрный быстро взглянул на помрачневшую, и даже испуганную жену.

— Очень интересно, потому что Хорта видели в Адлере мои знакомые неделю назад, он улетал в Москву. За границу подался после. И он им сказал, что о Птичке ничего не слышал уже месяц. Так кто ты такой, Ферзь?

В комнату влетела Маша с подносом, на котором стоял красивейший кофейник и несколько чашек с сахарницей. Поставив со звоном всё на журнальный деревянный столик, она испуганно, с тем же выражением, что и мать, взглянула на отца. Девушка сняла куртку, оставшись в майке с тоненькими лямками, и зря это сделала. Её внушительная татуировка была сейчас отлично видна, и при наклоне над столом её успели разглядеть родители.

— Папа, Ферзь мой друг, ты и дальше к моим друзьям будешь относиться, как раньше? Чтобы их у меня никогда не было? — звенящим голосом спросила она, перейдя в наступление.

— У мужчины, которому, я смотрю, не двадцать, есть язык? Он может за себя ответить.

Ферзь чуть улыбнулся и кивнул: — Да, Маша была со мной на берегу Дона три недели после того, как уехал Хорт. Он направлялся на Чёрное море.

— Кому с сахаром? — весело спросила Маша.

Никто не отозвался. Чёрный продолжал сверлить мужчину взглядом, потом перевёл взгляд на женщин и сказал: — Дамы, можно мы поговорим с Ферзём наедине?