Поцелуй русалки (ЛП) - Блазон Нина. Страница 26

За спиной Иоганна раздался шорох. Пока дядя Михаэль показывал царю свои планы строительства и высказывался о преимуществах, собранного им, станка, Иоганн вернулся к своему верстаку. Будто желая убрать с него лишнее, он снял сосновую плиту и поставил ее перед столом Ивана. С красными пятнами на щеках и пленительной улыбкой в мастерскую вплыла Марфа и потчевала гостей дорогим токаем, который она так же хорошо, как и денежный ящик, приберегала для таких случаев.

Царь просиял в ответ и взял изящный бокал из горного хрусталя на серебряной ножке в форме цветка. Он почти полностью исчез в его огромной ладони.

— Как я и люблю. Принеси Петрушке бокал вина! И еще один этому немногословному толстяку Зунду! — приказал он.

Карстен Зунд подскочил, взахлеб поблагодарил и выпил за его здоровье. Как Зунд, так и Михаэль внимательно следили, чтобы поднести чашу к губам только после царя.

Над хрустальным краем царь заметил Иоганна, а потом за ним на столе — «Санкт-Пауля». Иоганну стало жарко. Пустой бокал с пугающим треском хлопнул о дерево, когда царь его бросил на стол, под которым прятался Иван.

— Мой «Санкт-Пауль»! — закричал царь. Непроизвольно он снова перешел на русский. — Кто его сделал? Ты, Михаэль?

Дядя Михаэль медленно покачал головой.

— Мой племянник, Всемилостивейший Государь, — произнес он почтительно, — Иоганн. Он стоит перед Вами.

Иоганн подавил панику, надеясь, что его редко практикующийся поклон получился не слишком неуклюжим. Ему казалось, что царь буравит его взглядом. «Он теперь меня знает, — подумал Иоганн. — Я мог бы предостеречь его о Дережеве, но доказательств у меня нет. Даже если он мне и поверит, русалок ждет смерть». И с содроганием вспомнил мертвых существ, покачивающихся в спирте в шкафу Розентроста.

— Так, Иоганн, — крикнул царь. — Скажи мне, Иоганн, для кого ты выполнил этот заказ?

Иоганн испугался.

— Ни для кого, Всемилостивейший Государь. Я сделал его для себя.

Лицо дяди Михаэля, казалось, парило возле правого плеча царя, и Иоганн в ужасе увидел, как оно посерело. Он осознал, что ответ получился глупым. В новом городе царя Петра не было времени для праздности. Никто здесь для себя не работал.

— Так, — произнес лишь царь. — Отойди, я хочу посмотреть.

— Прошу Вас, Всемилостивейший Государь, — ответил Иоганн и, сохраняя присутствие духа, вставил, — Позвольте, я поставлю его на стол возле окна. Там больше света.

Царь опередил его.

— Давай, — приказал он, затем бережно поднял корабль, и отошел к окну.

Иван был спасен, если еще не умер там от страха. Царь Петр долго рассматривал филигранно вырезанные мачты.

— Ты даже воссоздал такелаж — и каждый узел сидит на своем месте, — бормотал он.

Иоганн отважился кивнуть, и покраснел от гордости.

— Откуда ты так точно знаешь, как выглядит мой корабль?

— Я его видел. В Архангельске.

— Я у тебя его покупаю, — распорядился царь. Безапелляционность, лежавшая в его словах, показывала, что он привык быть правителем всего мира. — Сколько ты просишь за него?

Иоганн растерянно оглянулся. Карстен Зунд шагнул вперед.

— Корабль уже продан, Всемилостивейший Государь.

По лицу царя скользнула тень.

— Это так? — он резко повернулся к Иоганну.

Лицо Карстена Зунда напряглось, и Иоганн осознал, какие цели он преследовал. Зунд хотел купить модель корабля, чтобы подарить ее царю Петру. Этот маневр Иоганн мог бы ему испортить. Язык у него прилип к небу, и ответ давался с трудом. Он, зло посмотрев на Зунда, вдруг понял, что не является игральной картой ни для него, ни для мирового владыки, и не желает ею быть. Мысль казалась такой неестественной, что Марфа и любой другой назвал бы Иоганна сумасшедшим.

— Я и в самом деле думал, его продать, — наконец произнес он. — Но теперь я передумал…

— Естественно, мой племянник Вам его подарит, — вторгся в разговор дядя Михаэль. Он вспотел.

Иоганн медленно покачал головой.

— Я… хочу его… или продать, или подарить.

Все лишились дара речи и умолкли. Дядя Михаэль судорожно хватал ртом воздух. Карстен Зунд схватился за голову. Он выглядел, будто Иоганну только что подписали смертный приговор. «Когда-нибудь ты станешь таким же сумасшедшим, как Митя», — подумал Иоганн. Ему стало дурно.

Царь разглядывал Иоганна с выжидательным выражением лица, будто только сейчас его заметил. Затем он повернулся и очень аккуратно поставил модель на стол возле окна.

— Ты и в самом деле любишь корабли, — констатировал он. — Но без корабля ты у меня не останешься. Раз не хочешь отдать маленький, тогда построишь мне большой корабль.

Затем он строго повернулся к дяде Михаэлю.

— Михаэль, ты моришь своего племянника голодом? — рявкнул он и указал на рубаху Иоганна, которая ему была великовата и болталась на плечах. — Покорми его еще пару недель и присылай ко мне. Я тебя вознагражу, — он доброжелательно улыбнулся Иоганну. — Когда ты поработаешь на моей верфи, то у тебя будут плечи, как у меня.

Он оглушительно захохотал, и погнал свою свиту из мастерской. На выходе Карстен Зунд бросил на Иоганна сердитый взгляд, и припустил вслед за царем. Раздались бормотание и топот, Марфа поспешила наружу, чтобы попрощаться.

Иоганн с Михаэлем приотстали. Они, должно быть, одинаково выглядели, оба с открытым ртом, оба бледные, с опущенными руками. «Я могу стать корабельным плотником, — пронеслось в голове у Иоганна. — Царь взял меня работать на верфь!». И задался вопросом, а не проснулся ли он после смутного сна. Его дядя наоборот, казалось, лишился сил, он с трудом добрел до следующего стола и тяжело оперся на него.

— Дядя Михаэль? — робко спросил Иоганн. В следующий момент он получил звонкую пощечину и в ужасе отшатнулся.

— Ты с ума сошел? — набросился на него дядя. — Ты совсем сошел с ума, отказывать царю в подарке?

От возмущения у Иоганна кровь прилила к щекам. Правая половина лица пульсировала.

— Он нас нанимал плотниками, а не покупал. Мы не его крепостные, — произнес он спокойно.

Дядя еще больше озверел.

— Он же царь! Как нам еще называться, нам нельзя его злить!

— А я его и не злил!

— Сегодня нет, потому что у него случайно оказалось хорошее настроение. А в другой раз и с другим настроением он бы тебя заставил расплачиваться разными способами. За ничтожный деревянный корабль.

— Это «Санкт-Пауль», — ледяным тоном ответил Иоганн.

Дядя Михаэль покачал головой.

— Игрушка это, — бросил он презрительно. — Ты с ним играешь, как играешь со своей жизнью. Боже мой, ты такой же легкомысленный и упрямый, как твой отец! Я не могу взять в толк, что происходит в твоей дурной голове?

— Что происходит в моей голове? — повторил Иоганн. — Если все так, как ты говоришь, тогда радуйся, что я уйду!

Злость и стыд за то, что дядя его ударил, глубоко засели у него голове. Но еще большей была обида за отца.

Дядя Михаэль грустно посмотрел на него. Затем он встал, пошаркал к двери мастерской и закрыл ее.

— Верфь — это искушение, — произнес он тихо. — Я понимаю тебя, Иоганн, гораздо лучше, чем ты думаешь. Ты считаешь, что можно спустить собаку с цепи, а затем она по одному свистку вернется обратно. Но ты себя переоцениваешь.

«Если бы ты знал, — думал Иоганн, — что за собаки шлындрают вокруг нашей мастерской».

— Царь больной человек, — тихо произнес Михаэль. — В однажды мы оба тоже станем больными. Тогда я был еще моложе, чем ты сейчас. В этой чужой стране моим единственным другом был Стефан Гаден, придворный лекарь. У него имелось полное представление о царской семье, русских песнопениях и затхлом воздухе за толстыми стенами Кремлевского дворца. Когда он приходил ко мне, мы выпивали. Царь Петр находился тогда еще в отроческом возрасте. Как ты знаешь, его отец, царь Алексей, был женат дважды. Когда он умер, новым царем стал единокровный брат Петра, Федор. Но вскоре и тот умер, ему было всего лишь двадцать и наследников у него не было. Царь Петр родился во втором браке. На самом деле первым в порядке наследования престола стоял его единокровный брат царевич Иван, но тот был слабоумным. И высокие сановники определили наследником Петра. Семья первой жены царя Алексея чувствовала себя ущемленной в правах на престол. Они пустили слухи, что Иван мертв, а убили его кровные родственники Петра, и начали подстрекать стрельцов — Кремлевскую гвардию. Стрельцов призывали к восстанию против их собственных командиров и царской семьи, — он перевел дыхание. — В мае они напали на дворец и убили сорок родственников Петра. Князь Михаил Долгорукий, командир стрельцов, был первым, кого его же собственные солдаты сбросили через перила на копья и бердыши своих товарищей. Разъяренная толпа убила двух братьев царицы, затем стрельцы убили лекаря, которого обвинили в отравлении царя Федора, — он уставился на свои руки. Они дрожали.