Личная слабость полковника Лунина (СИ) - Волкова Виктория Борисовна. Страница 35
— Продолжим или спать завалимся? — спрашиваю, улегшись рядом. Словно слепой веду пальцами по мокрым волосам жены, по губам и щеке. Может, кто-то бы и насытился, но мне мало.
Мне всегда Надежды мало. Ни с одной другой такого не было.
— Эта кровать не для сна, — улыбается Надя, поднимая глаза к потолку. — Но нужно отдышаться сначала. А то сойдем с дистанции.
— Конечно, любовь моя, — шепчу, притягивая жену к себе. А сам ликую мысленно.
Повезло! Как же мне повезло!
Глава 35
Утро, тягучее и медлительное, лениво вползает в спальню. На тумбочке пиликает местный телефон. Такой старый, с диском и трубкой на витом проводе.
— А? Кто? Что? — сонно выдыхает Слава. Внимательно слушает, а потом поворачивается ко мне. — Что ты будешь на завтрак?
— Клубнику, шампанское и круассаны, — шепчу, выныривая из сна. Такого сладкого и нежного, как и вся предыдущая ночь.
— Надь, — возвращает меня в реальность полковник. — Давай поконкретнее.
— Тогда омлет и кофе. — Зарываюсь с головой под одеяло. Прячусь от действительности, желая вернуться обратно в сладкую дрему.
— Яичницу, омлет и кофе, — бодро командует в трубку муж и отрезает не терпящим возражения голосом: — Через пятнадцать минут вас ждем.
Завалившись в постель, хлопает меня по попе.
— Ты первая в душ, Надюшка.
— Иди сам, — сонно отмахиваюсь я. — Я так рано завтрак не просила.
— Уже половина десятого, между прочим, — смеется муж. И со вздохом поднимается с кровати. — Ладно, я пойду. А ты вставай минут через пять.
«Ох уж мне эти полковники, — мысленно закатываю глаза. — Всю ночь спать не давал. А ранним утром объявил побудку. Ну и что, что половина десятого. Уснули-то мы около пяти».
Распластавшись по кровати звездой, улыбаюсь, как дурочка. Вот вовремя товарищ полковник появился в нашем Шанске. Повезло мне, что встретились.
Прикрываю веки, вспоминая, как муж нес меня на плече к машине. И неожиданно оказываюсь в Шанске. Иду с мужем под руку, а навстречу Торганов со своей кошелкой. Мы со Славой улыбаемся друг другу, а Виктор Петрович морщится недовольно, будто уксуса случайно хлебнул.
— Надежда! — зычно окликает меня Торганов голосом Славы. Да еще за ногу дергает.
Испуганно открываю глаза. Номер-люкс для свиданий. И муж, разгуливающий по комнате в одном полотенце.
— Рота, подъем! — шутливо приказывает Слава и добавляет со вздохом: — Если сейчас не встанешь, я приду к тебе. И по фиг на завтрак. Вот только когда из койки выберемся, не знаю.
— Ой! — Спохватываясь, бегу в ванную. Наскоро встаю под душ, чищу зубы. А потом, закутавшись в белый махровый халат, возвращаюсь в спальню, где уже на небольшом круглом столике расставлены блюда, прикрытые сияющими полусферами.
— Как в лучших домах Лондона и Парижу, — смеется Лунин. И приподняв крышку, принюхивается. — Зашибись, какой запах!
— Что там? — не справившись с любопытством, тяну шею.
Муж торжественно открывает блюдо, и я в изумлении гляжу на поставленную в центр большой тарелки небольшую пиалку с клубникой.
— Откуда здесь? — охаю, складывая руки в молитвенном жесте.
— Понятия не имею. Девушка услышала твою просьбу и расстаралась. Как тебе?
— Крышесносно! — признаюсь как на духу.
Мы долго завтракаем. Кормим друг друга спелыми ягодами. И никуда не спешим.
— Домой пора, — допив чай, зевает муж. Потягивается лениво. — Сейчас позвоню Кольке. Если этот охламон еще не уехал.
— Почему Николай — охламон? — интересуюсь, поднимаясь из-за стола. С тоской гляжу на белое платье, валяющееся на кресле. Опять мне его надевать! Надоело уже.
— Охламон и есть! — отмахивается муж, сжимая в руке сотовый. Не спеша ищет нужный контакт, а когда зять отвечает, рыкает в трубку: — Коля, ты где? Уже уехал? Далеко? Возвращайся за нами!
— Как он мог без нас уехать? Даже не позвонил.
— Потому что охламон, — отрезает Слава, вставая и поднимая с дивана мятые штаны. Придирчиво осмотрев, отряхивает. Одевается кряхтя, добродушно ругая зятя. Видимо, это у них традиция такая.
Наскоро надеваю платье и теплые колготки.
— Карета подана, — довольно кивает Лунин, выглядывая в окно. Колян недалеко уехал. — Все? Готова? Выходим, — поворачивается муж ко мне. Помогает надеть шубку.
— Надо запомнить эту гостиницу и приезжать сюда время от времени. Сбегать от семьи и детей, — чмокая меня в нос, притягивает к себе муж. — Как тебе идея, Надюшка?
Изумленно смотрю на него и ничего не понимаю.
— Ты решил осесть здесь? Правда? — спрашиваю, выходя из номера.
Терпеливо жду, когда Слава закроет дверь. И повторяю вопрос.
— Да ничего я особо не решил, — морщится Лунин, пожимая плечами. — Да тут поступило одно предложение. Должность хорошая. И в звании повысят.
— Слава, я не хочу, — признаюсь как на духу. — Одно дело, в гости приехать. Но жить тут… Сплошной мороз.
— В Москву хочешь? — улыбается муж, обнимая меня. — Там, конечно, жизнь интереснее.
— Я домой хочу. В Шанск! — реву, утыкаясь лицом в грудь мужа. — Там тепло…
— Там мама, — подхватывает он, вспоминая цитату из известного фильма. — Ну хочешь, поедем в Шанск. Хоть завтра поедем. А потом решим. Нас из Москвы никто не гонит. И здесь еще вилами по воде писано. Успокаивайся, малыш.
— Хорошо, — шмыгаю я носом и сама себя корю за дурацкие слезы. Что это на меня накатило?
Моя ладошка тут же оказывается в мягком захвате Лунинской пятерни.
— Идем, — ведет меня к выходу муж. — А то Колька там наверняка извелся весь.
Спускаемся вниз, отдаем ключ администратору, толстой тетке с каре.
— Спасибо, что выбрали нашу гостиницу, молодожены, — улыбается она.
— Как она догадалась! — довольно фыркает Слава.
— По белой Юлиной шубе, — хихикаю я. И торможу, услышав странный свистящий звук.
— Твою мать, живо в укрытие, — рычит муж, таща меня обратно в гостиницу.
Но дикая, ни с чем не сравнимая сила огнем прожигает плечо. Оседаю на ступеньках от резкой боли. А на белоснежной норке появляются первые капли крови, окрашивая рукав в розовый цвет.
«Пропала вещь!» — думаю горестно. Прислоняюсь головой к поручню. Даже сквозь шапку чувствую, как от виска до пяток пронизывает ледяная дрожь.
— Плечо задето. Ничего страшного, — наскоро осматривает меня муж. И словно сумасшедший несется навстречу стрелявшему. Разомлевший, довольный жизнью мужчина в одночасье превращается в машину для убийства. Мощную и бесстрашную.
А ко мне от машины уже бежит Николай. Распахнув дверь, вылетает администратор гостиницы.
— Осторожно поднимайся, Надя. Скорую и полицию я вызвал, — заявляет родственник, помогая мне встать.
— А Слава? — охаю я, еле-еле справляясь с болью и навалившейся тошнотой.
— Да вон он! — кивает куда-то в сторону Николай. Но у меня уже нет сил даже повернуть голову. — Уже догнал стрелявшего в тебя отморозка. Честно говоря, я ему не завидую, — тараторит он. А мой воспаленный от боли мозг яркой вспышкой пронизывает страшное подозрение.
В состоянии аффекта и убить можно!
Наверное, только эта мысль не дает мне потерять сознание. Глупо таращусь на бурые разводы на белом рукаве. И вздрагиваю, когда хлопает дверь.
— Скорая где, твою мать? — рычит с порога Слава. Кидается ко мне со всех ног. — Потерпи, малыш. — И усаживаясь на корточки рядом, морщится от боли. — Охренеть, этот гад мне в голень попал, а я и не заметил, — цедит муж, мельком оглядывая простреленную брючину. — Эта скотина до последнего отстреливалась.
— Ты убил его? — охаю в ужасе. И реву, представляя, как с ума сойду в долгой разлуке.
— Ты чего, Надь? — мотает головой Слава. — Сдал полиции ублюдка. Пусть разбираются, какого хрена он устроил стрельбу.
Улыбаясь, утираю слезы.
— Я за тебя испугалась, — шепчу, слабея.