Муассанитовая вдова - Катрин Селина "Сирена Селена". Страница 31
Когда нас нашли сородичи, вердикт был однозначным: цваргиня – высшая ценность расы – умерла. Никто не вспомнил про нарушение военного Устава. Труп женщины на моих руках. Колоссальные эмоции раскаяния в воздухе. Что еще нужно для вынесения приговора в военное время? На Цварге есть негласный закон: если присяжные по эмоциональному фону чувствуют вину подозреваемого, на факты уже не смотрят.
– Леста, пойми, по законам родины мои действия приравниваются к убийству. И мне до сих пор стыдно перед Фьенной, что я не смог ее уберечь. Если бы я мог вернуться в прошлое…
Я был готов, что Леста отреагирует так же, как Патрик или Ален: начнет орать, что я ничтожество и недостоин называться цваргом, раз не в состоянии уберечь одну-единственную женщину. Но захухря неожиданно закидала меня вопросами:
– И что бы ты сделал? Силой скрутил бы ей руки и пристегнул наручниками к вентиляции в каюте? Или отобрал документы атташе, позволяющие покидать «Сверхновую» на отдельной шлюпке? Что?!
– Настоящий мужчина придумал бы выход!
Я вздрогнул, когда Леста вихрем взвилась с кресла, решительно пересекла небольшое пространство и занесла руку. Удар сердца. Смежил веки, ожидая обжигающей пощечины. Привычной боли. Любая цваргиня имеет право дать пощечину мужчине, не объясняя мотивов поступка, хотя, как правило, все понятно без слов. Фьенна однажды хлестко ударила после того, как я ее поцеловал, не спросив разрешения.
Я стойко ждал боли. Секунду, другую…
Внезапно диван рядом прогнулся, меня крепко сжали, что-то гладкое и прохладное коснулось предплечья, а груди – мягкое, нежное и теплое. Я изумленно распахнул глаза. Леста сидела неприлично близко, ее бедро касалось моего, шелковый халат был единственной преградой между нашими телами, но самое главное – девушка щекой прижималась к моей груди и так крепко обнимала, что я почувствовал себя… странно.
Замершее в ожидании пощечины сердце сорвалось в спринтерский забег. Яркий аромат эдельвейса раскрылся в воздухе свежим цветком, захотелось дышать полной грудью. Леста пахла восхитительно, и я замер, боясь ее спугнуть. А еще почувствовал себя вором, которому объявили амнистию, вместо того чтобы высечь за проступок.
Что я сделал? Почему она меня обнимает? Даже Фьенна никогда не обнимала… Я могу обнять в ответ? Надо ли спросить разрешение?..
Горячее дыхание и золотистые волосы Лесты едва заметно щекотали кожу и покалывали статикой. Как шерстка котенка. Девушка дышала шумно, часто и поверхностно.
«Ангелы не должны так дышать…»
Поколебавшись, все-таки поднял руки и мягко обхватил Лесту.
Селеста Гю-Эль
Еще никогда в жизни я не жалела о том, что не родилась со способностями цварга! И дело не в том, чтобы противостоять Мартину или на его же шкуре объяснить, насколько это отвратительное, болезненное и противное ощущение, сродни тому, как шершень раз за разом вонзает в основание черепа пылающее жало. Когда тебе постоянно навязывают что-то, чего ты не хочешь. Больше всего на свете мне хотелось обладать хоть каплей ментального воздействия, чтобы передать Льерту, что я его поддерживаю и всецело сопереживаю его горю.
Не надо иметь сверхчувствительные рога цварга, чтобы понять, что он грызет себя из-за смерти невесты и до сих пор чувствует вину перед ней. Я бы никогда не поверила, что такой мужчина, как Льерт, по своей воле сделал то, что ему вменили в военное время! Чувствовала, что он что-то недоговаривает и упрощает, что, вероятно, законы его родины сложнее, чем мне кажется, но действия, которые приравниваются убийству? Нет. Точно нет! Взять хотя бы то, как сильно разволновался он из-за проникновения Одена в мой дом.
Я поддалась порыву обнять Льерта, потому что внутренний голос считал это правильным. Возможно, жизнь вне Цварга сильно изменила меня, но прямо сейчас, в эту секунду, я остро почувствовала, что ему это нужно. Мне нужно. Хотелось поделиться теплом. Заботой. Внутренней энергией.
Щека к мужской обнаженной горячей груди. Кожа к коже.
Вопиюще неприличный жест для чистокровной цваргини! Постыдное действие, потому что женщины не имеют права вторгаться в личное пространство мужчины и навязывать чтение своих бета-колебаний. Но такое простое и правильное для обычной человеческой девушки с Захрана.
– Ты знаешь, Льерт, нормы и законы вокруг нас настолько разбалансированы, что неразумно ориентироваться на чье-то чужое мнение и заключение. Главное – наши внутренние установки.
Мужчина чуть отстранился и внимательно посмотрел мне в глаза. Нахмурился.
– Хочешь сказать, что не считаешь меня виновным? Леста, ты удивительная девушка, но пойми: я считаю себя виновным. Этого достаточно.
– Селеста.
– Что?
– Меня зовут Селеста. Леста – это сокращение, и оно мне не очень нравится, просто так зовут меня на Оентале. Когда мы вдвоем, можешь называть меня Селестой.
Глава 15. Глиняный рынок
Селеста Гю-Эль
Я позорно проспала все, что только можно, – проснулась ближе к вечеру следующего дня. Внезапный визит Одена, тяжелый разговор с Льертом, который не давал мне покоя и держал в странном состоянии полуяви-полудремы, когда вроде можешь думать, но разлепить веки или подвигать пальцами – тот еще подвиг…
Было что-то в истории полуконтрактника, что не позволяло уставшему организму провалиться в глубокий сон. Я списала все на тоскливую зависть к неизвестной девушке. Если бы Мартин относился ко мне хотя бы наполовину так, как Льерт к Фьенне, если бы не давил, не внушал, не требовал, не запрещал… Кто знает, вероятно, я сейчас счастливо жила бы в нашем особняке на берегу Ясного моря.
Когда заспанная и немного помятая вышла из спальни, даже засомневалась, а не приснилась ли мне эта ночь. Льерт сидел в гостиной в чистой одежде, бодрый, с влажными после душа волосами. Он собрал их в хвост, а его пропустил еще раз через резинку, чтобы волосы не мешались и капли не падали на плечи. Я поймала себя на том, что принюхиваюсь к приятному травянистому аромату, исходящему от мужчины. Неужели это я купила такой гель для душа?
Льерт широко улыбнулся и сообщил, что, пока я спала, он починил калитку.
– Как? – Хлопнула ресницами, пытаясь сообразить, как он смог это провернуть. – Там же проводка повреждена.
– Установил новый аккумулятор. Теперь запорный механизм работает автономно, – заявил мужчина так, будто каждый день подрабатывал электриком.
– Эм-м-м… – промычала, не зная, что сказать. – А где ты взял аккумулятор?
– Купил на базаре, пока ты спала. Ты говорила, что будешь не против, чтобы я выходил на улицу, когда полностью выздоровею.
В последней фразе я почувствовала нотку укора. Щеки потеплели. Шварх! Наверное, еще вчера должна была сообщить, что снимаю запрет на перемещение. И надо разобраться с его контрактом. Мысли о нем заставили застонать.
– Шва-а-а-арх, я же должна была приготовить завтрак и обед…
Светлые брови мужчины взлетели на лоб.
– Что? «Должна»?
– В договоре, сказано, что хозяин обязуется предоставлять еду трижды в сутки и спальное место.
Внезапно Льерт запрокинул голову и громко рассмеялся. Впервые за все наше знакомство я услышала его заразительный смех. Мне тоже захотелось улыбнуться.
– Погоди, Селеста, как ты можешь серьезно относиться к контракту, если первое же, что ты сделала, когда купила меня, – это сняла наручники?
– Как-как, – развела руками. – Это же документ, который действителен на Оентале. Разве нет?
– Действителен. Даже во всем секторе космоса, как я думаю. Но он в первую очередь защищает интересы хозяина, чтобы к нему не было претензий как к рабовладельцу. С точки зрения развитых Миров, где нет рабства, это разновидность договора, которая предлагает услуги одного гуманоида другому за какие-то блага. Стандартные «контрактники» предлагают услуги за строго определенное вознаграждение в денежном эквиваленте с ограниченным сроком оказания этих самых услуг. «Полуконтрактники» работают за еду. Для Федерации Объединенных Миров, если хозяин вдруг окажется ее гражданином, этот договор будет отмазкой или чем-то вроде бумажки: «Смотрите, какой я молодец, кормил гуманоида из отсталого мира». Повторюсь, все это придумано так, чтобы юридически утрясти неблаговидные нюансы. Оенталь позиционирует себя как радушная планета без виз на влет и вылет, к тому же она соседка Федерации. Ввиду многообразия проживающих здесь рас и традиций местным властям необходимо было придумать что-то, чтобы Федерация смотрела сквозь пальцы на периодически встречающееся рабство в соседнем секторе космоса. – Льерт говорил, и искры веселья плясали в его серых с тонкими зелеными прожилками глазах. – Уверяю, ты вообще ничего мне не должна. Ни завтраков, ни обедов, ни ужинов, хотя они безумно вкусные, и я бы не отказался от твоей готовки, даже если бы это угрожало мне ожирением. Эта бумага вообще не касается наших с тобой отношений.