Яблоневый дворик - Даути Луиза. Страница 46

Я подняла голову, высморкалась в мокрую салфетку, которую давно уже комкала в руках, и сказала:

— Я ничего подобного не планировала. Так же, как и он. Мы просто друзья.

Инспектор Кливленд разочарованно взглянул на меня и вышел из комнаты.

* * *

Моего адвоката звали Джаспер Диллон, он представлял контору «Диллон, Джонсон и Уотерфорд». Он сменил бесплатного адвоката, предоставленного мне в полицейском участке Харроу. Нашел его Гай по наводке знакомого юриста, с которым связался сразу после моего ареста. Все утро он обзванивал друзей и знакомых, пытаясь выяснить, что ему делать. Джасперу — или Джасу, как он просил себя называть, — было за сорок, он носил очки и выглядел безупречно. Нам сказали, что он — лучший, и он действительно сразу нам понравился. Его первой победой стало мое освобождение под залог — он подключился к делу на слушаниях в суде первой инстанции, а уже через два дня ходатайство о залоге рассматривалось в Королевском суде. События разворачивались быстрее, чем я могла их осмыслить, но благодаря проворству адвоката нам удалось избежать огласки в прессе и в интернете. Как только предъявлено обвинение, дело переходит на рассмотрение суда, и его запрещается обсуждать, дабы не препятствовать правосудию. Я не видела тебя ни на одном из этих слушаний — обвинение тебе предъявили позже. В делах, связанных с убийством, под залог выпускают редко, но мне помогла хорошая репутация. Условия освобождения оказались довольно строгими. Я обязана находиться дома, по своему обычному адресу. Никто, кроме мужа, не имеет права входить в дом. Мне надели электронный браслет и обязали три раза в неделю отмечаться в местном полицейском участке. Я сдала заграничный паспорт и внесла залог в сто тысяч фунтов. Чтобы выполнить последнее условие, нам пришлось продать облигации, снять со счета все сбережения, заложить дом, а недостающую сумму одолжить у друзей. Но главное — мне запретили поддерживать связь с тобой и с кем бы то ни было из твоих представителей. Этот пункт меня слегка озадачил. Каким образом я могу поддерживать с тобой связь, если ты сидишь в Пентонвилльской тюрьме? Тебя под залог не выпустили. Ты остался за решеткой.

* * *

После заседания мы с мужем повели Джаспера в пиццерию. Ни я, ни Гай не испытывали особенного пристрастия к пицце и понятия не имели, любит ли ее Джас, но мы жаждали выразить ему свою благодарность. К тому же я чувствовала, что после нескольких дней в тюрьме просто из принципа должна поесть в ресторане. Еще мне ужасно хотелось подольше постоять под душем. Тогда я еще не знала, что в ближайшие месяцы, запертая в четырех стенах, я буду воспринимать родной дом как тюрьму.

Мы расселись вокруг тесного для троих столика и сделали заказ. Движимая больше желанием завести беседу, я спросила Джаса:

— Скажите, а на каком этапе расследования дела — мне это просто интересно — тяжесть обвинения может быть снижена до непредумышленного убийства?

Я ни секунды не верила, что ты хладнокровно убил Крэддока. Наверняка он сам спровоцировал драку, закончившуюся для него трагически. И в суде это обязательно выяснится.

Джас замер со стаканом минеральной воды в руке. Шипели и лопались пузырьки, сверху покачивался ломтик лимона.

Я перевела взгляд на Гая.

— Но ведь в любом случае дело кончится обвинением в убийстве по неосторожности и сделкой со следствием, разве нет? — спросила я. — Не станут же они тратить кучу денег налогоплательщиков, если он признает, что это случайность? Он не собирался убивать этого человека!

Джас натянуто улыбнулся.

— К сожалению, должен сказать, — начал он, опуская стакан, из которого так и не успел отпить, — что прокуратура часто отказывается принимать признание в убийстве по неосторожности и настаивает на обвинении в преднамеренном убийстве. В этом случае, конечно, совсем другое бремя доказывания. Обвинение не должно доказывать, кто именно несет ответственность за смерть. Его задача — установить, что входило в намерения обвиняемого. Убийство или… — он выдержал многозначительную паузу, — или всего лишь нанесение тяжких телесных повреждений. Но и этого достаточно, чтобы поддержать обвинение в убийстве.

Гай нахмурился:

— А как это может отразиться на Ивонн?

Подошла официантка с острым ножом в руке:

— Кто заказывал кальцоне?

— Я, благодарю вас, — сказал Джас.

Официантка положила перед ним нож и отошла. Джас сделал неглубокий вдох. Он выглядел бледнее обычного. Интересно, не астматик ли он, подумала я.

— Это отразится на Ивонн, потому что если они говорят, что это было их совместное предприятие, то, в чем бы его ни обвинили, точно такое же обвинение предъявят и ей. Если они примут от него признание в непредумышленном убийстве, то это максимальное по тяжести обвинение, которое могут предъявить Ивонн. Дело в том, что тех, чья причастность к убийству не вызывает сомнения, довольно часто вынуждают сознаться в убийстве. Обычно они пытаются отделаться малой кровью и сознаются в непредумышленном убийстве. Минимальный срок за умышленное убийство — двадцать или двадцать пять лет, если оно совершено с применением холодного оружия, и тридцать — если доказана финансовая выгода. За убийство по неосторожности могут в зависимости от обстоятельств дать пятнадцать или даже десять лет. Иначе говоря, если вас обвиняют в умышленном убийстве, вы можете попробовать смягчить себе наказание, признавшись в убийстве по неосторожности.

От этих цифр у меня начала кружиться голова. Они казались не более реальными, чем пятисотфунтовые банкноты в игре «Монополия».

— Если предположить, что его обвинят в предумышленном убийстве, а он захочет признаться в непредумышленном, какова будет его линия защиты? — негромко спросил Гай.

Он усваивает информацию гораздо быстрее, чем я.

Джас пожал плечами. В конце концов, он мой адвокат, а не твой.

— Ну, на данном этапе трудно судить. Все, что он пока должен сделать, — это заявить о своей невиновности. Потом, по ходу дела, они могут изменить стратегию защиты. Возможно, склонятся к ограниченной вменяемости.

— Ограниченной вменяемости?

— Да. Она дает основание для уменьшения тяжести обвинения. Тогда бремя доказывания переходит к защите. Ее задача — доказать, что в момент совершения преступления он находился в невменяемом состоянии. Если бы я его консультировал, то посоветовал бы использовать эту возможность. Правда, для этого нужно объяснить, что привело его к потере самоконтроля, и квалифицировать так называемые эмоциональные триггеры.

Рядом сидел муж, но я не сдержалась и возмущенно воскликнула:

— Но ведь это была самозащита! Он ни в чем не виноват. Ни в умышленном убийстве, ни в убийстве по неосторожности! Они просто подрались! Он защищался!

Гай с Джасом обменялись взглядами. Потом Джас спокойно сказал:

— Хочу предупредить вас, Ивонн. Его защита — это дело его адвокатов. Моя работа — защищать вас. — Он перевернул левую руку ладонью вверх и принялся ее рассматривать, словно надеялся прочитать в линиях руки ответы на свои вопросы. — Ивонн, вас будут обвинять в совместном преступлении, но вы должны понять: вам надо думать о себе. Ради вас, ради вашей семьи.

Гай молчал. Я тоже молчала. Этот ланч принял неожиданный оборот. Мы пришли отпраздновать мой выход под залог — нам вообще не следовало обсуждать мое дело, во всяком случае, здесь. Я вдруг поняла, что в ближайшие месяцы нам предстоит только о нем и говорить, волнуясь, как все повернется. Я слегка покачала головой. В этот момент Гай неожиданно встал, бросил салфетку на стол и сказал:

— Пока не принесли пиццу, схожу в туалет.

Обычно он не считал нужным давать подобные объяснения. Поднимаясь, он ощупал карман, проверяя, на месте ли телефон. Мы с Джасом немного помолчали. Наш столик стоял в уединении, отгороженный от остальных решеткой с искусственной зеленью. Джас взглянул на меня, его плотно сжатые губы сложились в подобие улыбки. Он снял очки, прищурился, потом снова надел их и негромко сказал: