Акула пера в СССР - Капба Евгений Адгурович. Страница 18

Выходя из дома, я думал о том, что Гера был поздним, явно послевоенным ребенком. А родители его сошлись аж в двадцатых… Тут тоже таилась мрачная, трагичная история, как практически в каждой белорусской семье, пережившей войну.

– Гера, ты чего такой серьезный? На танцы едем, а не на похороны!

Я тут же расплылся в улыбке:

– Ты прекрасно выглядишь. Просто праздник, а не девушка!

Красное, с аккуратным белым узором платье, алый же платок на шее, волосы уложены в изящную прическу – ну, красота.

Одежда – не главное, это Мерлин Монро еще доказала, одевшись как-то в мешок из-под картошки и устроив шикарную фотосессию. Так вот – ножки, талия и всё прочее у Таси было куда как лучше, чем у заокеанской дивы. А про зеленые глазищи и говорить нечего!

Девушка кокетливо сделал книксен, а потом спросила:

– Ты машину водишь?

Я-то водил, но вот Гера… В голове тут же замелькали образы из армейской жизни старшего сержанта Белозора, и я уверенно кивнул:

– Да.

– За руль сядешь?

Господи ты боже мой, тут и вправду пора влюбляться! Это ангел небесный, а не женщина! Пришлось бежать домой за водительским удостоверением и уже потом галантным жестом открывать для Таси дверцу автомобиля.

Всегда мечтал прокатиться на такой ретро-«Волге»! Это как в мое время – на том же «гелике» или «крузаке»! В общем – шик. От Слободки до парка Победы – минут пять езды, и я старался получить от них максимум удовольствия. Припарковал машину у Ветеринарного техникума, там, где светилась одинокая лампочка под козырьком главного входа. Вышел первым и подал руку даме, и мы пошли по темной, едва освещенной немногими желтыми фонарями каштановой аллее. Вокруг плафонов вились мошки, жуки и суетливые ночные бабочки, шелестели кроны деревьев. Со стороны танцплощадки доносились звуки оркестра.

Держать тонкую ладонь, осязать бархатную кожу, касаться точеного бедра – это было похоже на возвращение в юность. И, кажется, она чувствовала то же самое…

Танцплощадка была самым освещенным местом в парке. Школьники уже ее покинули, осталась молодежь постарше. Многие терлись вдоль стенок, стесняясь, другие танцевали в кружках, в основном парни – отдельно, девчата – отдельно. На входе, снаружи, и вовсе кучковались какие-то неприятные личности, я поймал пару агрессивных взглядов, и в ответ на них только расправил плечи и ободряюще кивнул девушке.

Оркестр вовсю старался, выводя «Червону руту», барабанщик даже губу закусил, отбивая ритм, и Тася разулыбалась, начиная двигаться в такт музыке. Что ж, пришлось и мне соответствовать… Точнее, не мне, а Гере. У него с координацией и пластикой дела обстояли явно лучше, чем у меня-настоящего. А репертуар тут был очень даже ничего! Оказывается, в Дубровице вполне в ходу было что-то вроде рок-н-ролла, буги и прочих буржуазно-западных стилей. Медленный танец-топтанец мы исполнили под духовую версию незабвенного хита ВИА «Синяя птица» – нашего, белорусского, гомельского коллектива между прочим. «Там где клен шумит…» музыканты лабали с особенным чувством.

Тася прижалась ко мне, и я, кажется, чувствовал горячее тело девушки сквозь одежду. В какой-то момент она запрокинула голову и посмотрела мне прямо в глаза. Ее высокая грудь часто вздымалась, манящие губы были полуоткрыты… Черт возьми, я всё-таки поцеловал ее! Сразу тело Таси напряглось, а потом она обвила мою шею руками и ответила на поцелуй. Я слышал, как кто-то из публики у ограды танцплощадки даже восхищенно присвистнул. Ну и ладно!

Музыканты взяли крохотную паузу, перелистывая ноты на пюпитрах, и я посмотрел на улыбающуюся Таисию и улыбнулся в ответ – всё было просто прекрасно!

Мы выходили с танцплощадки под «Королеву красоты», и в голове у меня звучал голос Муслима Магомаева, а ноги подстраивали походку в такт мелодии сами собой. Тася пританцовывала и немножко махала подолом платья – тоже в такт.

– Гера, Герочка, Герань… – раздался знакомый и такой несвоевременный сейчас голос. – Герочка, отпусти свою подруженьку, пусть идет себе с миром, а с тобой мы побеседуем. Ты же говорил – потом, вот оно потом и настало, смекаешь?

Сапун и его прихвостни вышли из тени раскидистого каштана под свет фонаря. Его лучи отражались от роскошных позолоченных пуговиц, сверкающих на ширинках клёшей, а козырьки картузов отбрасывали тень на нетронутые печатью интеллекта лица.

– Тася, иди к машине, и не спорь. Я скоро буду… – Запах алкоголя от этих типов шибал с ног, так что шансы у меня были. – Одолжишь мне платочек? И пиджак мой возьми, ладно?

– Гера, я вызову милицию?

– Никакой милиции, иди в машину, – кастет из кармана пиджака уже перекочевал мне в правую ладонь, на костяшки левой я туго намотал Тасин платок. – Всё будет нормально.

Сам факт того, что ребятосики во главе с Сапуном отпустили девушку, добавлял им сто очков уважения. Я слыхал про такие обычаи советской шпаны, но столкнувшись вживую – прямо проникся. Это снимало миллион проблем, и Тася, видимо, это поняла и побежала к Ветеринарному техникуму, туда, где стояла «Волга».

– Гера, ты обещал подгон. Говорил, что у тебя есть схема, что нашел что-то в Москве. А теперь что? – Сапун испытующе смотрел на меня. – Ты же знаешь – нам очень надо.

Вот что он сейчас имел в виду?

– Ты газеты читаешь? – у меня вообще-то была одна серьезная отговорка. – Понимаешь, что я сейчас как на ладони?..

В глазах Тимохи Сапуна что-то промелькнуло, а вот один из его корешей – большой и толстый парень – вдруг пьяно икнул и выдал:

– Да шо с ним разговаривать? Зараз я яго… – он качнулся в мою сторону и, мощно размахнувшись, попытался вдарить мне по роже.

Вся прелесть лопатинской науки состояла в том, что мой тренер не учил тысяче приемов. Он показывал принцип – и две-три ухватки для каждой ситуации. И наличие кастета позволяло применить сию науку с особой эффективностью! Я отдернул голову и подставил под выпад толстого руку с железякой, ударив навстречу.

По пальцам не попал – а хотелось. Кастет хряснул по костям предплечья. Драчун взвыл от неожиданности, ухватился за больное место, совсем раскрылся. Левой рукой я – раз-раз – нанес два коротких, легких удара ему прямо в нос. Пригодился платочек! Голым кулаком так не ударишь – боязно! Кровь хлынула мощным потоком, заливая ему рот, подбородок, шею, рубашку…

Сапун и второй шустрик кинулись на меня одновременно. Охота была мне с ними обоими махаться! Я отскочил и встретил Сапуна, вырвавшегося вперед, серией бестолковых ударов в голову, от которых он на удивление ловко уклонился – боксер, что ли? Я и не стремился вывести его из боя этой дурацкой атакой, главным был подлый удар носком ботинка под коленку и скользящее движение подошвы по голени противника – ссадина гарантирована, боль адская.

– М-мать! – Тимохе пришлось сбавить темп.

А вот его товарищи, особенно тот, который ни разу не пострадал, наоборот развернули нездоровую активность.

– Ну всё, хана тебе, – пьяно улыбаясь, сказал этот невысокий и шустрый парнишка. – Раз ты припас достал, то и нам можно.

В руке у него сверкнул нож: обычный, раскладной. Это было хреново. Так и порезаться можно!

– Лапа, не перегибай! – рявкнул Сапун, но поздно.

Будучи сильно выпившим, этот самый Лапа поднял вверх руку с ножом и, замахнувшись, бросился на меня.

– Я убью тебя! – глупость высшей пробы. Не будь Лапа таким залитым – он бы ее не совершил, придумал бы что-то менее дебильное. Или драки не состоялось бы вовсе, мне всё-таки казалось, что Сапун изначально хотел именно поговорить. Но Лапа был пьян, и я отправил его в ночную тьму мощным пинком в живот. Встречный удар гораздо более эффективная штука, чем сложные захваты и заломы… Толстый, тот, который с разбитым носом, в алкогольном угаре оттолкнул Сапуна и, жаждая мести за товарища, ринулся вперед, размахивая кулачищами. В драке он новичком не был, и, несмотря на подставленные руки и попытки уклониться, прилетело мне пару раз знатно, а потом я таки улучил момент, и раздался хруст пальцев и рев умирающего мамонта. Со всей силушки богатырской он умудрился ударить кулаком в кастет!