Акула пера в СССР - Капба Евгений Адгурович. Страница 23

– Так мы договорились? Значит, сначала – материал про базу, потом – в начале июня я Белозора у тебя на пару дней заберу, – потер руки Исаков.

В этот момент в кабинет вошла Фаечка с подносом. Красивая, молодая, но с дурацкой химзавивочной прической, как у многих женщин нынче, и не менее дурацкой привычкой бесконечно трепать языком с коллегами о чужой личной жизни, как у многих женщин во все времена.

Старательно стреляя глазками на Исакова, Фаина свет Адамовна, грациозно изогнувшись, поставила поднос с кофе и сладостями на столик. Конечно, лицом она расположилась к шефу, меня проигнорировала, а выдающиеся свои формы, обтянутые строгой юбкой, продемонстрировала импозантному гостю.

Молодой директор разве что не облизывался.

Чашек было две, потому мне оставалось только сказать:

– Ну, тогда я жду команды? Да пошел я?

Исаков погрозил мне пальцем и хохотнул. Шеф только вяло отмахнулся.

– Гера! – сказал Стариков, заглянув в мой кабинет. – Пошли обедать.

– Есть предложения?

– А есть варианты? В столовую ПДО, ясен пень! У Волкова кормят дешево и вкусно. И поварихи – огонь! Не женщины, а взбитые сливки.

Это было даже интересно – посмотреть на женщин – взбитые сливки. Услышав слово «обед», нарисовался и Юрий Анатольич:

– Хлопцы, я тут про столовую слыхал… Шеф вон с Исаковым кофеи распивает, так мы можем вместе сгонять, а?

– О! – Женьку такая идея явно понравилась. – Ещё и прокатимся!

Арина Петровна тоже собиралась на обед и, столкнувшись с нашей троицей в коридоре, подозрительно и серьезно нас оглядела:

– Куда это вы с такими довольными лицами?

– Военная тайна! – ответил Анатольич.

Он был большой специалист по теме поесть, поспать и по бабам. Они у него по струнке ходили. Все, кроме жены.

Когда мы добрались до столовой ПДО, я постепенно начал выпадать в осадок. Советские столовки мнились мне чем-то схожим с нашей студенческой едальней: обшарпанной, с толстыми громогласными тетками и покоцанными стаканами. А тут, у деревообработчиков, всё было скорее как в приличном бистро в ретростиле: на стене – репродукция картины Шишкина – с медведями, чистые белые скатерти, даже цветы в вазах. Посуда – сверкающая, подносы – новые, ярко-красные, подавальщицы и кассир – такие благодушные приятные молодки, по которым сразу видно – еда тут очень вкусная и питательная. А выпечка… Пирожки с повидлом пахли так одуряюще, что я один за другим положил себе на поднос, рядом с борщом, салатом и пловом целых четыре штуки.

И компот!

Глава 12, в которой запахло колбасой, камсой и жареным

«Длинное и синее, пахнет колбасой» – угадайте, что это? Правильно, поезд «Москва – Брест». Я стоял на железнодорожном вокзале и дышал запахом мазута, человеческой суеты и вареных яиц. Почему на вокзале постоянно пахнет вареными яйцами?

– Дизель-поезд сообщением Калинковичи – Гомель прибывает к первой посадочной платформе! – на удивление ясно и понятно сообщила приятным голосом дежурная по станции.

Калинковический дизель прибывал, а до московского пассажирского было еще минут двадцать. Дачники торопились к поезду, нагруженные котомками и авоськами: деловитые бабушки в платочках, редкие дедушки с сосредоточенными лицами, толстые крикливые тетки… Студенты гомонили и курили, и хохотали над всякой чепухой, и плевали шелуху от семечек на траву. Облезлая псина чесалась и зевала под лавкой, безбожно разевая пасть, демонстрируя всем розовый язык и белоснежные зубы.

– Товарищи! А где электричка? Почему – дизель-поезд? Электричка на Гомель будет? – суетился какой-то интеллигентного вида субъект у колонны пешеходного моста.

Выглядел он неплохо – кремовый костюм, такая же шляпа, коричневые туфли, академическая бородка… На него смотрели удивленно.

– Товарищи, я ведь билет купил, я на Гомель уеду?

– Уедете, не переживайте, – откликнулся я. – Дизель – та же электричка. Пригородный поезд. Просто тянет его тепловоз. У нас на Полесье контактные провода не протянули еще. И долго еще не протянут, думаю – лет пятьдесят…

Мужчина сначала облегченно кивнул, а потом поинтересовался:

– А почему вы говорите, что лет пятьдесят не протянут? Мы же через пятьдесят лет на Марсе города будем строить! Или как?

– Да-да, наверняка построим, и на Луне, и на Марсе, и на Ганимеде. Но Полесье – это Полесье. Даже мелиорация не очень-то помогла. В общем – не нервничайте, спокойно садитесь на дизель и езжайте в Гомель. Вы ведь не местный, да?

– А что – так заметно? Из Смоленска, лекции в Ветеринарном техникуме у вас читал… Надо же, дизель! – хмыкнул он.

Гоня перед собой ветер, к перрону, грохоча колесами, подъезжал состав. На хищной морде локомотива красовался советский герб, за стеклом кабины улыбался машинист и что-то говорил своему товарищу, а потом по-хулигански выдал гудок – звонкий, задорный. Народ засуетился, забегал, высчитывая удобную позицию, чтобы половчее запрыгнуть в вагон через головы выходящих пассажиров.

– Гера! – сказал несколько гнусаво знакомый голос. – Доброго дня.

Передо мной стоял Тимоха Сапунов и протягивал руку для приветствия. Я сразу напрягся, а потом разглядел конкретную синеву под глазами, которая осталась после моего «бычка» в переносицу, убедился, что он абсолютно трезвый, и протянул руку в ответ:

– Привет, Тимох. Что – перемирие?

– Ну да. Нечего нам делить, да и незачем. Хотя вот та краля, с которой ты был…

– Но-но! Тут как в музее – глазами смотри, руками не трогай. Ты вон к общаге педучилища на охоту сходи, пока сессия не началась. Только пуговицы с гульфика убери, смотрится стремно.

– А… А! Модно ж вроде?

– Модно будет говно кушать – тоже начнешь?

– Тьфу, Гера, чего ты такой вредный стал? – отмахнулся Сапун. А потом поинтересовался: – Ты вообще зачем сюда пришел?

– За тем же, зачем и ты. За посылочкой.

– А… Из Москвы?

– Ну не из Калинкович же!

– Слушай, а давай после того, как Федоса встретим, пивка бахнем в «Белом аисте»? Как раз дела наши обсудим…

Вот же! И он Федоса ждет. Но у меня – детали по заказу Езерского-старшего, для металлоискателя, и дорогущий диктофон, а у него что? Что Тимоху нужно в Москве?

– Ладно, черт с тобой. Выпьем пива, хотя у меня рабочий день еще. Шеф учует – сожрет меня.

– А ты скажи, что это, как его… Интервью у меня брал, во! – ухмыльнулся Тимох.

– А ты дашь?

– Чего дашь? – вдруг резко отупел он.

– Интервью! – рявкнул я.

– А-а-а-а! А про что?

– Да хоть как район на район ходите, м?

– Ты чего, Гера? Охренел? Я не стукач!

– А мы без имен и фамилий, но в красках…

– Так все ж и так всё знают! На хрена оно тебе?

– Для дела. Вот смотри: ребята у нас в Дубровице свирепые, храбрые, бойцы что надо! А зал бокса – один! Еще секция по борьбе есть – и на этом всё. Нечем, получается, пацанам заняться! Нужен дворец боевых видов спорта, а? Самбо, борьба, рукопашный бой, тот же бокс – мало ли что? Чтобы не только школьники, а все желающие могли приходить по вечерам, заниматься, повышать свой уровень! Мы ж всех порвем, областные соревнования точно возьмем, а там – республика, Союз! – я вещал ему про Нью-Васюки вдохновенно, с огнем в глазах, потому что сам верил в то, что говорил.

Глаза Тимоха, кажется, тоже загорелись:

– У нас такие талантливые малолетки есть на Розе, и на Песках, и на Болоте… Чемпионы просто, смекаешь?! Но я им просто этого не говорю, чтоб не выеживались! Знаешь, мне очень нравится ход твоих мыслей. Я бы сам к толковому тренеру походил, позанимался. Вон ты как нас укатал… – и потер переносицу. – А всё – пьянство и отсутствие практики!

– Да вы меня тоже неслабо отделали! Не были бы пьяные – лежать бы мне на тротуарчике. Пьянству – бой, пьянству – гёрл!

– Хо-хо!

В это время объявили отбытие дизеля и прибытие пассажирского. Московский поезд пах не колбасой, а так, как и положено поезду: раскаленным металлом, дымом и сортирами. Федос – толстенький, потный, с кучей сумок, выкатился колобком из вагона СВ и, пыхтя, поскакал прямо через пути к стоянке, где дежурили таксисты.