Сандра (СИ) - Резко Ксения. Страница 45
Расценив ее промедление по-другому, Лаэрт перешел к уговорам:
— Я ведь попросил у тебя прощения за все, что случилось. Ты многое пережила по моей вине, что не возместить деньгами. Ты не станешь владелицей моего дома, зато я отдам тебе часть сбережений своего отца… Да чего уж там — отдам добрую половину, лишь бы загладить свою вину. Но и половины хватит, чтобы жить без бед… Понимаю, это трудно, но нам нужно забыть все, что произошло. Мне не удалось разыскать Эмиля — мерзавец исчез без следа, но, думаю, совесть не даст ему покоя.
Он вторично протянул листок с адресом, но сказанное им не возымело никакого действия: девушка упорно молчала, опустив глаза.
— Хочешь, я встану перед тобой на колени?! — отчаявшись, воскликнул Лаэрт, и Сандра испытала еще один болезненный укол в сердце. Нет, она не хотела, чтобы он перед ней унижался, вымаливая развод!
Девушка тихо всхлипнула, и Лаэрту стало безмерно жаль бедняжку. Ведь это он причинил ей столько боли, а она все время держалась храбро, не требуя ничего взамен!
— Иди сюда, — тихо сказал Лаэрт; на этот раз в его тоне сквозила нежность.
Он высказал самое заветное, чего требовало сейчас ее сердце, и Сандра поняла, что не сможет устоять.
— Нет! — в отчаянии крикнула она, борясь с собой, но рванулась вперед и мгновенно оказалась в его объятьях… Как же ей хотелось рассказать ему обо всем, что так ее тревожило: о Герберте, о трудностях, — но Лаэрт всего лишь снова братски утешал ее…
«Что я делаю? Ведь мы здесь совсем не для этого! Дома меня ждет Жанни», — размышлял Лаэрт, но почему-то не испытывал никакой радости. Та встреча с ней после долгой разлуки одурманила его; он так сильно хотел снова жить, снова испытывать наслаждение, что позабыл все на свете. Но как же теперь было приятно находиться рядом с чистой, непорочной девушкой, держать в своих руках ее заледенелые ладони, вдыхать аромат как всегда беспорядочно спутанных волос, пахнущих морозной свежестью; разговаривать с ней, чувствовать ее понимание…
Встреча с Сандрой была для него как прохлада после жаркой пустыни, как глоток свежего воздуха после ослепляющего пожара страсти, как долгожданное отрезвление после алкогольного дурмана…
Жанни могла дарить лишь иллюзию счастья, которая исчезала с восходом солнца; эта женщина была создана для мимолетных встреч, для тайных увлечений, но не для долгой совместной жизни. Лишь после того, как Лаэрт принял любовницу под кров своего дома, он понял, что совершенно не знает ее. Перед ним вдруг открылась истинная натура Жанни: ее пристрастия вызывали в нем недоумение, ее разговоры не могли его заинтересовать, и в один прекрасный день Мильгрей осознал, что страсть не может жить вечно. Она вспыхивает и гаснет, дарит пресыщение и забирает взамен частичку души.
44
«Что я делаю?!» — с ужасом повторил про себя Лаэрт, вдруг осознав, что девушка, которая теперь покоится в его объятьях, одна из всех по-настоящему понимает его. Лишь она никогда бы не отреклась от него, что бы он не совершил! Лишь она готова была идти за ним по раскаленным углям, поддерживать его в горе и в радости, она, а не Жанни! Сандра уже давно ЛЮБИЛА его, но обыкновенная девичья скромность не позволяла ей признаться первой. Эта мысль была подобна озарению. Почему Лаэрт не понял этого раньше, после дружеского поцелуя в лесной сторожке, когда между ними еще не стояли ни Жанни, ни Герберт Лабаз?! А теперь все было упущено. Да, он сжимал ее в своих объятьях, но уже не мог принадлежать ей, а она — ему, потому что были обязательства перед Жанни, и — да — был Герберт Лабаз… «Неужели Сандра стала любовницей человека, годящегося ей в отцы?» — мучительно думал Лаэрт, глядя в ночное небо, что раскинулось над их головами бархатным шатром.
— Пойдем. Становится холодно, — прошептал он, наслаждаясь последними глотками чистого воздуха перед новым броском в омут порочной связи, на которую обрек себя сам.
Сандра немного успокоилась. Ее дыхание выровнялось, плечи больше не вздрагивали, однако она не хотела расставаться. Лаэрт видел это и все понимал. Он и сам не знал, что испытывает к этой девочке: до того ему были ведомы лишь страсть и братская привязанность, — но это новое чувство нельзя было причислить ни к тому, ни к другому…
Они медленно брели по обледенелой дороге вдоль набережной, освещенной серебристым диском луны, а их руки все также сплетались, не в силах насытиться теплом друг друга. Этот вечер, этот одинокий берег, это благословенное одиночество усталых сердец, этот благодатный покой — пропитались сплоченностью и пониманием…
— Сегодня мы будем вместе, — сказал Лаэрт, внезапно развернув ее к себе за плечи. — Как муж и жена: в первый и последний раз… если ты захочешь, — не преминул добавить он.
Они вышли на освещенную дорогу, и оранжевый свет фонаря лег на мраморно-бледное лицо девушки, позолотив ее бескровные от холода губы и глубокие, неподвижные глаза, которые казались сейчас прозрачными, как морская гладь в погожий день. Она совсем озябла; тонкое поношенное пальтишко не держало тепла и пропускало студеное дыхание ночи; ее ноги подкашивались от усталости — слишком много произошло за сегодняшний день.
Слова Лаэрта заставили Сандру остановиться и оторопело взглянуть на него. Где-то в глубине души она ждала этого предложения, но все же теперь смутилась, отчего на ее щеках даже проступил легкий румянец.
Встретившись с ней взглядом, Лаэрт ощутил укол совести.
— Как ты скажешь, так и будет. Мы можем проститься здесь, а через три дня…
— Нет, — вполголоса промолвила Сандра, а ее рука, нащупав его руку, ободряюще пожала ее. — Я согласна…
Она затаила дыхание, испугавшись собственных слов. Предупреждения матери ясно пронеслись в ее сознании, призывая остановиться, одуматься, но, видно, чужие ошибки слишком слабое средство, чтобы предупредить их повторение. Сандра осуждала саму себя, боялась, но ничего не могла поделать. Ей не нужны деньги Лаэрта — ей нужны воспоминания, которые можно хранить в памяти всю жизнь. Подумав о том, что совсем скоро она увидит этого человека в последний раз, ей со страшным, зудящим нетерпением захотелось как можно больше пережить, как можно больше запомнить…
Лаэрт с трудом скрыл удивление. Решимость Сандры поразила его, ведь он полагал, что она возмутится, откажется и тут же убежит, как уже убежала сегодня утром, но нет. Теперь она была спокойна и даже если проявляла робость, то умело контролировала ее.
Лаэрт опустил глаза и жестом велел следовать за собой. Холод не остудил ее пылающих щек; ноги, занемевшие в узких башмачках, машинально переступали шаг за шагом — минуты чего-то захватывающего и неизведанного приближались. Ей было страшно, но страх этот был каким-то тягостно-приятным, приторно-сладким, замирающим в груди. В неловком молчании они шли по вечерним улицам города, все также держа друг друга за руки, но Сандре казалось, что только эта теплая ладонь принадлежит ей, тогда как сам Лаэрт витает где-то далеко, в мучительных раздумьях. Ей так хотелось, чтобы он что-нибудь сказал, непринужденно засмеялся, успокоил ее — только б не молчал, — но он продолжал упрямо безмолвствовать.
Вскоре они остановились перед мерцающим разноцветными огнями зданием: должно быть, отелем. Сердце в груди подскочило как подстреленное и учащенно забилось.
— Ко мне нельзя, — бросил Лаэрт, не глядя на свою спутницу, — там Жанни.
Сандра на минуту почувствовала себя униженной, ведь она пока что была ему законной женой! — но когда они начали подниматься по высоким мраморным ступеням крыльца, все унижение покрыл нарастающий, давящий стыд.
Очутившись в золоченном, блистательном зале вестибюля, где находилось небольшое кафе и стояло несколько украшенных цветами столиков, Сандра ненадолго осталась одна — Лаэрт отправился к стойке портье, чтобы снять номер на одну короткую ночь, которая им обоим представлялась вечностью.
Девушка робко осмотрелась: всего в нескольких шагах отсюда богатые господа наслаждались выпивкой и вкусной едой. Это ощущение легкого безразличия к чей-то судьбе еще сильнее испугало Сандру; вокруг нее были чужие люди, и высокий белокурый человек в длинном черном пальто тоже был чужим ей… О, как она боялась всего чужого!