Блеск чужих созвездий. Часть 2 (СИ) - Доброхотова Мария. Страница 43
— Ладно, хорошо. Какие условия?
— Если я не приду назад, ты спасаешь Росси и Жослена. Обязательно. Хоть они мертвые, все равно забери их. Ты сделаешь это? — она говорила сквозь зубы, потому что челюсть начала дрожать.
— Да. Я спасу их. Клянусь именем Великой Матери.
— Тогда я пойду с тобой.
Таня и Мангон замолчали. Разговор явно пошел не в ту сторону, и оба хотели сказать совсем другое, но не могли и, загнав себя в тупик, просто закончили разговор. Тогда голос подала Жамардин:
— Кто-нибудь объяснит, почему Татана вдруг стала последним шансом? — но ей никто не ответил. — Что такое она сможет сделать, если вдруг Аррон не согласится помочь? Она в конце концов очень стара. А ты не можешь превращаться в дракона, я вообще удивлена, что ты вернулся в этот раз, а девушки на роль жертвы у тебя нет… Постой! — на лице Жамардин появилось озарение. Никто ей не мешал, она болтала и вдруг сама пришла к ответу, который ей не давали. — Ты хочешь отдать ее Великой Матери?
Таня подтянула колени к груди и обхватила их руками. Адриан бросил на Жамардин умоляющий взгляд, которого она никогда у него не видела, а потому почувствовала, что может безнаказанно продолжить:
— Я думала, что вы любовники. Или нравитесь друг другу, — исправилась она, встретившись глазами с Мангоном. — А Татана для тебя жертва про запас? Адриан, иногда мне кажется, что я ничего о тебе не знаю.
Мангон встал, будто хотел быть подальше от Жамардин.
— Нам не придется использовать этот вариант, — повторил он холодно.
— Шансы велики, — пожала плечами Жамардин.
— Я не буду этого делать.
— А Татана тебе не верит, — она кивнула на Таню, которая буквально сжалась в комок.
— Замолчи! — прикрикнул Мангон, сжимая кулаки. — Женщина, хоть раз в жизни закрой вовремя рот!
Жамардин опустила трубку и с удивлением смотрела на него снизу вверх. Таня крепче обняла ноги и сжалась еще больше. Мангон смотрела на свою жалкую команду, и у него опустились руки. Старая хозяйка отеля и испуганная девчонка! Он совершил ошибку, вернувшись сюда, нужно было идти сразу к Аррон и делать все самому. Еще можно уйти, оставить Таню здесь и одному сунуться в пекло, на которое был обречен по праву рождения. Но он до ужаса не хотел снова оставаться один.
— Выдвигаемся завтра утром, — сказал он напоследок и вышел из кабинета.
Воцарилась тишина. Жамардин курила, и вид у нее был растерянный, она будто укладывала по полочкам новую информацию, обрабатывала ее, как моллюск песчинку, и думала, что с этим делать дальше. Таня все так же сидела в кресле, пытаясь унять внутреннюю дрожь. Зубы по-прежнему стучали, и она упиралась подбородком в колени, чтобы не клацать ими.
— Татана, я могу тебе чем-нибудь помочь? — спросила наконец Жамардин, и впервые она не вкладывала в слова двойного смысла, а искренне хотела позаботиться о девчонке.
— Нет, — помотала головой Таня. — Хотя… Подскажите, моя одежда сухая? Я могу ее взять?
— Брюки? Да, их отчистили, они висят в прачечной. Что ты задумала?
— Хочу быть собой.
***
Первые снежинки отделялись от высоких серых облаков, но умирали, не долетая до земли. Они превращались в большие капли и покрывали неровные дороги Илибурга блестящей глазурью. Дома жались друг к другу, будто старались согреться, и даже редкие яркие фасады казались унылыми в сумерках. Ставни закрывали окна, из-под них пробивались полоски света, напоминая лезвия ножей. Вдоль Ивовой улицы стояли старые масляные фонари, но никто их не зажигал тем вечером: фонарщик подался в мятежники, а прочие жители боялись выходить на улицы. Чем больше сгущались сумерки, тем холоднее становилось, и стылый влажный ветер проникал под одежду, заставляя дрожать.
Тане не было холодно: бег согревал ее. Сначала одолевали тяжелые мысли, но постепенно они отступили, оставив в голове легкие ничего не значащие обрывки, и Таня наконец почувствовала себя свободной. Она не думала о том, что будет, если встретит дурного человека или целую компанию, она устала бояться. Сапоги шлепали по мокрым дорожкам, и Таня сосредоточилась на том, чтобы не подвернуть ногу на какой-нибудь выбоине, и это стало настоящим наслаждением: чувствовать только свое тело и думать только о дороге. В какой-то момент в груди зародилась радость, легкая, беспричинная, и из-за нее захотелось смеяться. Так Таня и бежала минута за минутой, наслаждаясь каплями дождя на разгоряченной коже и улыбаясь, словно была не в своем уме.
Когда она убедилась, что ярость и страхи отступили, оставив только легкую тревогу, она вернулась в отель. На пороге ее остановил Дар, и Таня успела подумать, что ее могут не впустить, но охранник только сказал:
— Дэстор Мангон попросил спуститься в красную гостиную к девяти часам.
— Меня? — уточнила Таня, не зная, что еще ему могло от нее понадобиться.
Дар сурово посмотрел на нее:
— Я охранник, а не почтальон! Разбирайтесь сами.
— Ладно, я поняла. В девять в красной гостиной. Хорошего вечера! — она еле сдержалась, чтобы не толкнуть по-дружески Дарра кулаком в плечо. В комнате Мангона не было, и Тане ничего не оставалось, кроме как привести себя в порядок и гадать, что еще придумал для нее дракон.
Глава 8. Ритуал огня
Таня спустилась вниз около одиннадцати и после недолгих блужданий нашла красную гостиную. Дверь оказалась не заперта, и ручка мягко опустилась до упора. Таня помедлила, не в силах заставить себя толкнуть дверь. Что ее ждет? Очередной приступ гнева Мангона, его отповедь, колючий лед фраз?
— Татана, это ты? — раздался приглушенный голос Адриана. — Проходи.
Таня выдохнула и сделала шаг в красную гостиную. Мангон стоял у столика, на нем была простая рубашка и брюки. К счастью, никаких камзолов, вышитых жилетов и цепочек, при виде которых она чувствовала себя нищенкой, пробравшейся во дворец. Закатав объемные рукава рубашки по локоть, Мангон раз за разом черпал из миски черную жижу и размазывал по рукам. Таня некоторое время наблюдала за тем, как на его коже появляется черная полоса, потом разрастается, захватывая все больше места, пожирая руку целиком: и предплечья, и ладони, и пальцы.
— Что ты делаешь?
Адриан повернул голову. Черные волнистые волосы падали на его глаза, сверкнувшие янтарем. В гостиной было жарко, как он любил. Сразу стало ясно, почему гостиная называлась красной: для убранства Жамардин выбрала практически все цвета от кораллового до пурпурного. В камине бушевал огонь, и его отсветы плясали на шелковых подушках диванчика. На столике у окна стояла бутылка вина и три бокала.
— Готовлюсь к ритуалу, — ответил Адриан и снова зачерпнул двумя пальцами черное нечто. — Кхерской краски у Жамардин, конечно, не отыскалось, пришлось смешать золу с водой. Хорошо, что сегодня у нас поминки, а то золотого здесь тем более не найти, — он невесело усмехнулся.
— Будет кто-то еще? — спросила Таня, кивнув на бокалы.
— Нет, — ответил Мангон. — Запри дверь, пожалуйста.
Таня нахмурилась:
— Это чтобы я не сбежала?
— Чтобы нас не беспокоили, — ответил Адриан. — Это важно.
В комнате не было никакого света, кроме пламени в камине, и его отсветы делали черты лица Мангона будто бы мягче, однако это не могло успокоить Таню, которая тут же стала просчитывать варианты отхода. У камина стояли кочерги и совки на треножной подставке, ими вполне можно было обороняться. На стене висела старая мандолина; тоже пойдет, если уж совсем прижмет. Мангон закончил раскрашивать руки и, держа их полусогнутыми, чтобы не испачкать рубашку, подошел к Тане.
— Я сегодня хотел провести ритуал огня, и хочу, чтобы ты была здесь со мной.
— Ритуал?
— Важное, священное действие.
— Я сегодня умру? — спокойным тоном спросила Таня, хотя внутри так и замерла от страшного предчувствия.
— Что? Матерь, нет! Почему ты так стремишься умереть?
— Я не хочу. Это твой план, — буркнула Таня.
— Я не собираюсь тебя убивать. Я хочу проститься с Владом.