Мы — это мы (СИ) - Перова Ксения. Страница 15

Но тепло неумолимо наступало, а вместе с ним и скорая посевная. Пол уже достал и привел в порядок плуг, каурую Лорку загодя начали кормить получше, прогуливали, чтобы набиралась сил.

Небо снова раскинулось от края и до края земли яркой синевой, ласточки стремительно разрезали ее серпами крыльев, вскрикивали пронзительно-летне.

В один из мягких теплых вечеров Хэл возвращался домой от Эдварда в самом лучшем расположении духа. Он далеко продвинулся в письме, а читал уже совершенно бегло и жадно, одну за другой глотал книги. Домашние ничего не нашли и не заподозрили, даже Майло, казалось, с приходом весны как-то помягчел нравом.

Будущее представлялось безоблачным, лес полнился шорохом, журчанием ручьев. С веток срывались капли, пробивая круглые дыры в ноздреватом, хрупком снеге, кое-где еще лежавшем на опавшей листве. Лес ожил и загомонил птичьими голосами; пернатые певуньи словно выпорхнули из осевших сугробов.

Хэл шел медленно, не пел, не играл на флейте, лишь тихо улыбался своим мыслям. Солнце почти село, киноварно-синие облака походили на конские гривы.

Крик он услышал за два дома от своего и сразу же узнал резкий голос Майло. Сердце дернулось, под ложечкой привычно завязался тугой узел.

Что опять случилось? Неужели — тут провалившееся было в живот сердце подпрыгнуло к горлу — его тайник на чердаке обнаружили? Но Майло не в состоянии туда забраться, а отец с матерью ничего ему бы не сказали, не переговорив сначала с младшими сыновьями. Во всяком случае, Хэл на это надеялся...

Рядом с домом крики различались особенно хорошо, и он невольно втянул голову в плечи, понимая, что сейчас половина деревни, затаив дыхание, прислушивается к скандалу. Чтобы на следующий день не оставить без пищи для сплетен другую половину.

Во всех окнах горел свет. Хэл обогнул растущую во дворе яблоню, и тут дверь домика с треском распахнулась, из нее буквально вылетел Себастьян и приземлился лицом прямо в размешанную сапогами грязь. Не заметив Хэла в сумерках, он медленно поднялся и повернулся к дому, вытирая лицо. Сине-серые глаза сверкали тихой яростью.

Клод уже два года как перешагнул рубеж совершеннолетия, мог бы жениться и жить своим домом, пятнадцатилетний Себастьян тоже считался взрослым. Последний год, не выдерживая нападок Майло, они порой хватали его и запирали в комнате — это родители разрешали, хоть и скрепя сердце. Видимо, им казалось, что малейшее применение грубой силы сведет старшего сына в могилу.

— Что случилось? — спросил Хэл, но Себастьян только бросил на него короткий, пристальный взгляд и ничего не ответил. Братья вообще не отличались разговорчивостью.

Полный отвратительных предчувствий, Хэл поднялся на крыльцо и на него словно налетел ураган.

— Это они, точно они! А ну живо признавайтесь! — орал, надсаживаясь, Майло, желтое лицо его раскраснелось. — Скромники такие, воды не замутят, а сами спят и видят, как бы ограбить собственную семью!

— Отец, мы ничего не брали, — у Клода была рассечена бровь, кровь капала на рубашку, но он словно бы не замечал Майло, обращался только к Полу, — ты мне веришь?

Пол нервно сжимал пальцы, позади него в кухне маячила дрожащая фигурка Изабеллы — она была напугана сильнее, чем мышь, застигнутая светом в амбаре.

— Я-то верю, сынок, — пробормотал Пол, не поднимая глаз, — но куда же пласт-то подевался?

У Хэла внутри все оборвалось. Казалось, сейчас сердце разорвет грудь, упадет на дощатый пол коридора, и последнее, что он увидит в жизни, будет его собственное сердце, судорожно брыжущее кровью ему на ноги.

Майло подскочил вплотную к Клоду — высокое, иссохшее тело повисло на костыле. Яростно сверкающие лазоревые глаза запали так глубоко, словно сломалось некое устройство, удерживавшее их на месте. Казалось, Майло смотрит со дна глубокой ямы.

— Хочешь сказать, что не собирался жениться на Тильке в будущем году? Отец, надо пойти и пошарить у Тэнсонов, он точно перетаскал весь пласт этой шмаре!

Клод стиснул кулаки. Он был ниже Майло, но шире его в плечах раза в два, грудь его судорожно вздымалась.

— Тилли не шмара, понятно тебе? Да, я хотел... мы думали... но это не означает, что пласт взял именно я! Я не вор! Отец, мама! Я не вор!

Изабелла стиснула руки, по ее бледному, бесцветному лицу градом катились слезы. Пол молчал, опустив голову.

«Скажи же что-нибудь! — мысленно умолял его Хэл. — Пожалуйста, только не молчи!»

Он хотел выступить вперед и сказать сам — мол, кто его знает, когда пропал пласт, может, еще летом. Кто-нибудь мог влезть в дом, пока все работали в огороде или в поле... но в последний момент прикусил язык. Майло по каким-то причинам не принял его в расчет, и это была неслыханная удача. Он обвинял только средних братьев, позабыв, что есть еще младший. И если Хэл сейчас встрянет, напомнит о себе...

Да и версия его, скажем прямо, слабовата. Предполагалось, что о тайнике знают только родители; Хэл совершенно случайно его обнаружил. Посторонний человек ни за что бы его не нашел. Да и в доме почти всегда оставались мама или Майло.

О том, чтобы признаться, Хэл даже не думал — страх перед Майло затмевал все. Что он скажет? Что отдал скопленный семьей пласт на лечение Свершителя? Что хотел помочь и отцу, но лекарь подло его обманул и отказался ехать в деревню? Ему не поверят — год назад он бы и сам не поверил, услыхав такую вздорную историю. Майло решит, что он выгораживает средних братьев, и взъярится еще сильнее...

Скандал сошел на нет, лишь когда его участники полностью выдохлись.

Майло ушел, шандарахнув дверью. Родители скрылись в своей комнате, Хэл поскорее лег в постель и закрыл глаза, лишь бы к нему не лезли. Не верилось, что такой хороший, благостный весенний день завершился подобным образом.

Чтобы успокоиться, он начал вспоминать последнюю прочитанную книгу — над главной героиней истории издевалась тетка и сводные брат с сестрой, прямо как Майло над Хэлом. Засыпая, он еще думал об этой девчушке и о том, как было бы славно с ней подружиться, а еще, как всегда, об Эдварде.

Сквозь сон Хэлу чудилось движение в комнате, как будто бы скрипнула рама окна. Но он не придал этому значения — слишком вымотался за день.

***

Утром обнаружилось, что Клод и Себастьян исчезли. Забрали сменные рубашки, плащи и одеяла с кроватей; Хэл, посланный на разведку в деревню, быстро выяснил, что братья не обретаются у многочисленной родни и не отправились к Тэнсонам, с дочкой которых у Клода, оказывается, был «уговор».

Едва запыхавшийся Хэл принес эти новости, Майло, сидевший за кухонным столом, пнул костылем табурет так, что тот отлетел в сторону с отломившейся ножкой.

— Я же говорил! Я так и знал, что это их рук дело! Забрали пласт и слиняли, ворюги проклятые!

Изабелла целый день не появлялась из родительской комнаты, на Поле не было лица. Он прикладывал видимые усилия, чтобы двигаться и что-то делать и, очевидно, не собирался пускаться вдогонку за сыновьями.

Хэл кое-как сжевал пару ложек холодной каши, вышел из дома и побрел куда глаза глядят, не замечая солнечных лучей, ласково целующих его растрепанную макушку. За спиной, в крохотной кухне, которую мама так старательно поддерживала в чистоте, продолжал сквернословить и поливать братьев грязью невыносимый, отвратительный человек, которого — Хэлу пришлось себе в этом признаться — он с каждым днем ненавидел все сильнее.

Клод и Себастьян ушли потому, что их терпение достигло предела. Они не хотели становиться братоубийцами, но и не могли дальше выносить Майло. А если бы остались в деревне, старший ославил бы их на всю округу, всем и каждому рассказывая, что они украли пласт, и, уличенные, ушли из дома.

Клода и Себастьяна любили, а Майло нет, но вода камень точит. Если людям изо дня в день говорить, что такой-то — вор, они никогда не будут доверять этому человеку, даже если нет никаких доказательств его вины.

Хэл хотел рассказать все родителям, хоть как-то облегчить их страдания. Но при мысли о признании и возможных последствиях ему становилось совсем худо. Он был еще слишком юн, чтобы уйти, куда глаза глядят, как братья. Да и что станет с Эдвардом, если он так поступит? А как же родители?