Мы — это мы (СИ) - Перова Ксения. Страница 23

— Если останешься, тебя будет ненавидеть целый город! — рявкнул Хэл и толкнул Эдварда в грудь, словно переходя в наступление. — Разве это можно сравнить с ненавистью одного человека, пусть даже он твой родич?

— Их ненависть меня не касается! — Теперь уже и Эдвард почти кричал, сжимая кулаки. — Мне наплевать, что люди думают обо мне, лишь для тебя это важно! Так, может, это тебе лучше уехать?

Хэл еще ни разу не видел друга в таком гневе. Он налетел, как ураганный ветер, сорвав напускное спокойствие Эдварда с той же легкостью, с какой буря отрывает от земли и вмиг разметывает по полю сено, собранное в стога.

— Не переводи все на меня! — набычился Хэл. — К Темному, может, я бы действительно уехал, может, я вообще давно об этом мечтаю, но родители и Майло...

Эдвард скрестил руки на груди. Хэл видел его горящие глаза сквозь светлые сумерки; высокий, в разорванной светлой рубашке, с запутавшимися в волосах листьями, он выглядел, точно юный лесной бог, потревоженный неосторожным путником.

— Значит, ты родителей бросать не хочешь, а я своих не просто могу, но и обязан бросить, по твоему заверению. Так, получается? Такого ты мнения обо мне?

— Уехать еще не значит «бросить», — пробормотал Хэл, отгоняя мысли о Клоде и Себастьяне, — и вообще, госпоже Альме я бы помогал, все бы сделал... а отец твой — негодяй и мерзавец, который...

Перед глазами как будто что-то взорвалось; на мгновение Хэлу показалось, что они за спором не заметили, как подкралась гроза, и теперь молния ударила в дерево прямо рядом с ним.

Но тут же сообразил, что никакой молнии не было — просто он лежит на земле, отброшенный крепким ударом в скулу. Ошалело распахнув глаза, Хэл несколько секунд таращился на розовато-лиловое небо в темных разрывах крон. Одна из них, самая громадная, еще удерживала последние лучи заходящего солнца.

Они остановились на той самой полянке с огромным деревом, и это почему-то неприятно укололо Хэла. Словно лесной гигант подслушал их разговор, а теперь втихомолку насмехается над ним.

Но в следующую секунду накатила такая боль, что Хэл и думать забыл о всяких деревьях и странных видениях.

Решительные шаги протопали по лесной подстилке, и высокая темная фигура заслонила небо.

— Не смей говорить так о моем отце, — без угрозы, но очень веско произнес Эдвард, — ты ничего не знаешь ни о нем... ни обо мне, на самом-то деле. Отец точно так же, как и я, родился в семье Свершителя и принял свою участь, потому что у него не было выбора. То, как он поступает... он просто не знает ничего другого, он не виноват! А ты... вокруг и так достаточно людей, которые указывают мне, что делать, а чего нет, чтобы я терпел это еще и от тебя. Ты понял?

— Яснее ясного, — прохрипел Хэл и повернулся набок, чтобы сплюнуть кровь — от удара зубы раскроили щеку изнутри.

Когда он поднял голову, Эдварда уже не было. Лишь гигантское дерево насмешливо шумело листвой в лиловой небесной выси.

***

Всемогущий и впрямь смотрел обоими глазами на Хэла в тот день. Он вернулся почти в темноте, но Майло все еще валялся в бреду и так никогда и не узнал об отлучке младшего брата.

И только перехватив многозначительный взгляд отца, Хэл вспомнил, что обещал ему поблагодарить Эдварда от имени всей семьи Магуэно... а в результате не поблагодарил даже от своего.

Теперь вообще непонятно, дойдет ли благодарность до адресата и когда это будет. Летние дни текли мимо один за другим, в хозяйственных хлопотах, Хэл старался погрузиться в них с головой и не думать об Эдварде.

Первое время, вспоминая сцену в лесу, он не чувствовал ничего, кроме злости.

Как Эдвард мог поступить с ним подобным образом — ударить, оттолкнуть? И ради кого? Невозможно было смириться с мыслью о том, что Эдвард любит отца до такой степени, что прощает все гнусности, которые тот с ним творит.

Да если бы Пол так с ним обращался, Хэл бы тогда... он...

Но тут же возникала другая мысль, уже не пылающая праведным гневом — горькая, тяжелая мысль.

Ведь Пол и Изабелла тоже не сказать чтобы образцовые родители. Всю жизнь Хэла угнетало то, что они потакают злобствованиям Майло в ущерб остальным детям. Всю жизнь он чувствовал себя где-то далеко-далеко, на заднем плане их внимания.

Майло — первенец, Клод и Себастьян — опора и поддержка семьи. Дочери — они дочери и есть, вышли замуж, и только их и видели. А Хэл — что такое Хэл?

Последыш, недоразумение, только и умеющее, что играть на флейте да придумывать всякие шалости. Именно так он себя и ощущал, всегда, с самого детства, вот почему изо всех сил стремился выдумать шалость побезумнее. Только бы оценили, пусть и в негативном ключе, ведь если стоишь в задних рядах, приходится прыгать выше головы.

Но хоть обида на родителей и пустила в душе глубокие корни, Хэл не мог даже представить себя на месте Клода и Себастьяна. Уйти и оставить Пола и Изабеллу наедине с полусумасшедшим, умирающим сыном — нет, об этом и речи быть не может.

Братья всегда были добры к нему, а точнее, не обижали так, как Майло, а значит, в представлении Хэла, были добры. Но чем дальше, тем больше он ощущал, что случившееся лично для него обернулось не так уж плохо.

Да, о прежних забавах и походах в лес с мальчишками пришлось забыть. Целыми днями в огороде и в поле, а то надо ехать по дрова, косить, крышу починить, хлев вычистить. Работы всегда хватало, Хэл страшно уставал и в то же время находился в добром расположении духа. Ведь по вечерам, ужиная с родителями и Майло, он больше не чувствовал себя бродяжкой, которого сердобольные хозяева пустили поесть за семейным столом.

Все переменилось, теперь Хэл был единственным работающим сыном в семье, незаменимым помощником стареющего отца. Теперь Пол часто и с явным удовольствием с ним беседовал. Он и прежде был ласков, но сейчас в его тоне всегда чувствовалось уважение, с каким говорят с равными.

И это подкупило Хэла, проникло в самую сердцевину души, так давно жаждавшей родительского внимания и одобрения. Он был готов работать до изнеможения, лишь бы удостоиться благодарного взгляда и похвалы отца. Даже издевки Майло перестали ранить — частенько он вообще не обращал внимания на старшего, продолжая спокойно заниматься своими делами.

Это выбешивало Майло, он чувствовал возрастающее превосходство Хэла, но поделать ничего не мог. После падения он несколько месяцев приходил в себя, с огромным трудом ковыляя по дому и двору. Вынужденное заточение не улучшило его нрав, но что бы ни сказал и ни сделал Майло, Хэл всегда помнил — только благодаря ему у старшего есть еда и крыша над головой. Кто здесь приживальщик, так это сам Майло, не способный выполнять даже простейшую работу. В то время как Хэл трудится почти наравне со взрослыми, теперь, когда Клода и Себастьяна нет, он — будущее семьи Магуэно.

Осознание этого согревало душу и защищало ее от любых напастей. Вот только от внутренних демонов не могло защитить.

***

Лето промелькнуло на пестрых бабочкиных крыльях, Хэл почти его и не заметил. Хлеб уродился на загляденье, новый способ запашки и впрямь оказался на высоте. Соседи, тоже собравшие невиданный урожай, помогали с уборкой, наперебой нахваливая изобретательность Хэла.

Каждая незаслуженная похвала его задевала, но не то чтобы слишком. Не было времени задуматься о том, что же происходит там, в глубине души, где все еще пустовало место, принадлежавшее Эдварду.

Истинные размеры этого места Хэл старательно не желал признавать.

Эдвард сам одним ударом разорвал их дружбу, а у него, Хэла, тоже есть гордость, он Магуэно и не пойдет с повинной головой к сыну Свершителя, даже ради книжек.

Зерно собрано, овощи выкопаны, просушены и ссыпаны в подпол, капуста заквашена усилиями Изабеллы и деревенских женщин. Весь во власти хозяйственных забот, Хэл лишь мельком отмечал, как пожухла трава и оголился лес, вспыхнув ненадолго всеми оттенками солнца, ржавчины и крови. Он просто проживал один день за другим, как будто брал землянику из миски.