Любовь неукротимая - Сноу Хизер. Страница 32

Пенелопа наблюдала, как кузина укладывала подушки за спиной, чтобы устроиться удобнее. У нее уже немалый срок, и с недели на неделю в ее жизни появится новое счастье. Ах, как же и Пен хотела детей.

Подумав о малышах, она вспомнила о мисс Иден.

– Ты просто беседовала с мисс Иден или уже предложила ей работу?

Лилиан смерила кузину странным взглядом.

– Можно считать, предложила. Очень нелегко определиться. Шарлотта еще мала, но развита не по годам. А мне как раз нужна помощница, которая сможет управиться и с младенцем, и с моей двухлетней непоседой. Мне кажется, мисс Иден идеально подходит. А почему ты спрашиваешь?

Пенелопа смутилась. Она не хотела лишать человека работы, но что-то в этой незнакомке настораживало ее.

– Мне она не понравилась. Но я не могу объяснить почему. Просто в ее присутствии мне стало как-то не по себе.

– У нее отличные рекомендации, – нахмурившись, сказала Лилиан.

– Может, мое предчувствие вовсе ничего не значит. – Пен пожала плечами. Прежде она всегда доверяла интуиции, однако после всех ошибок, которые допустила в отношениях с Майклом, много раз переспрашивала себя, прежде чем принять решение. Но Лилиан выглядела озадаченной.

– Нет, Пен, твоя интуиция тебя не обманывает. Ты можешь разглядеть в человеке то, что другие не видят. Ты прекрасно разбираешься в людях. Это настоящий дар, и я тебе даже завидую. Если тебя что-то тревожит, то и мне следует задуматься. И прежде чем принять решение, я попрошу Джеффри разузнать, что еще известно о мисс Иден,

Пенелопа затерялась в своих мыслях. Ее потрясло непоколебимое доверие кузины; удивило то, что Лилиан могла ей в чем-то позавидовать. Отец кузины, Чарлз, был ученым-химиком, и она, дочь своего отца, сторонилась беспечной светской жизни, к которой привыкла Пенелопа. И именно Пен всегда завидовала Лилиан – ее светлому уму и твердому характеру.

Но сейчас ее больше взволновало другое:

– Разве можно доверять моей интуиции после того, как я вышла замуж за безумца?

Лилиан чуть склонила голову набок и смерила кузину таким взглядом, словно та была всего лишь одним из образцов в ее лаборатории.

– Понимаю. Ты думаешь, что должна была заметить признаки помешательства Майкла. А знаешь, в этом я с тобой не соглашусь.

Пенелопа покачала головой.

– Не будь я столь импульсивной, не наделала бы столько ошибок. Я бы воспринимала жизнь более трезво, более логично. Как ты, например.

– Не говори так, – сквозь смех проговорила Лилиан. – Ты просто замечательная. Думаешь, я бы стала той, кем являюсь, не будь в моей жизни тебя? Когда твоя мать пыталась изменить меня после смерти моего отца, я всегда напоминала себе, кто я есть и чего хочу от жизни. Ты подбадривала и любила меня, как никто другой, и приняла меня настоящую. И посмотри, сколько всего замечательного ты сделала в больнице. Я последние два года лечила пациентов, лечила их тела. Ты же врачевала их души. Ты способна обучаться и правильно применять знания, ты можешь анализировать всевозможные теории и выстраивать собственные – более жизненные и подходящие для людей. Я бы никогда так не смогла. Ты переменила к лучшему жизнь несчастных солдат и их родных. Это намного важнее любой логики.

Не в силах вздохнуть, Пенелопа воззрилась на Лилиан. Неужели кузина действительно видела ее именно такой?

– Но все же, должна признать, бежать из лечебницы с лордом Бромвичем было слишком смело и необдуманно, – заметила Лилиан. – Интуиция подсказала тебе так поступить?

Пен знала сестру слишком хорошо и понимала, что в этом вопросе нет ни тени осуждения – только любопытство.

– Да. Я сердцем чувствовала, что там он не поправится.

– Что ж, бывают и неизлечимые болезни. Грустно, но факт.

– Факт. Только вот Габриэль может вылечиться, – твердо сказала Пенелопа.

Лилиан задумалась.

– Но уверенность твоя не обоснована никакой логикой. Вижу, ты всей душой уповаешь, что у лорда Бромвича есть шанс.

– Я уверена в этом, как ни в чем другом, – кивнула Пен. – Но все же мне страшно. Вдруг я ошибаюсь?

Лилиан взяла руку кузины в свою.

– Именно об этом я и говорила. Человек, привыкший действовать сообразно логике, никогда бы не сделал ничего подобного. А у лорда Бромвича появился шанс как раз благодаря тому, что ты следуешь интуиции, даже когда боишься.

Пенелопа едва сдержала слезы.

– А теперь, – бодрее продолжила Лилиан, глаза которой, к удивлению Пен, тоже заблестели, – расскажи мне, на чем основана твоя уверенность.

Леди Мантон сделала глубокий вдох.

– Ну, если не считать этих диких приступов, все симптомы Габриэля, которые я наблюдала или которые мы обсуждали, больше укладываются в рамки обыкновенного посттравматического синдрома.

Даже ту вспышку паники, что застала их вчера в карете, можно было скорее отнести к чрезвычайной боязни замкнутого пространства, чем к помешательству. Вспомнив о том, как Пен привела Габриэля в чувства, она воскресила в сознании все многочисленные поцелуи, и по телу раздалась волна приятного тепла. Теперь оставалось надеяться, что Лилиан не заметит, как порозовели ее щеки.

– Может ли это привести к безумию? – спросила кузина.

– Да, – кивнула Пенелопа. – И я постоянно об этом думаю. Конечно, его состояние вне приступа меня удивляет: оно слишком стабильно. Я также не могу оставить без внимания и его кровное родство с Майклом, но опять же приступы моего покойного супруга имели абсолютно иной характер, и их признаки начинали появляться у него еще за несколько дней. – Бедняжка тяжело вздохнула. – Но приступы Габриэля – это самое странное, что я когда-либо видела. Такое чувство, словно я одновременно имею дело с двумя разными недугами.

Разве такое возможно? Но если уж делиться мыслями с кем-то, так только с Лилиан, ради которой Пен и привезла Габриэля в этот дом.

– Ты можешь как-то это объяснить? – спросила Пенелопа, наклонившись к кузине.

– Ты у нас эксперт во всем, что касается безумия. Я больше в физиологии разбираюсь, но все же давай попробую. Подробно опиши мне все, что знаешь.

Пен рассказала сестре об их с Габриэлем первой встрече в Викеринг-плейс, в деталях характеризуя все, что видела. Она, конечно, упустила момент, когда он упал на нее и молил о помощи. Это ей показалось слишком личным, чем она не готова была поделиться даже с Лилиан.

Лилиан внимательно слушала.

– Подожди, – нахмурившись, прервала она кузину. – Повтори все физиологические симптомы.

Как же Пенелопе было знакомо это выражение лица: озадаченность, заинтересованность. Оно возникало у Лилиан всегда, когда что-то завладевало ее вниманием. Пен, как могла, подробно охарактеризовала все, что видела, стараясь не упустить ни единой детали.

– У него был сильный жар, и он беспрестанно чесался…

– Откуда ты знаешь, что у него был жар? – прервала ее Лилиан. – Его одежда была мокрой от пота?

– М… нет. Он… ну… на нем не было никакой одежды. – Вспомнив, в каком виде предстал перед ней Габриэль в тот день, Пенелопа почувствовала, что все лицо ее пылает от смущения.

Глаза Лилиан округлились.

– Совсем?

Пен быстро кивнула. Не сказать, чтобы она вновь испытала то самое потрясение, однако теперь память рисовала ей каждый изгиб тела Габриэля, каждую его черту с непревзойденной точностью.

– Да, – торопливо ответила она, надеясь, что кузина не станет пытаться связать с этим признанием румянец на ее щеках. – И он словно пытался содрать с себя кожу, как будто это не кожа, а одежда, которая мешает ему.

Лилиан задумалась, внимательно посмотрев на сестру.

– Но он был не в поту? – спросила она.

– Нет. Его кожа была горячей, но сухой. Вообще он выглядел совершенно иссушенным. Казалось, сколько воды ему ни дай, ему все равно окажется ее недостаточно.

Пенелопа с трепетом вспоминала его мольбы дать ему воды. В тот момент он казался ей таким беспомощным.

– И его зрачки были расширены, – продолжила она, – так сильно, что глаза выделялись черными провалами. И они оставались крайне чувствительными к свету даже несколько часов спустя.