Божественная комедия - Алигьери Данте. Страница 13

Скажите с места, или я стреляю".

64 Учитель мой промолвил: "Мы ответ

Дадим Хирону 127, под его защитой.

Ты был всегда горяч, себе во вред".

67 И, тронув плащ мой: "Это Несс, убитый

За Деяниру, гнев предсмертный свой

Запечатлевший местью знаменитой. 128

70 Тот, средний, со склоненной головой, —

Хирон, Ахиллов пестун величавый;

А третий — Фол 129, с душою грозовой.

73 Их толпы вдоль реки снуют облавой,

Стреляя в тех, кто, по своим грехам,

Всплывет не в меру из волны кровавой".

76 Мы подошли к проворным скакунам;

Хирон, браздой стрелы раздвинув клубы

Густых усов, пригладил их к щекам

79 И, опростав свои большие губы,

Сказал другим: "Вон тот, второй, пришлец,

Когда идет, шевелит камень грубый;

82 Так не ступает ни один мертвец".

Мой добрый вождь, к его приблизясь груди,

Где две природы 130 сочетал стрелец,

85 Сказал: "Он жив, как все живые люди;

Я — вождь его сквозь сумрачный простор;

Он следует нужде, а не причуде.

88 А та, чей я свершаю приговор,

Сходя ко мне, прервала аллилуйя; 131

Я сам не грешный дух, и он не вор.

91 Верховной волей в страшный путь иду я.

Так пусть же с нами двинется в поход

Один из вас, дорогу указуя,

94 И этого на круп к себе возьмет

И переправит в месте неглубоком;

Ведь он не тень, что в воздухе плывет".

97 Хирон направо обратился боком

И молвил Нессу: "Будь проводником;

Других гони, коль встретишь ненароком".

100 Вдоль берега, над алым кипятком,

Вожатый нас повел без прекословий.

Был страшен крик варившихся живьем.

103 Я видел погрузившихся по брови.

Кентавр сказал: "Здесь не один тиран,

Который жаждал золота и крови:

106 Все, кто насильем осквернил свой сан.

Здесь Александр 132 и Дионисий лютый,

Сицилии нанесший много ран;

109 Вот этот, с черной шерстью, — пресловутый

Граф Адзолино; 133 светлый, рядом с ним, —

Обиццо д'Эсте, тот, что в мире смуты

112 Родимым сыном истреблен своим". 134

Поняв мой взгляд, вождь молвил, благосклонный:

«Здесь он да будет первым, я — вторым». 135

115 Потом мы подошли к неотдаленной

Толпе людей, где каждый был покрыт

По горло этой влагой раскаленной.

118 Мы видели — один вдали стоит.

Несс молвил: "Он пронзил под божьей сенью

То сердце, что над Темзой кровь точит". 136

121 Потом я видел, ниже по теченью,

Других, являвших плечи, грудь, живот;

Иной из них мне был знакомой тенью.

124 За пядью пядь, спадал волноворот,

И под конец он обжигал лишь ноги;

И здесь мы реку пересекли вброд.

127 "Как до сих пор, всю эту часть дороги, —

Сказал кентавр, — мелеет кипяток,

Так, дальше, снова под уклон отлогий

130 Уходит дно, и пучится поток,

И, полный круг смыкая там, где стонет

Толпа тиранов, он опять глубок.

133 Там под небесным гневом выю клонит

И Аттила 137, когда-то бич земли,

И Пирр, и Секст; 138 там мука слезы гонит,

136 И вечным плачем лица обожгли

Риньер де'Пацци и Риньер Корнето, 139

Которые такой разбой вели".

139 Тут он помчался вспять и скрылся где-то.

ПЕСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ

1 Еще кентавр не пересек потока,

Как мы вступили в одичалый лес,

Где ни тропы не находило око.

4 Там бурых листьев сумрачен навес,

Там вьется в узел каждый сук ползущий,

Там нет плодов, и яд в шипах древес.

7 Такой унылой и дремучей пущи

От Чечины и до Корнето 140 нет,

Приют зверью пустынному дающей.

10 Там гнезда гарпий, их поганый след,

Тех, что троян, закинутых кочевьем,

Прогнали со Строфад предвестьем бед. 141

13 С широкими крылами, с ликом девьим,

Когтистые, с пернатым животом,

Они тоскливо кличут по деревьям.

16 "Пред тем, как дальше мы с тобой пойдем, —

Так начал мой учитель, наставляя, —

Знай, что сейчас мы в поясе втором,

19 А там, за ним, пустыня огневая.

Здесь ты увидишь то, — добавил он, —

Чему бы не поверил, мне внимая".

22 Я отовсюду слышал громкий стон,

Но никого окрест не появлялось;

И я остановился, изумлен.

25 Учителю, мне кажется, казалось,

Что мне казалось, будто это крик

Толпы какой-то, что в кустах скрывалась.

28 И мне сказал мой мудрый проводник:

"Тебе любую ветвь сломать довольно,

Чтоб домысел твой рухнул в тот же миг".

31 Тогда я руку протянул невольно

К терновнику и отломил сучок;

И ствол воскликнул: «Не ломай, мне больно!»

34 В надломе кровью потемнел росток

И снова крикнул: "Прекрати мученья!

Ужели дух твой до того жесток?

37 Мы были люди, а теперь растенья.

И к душам гадов было бы грешно

Выказывать так мало сожаленья".

40 И как с конца палимое бревно

От тока ветра и его накала

В другом конце трещит и слез полно,

43 Так раненое древо источало

Слова и кровь; я в ужасе затих,

И наземь ветвь из рук моих упала.

46 "Когда б он знал, что на путях своих, —

Ответил вождь мой жалобному звуку, —

Он встретит то, о чем вещал мой стих, 142

49 О бедный дух, он не простер бы руку.

Но чтоб он мог чудесное познать,

Тебя со скорбью я обрек на муку.

52 Скажи ему, кто ты; дабы воздать

Тебе добром, он о тебе вспомянет

В земном краю, куда взойдет опять".

55 И древо: "Твой призыв меня так манит,

Что не могу внимать ему, молча;

И пусть не в тягость вам рассказ мой станет.

58 Я тот, 143 кто оба сберегал ключа 144

От сердца Федерика и вращал их

К затвору и к отвору, не звуча,

61 Хранитель тайн его, больших и малых.

Неся мой долг, который мне был свят,

Я не щадил ни сна, ни сил усталых.

64 Развратница 145, от кесарских палат

Не отводящая очей тлетворных,

Чума народов и дворцовый яд,