Между (СИ) - Бьякко Лана. Страница 9

— И об аварии, и о следах насилия.

— У меня нет желания об этом говорить.

— Алиса, я не хочу давить не тебя, но ты должна понимать, что сдерживание эмоций и переживаний, такие психологические травмы могут в будущем плохо сказаться на твоём здоровье…

— Вы хотите сказать, что я такой же псих, как моя мать, или стану такой?!

Чёрт, вышло грубее, чем я хотела, но я не привыкла, я не могу говорить об этом с кем-то…

— Нет. Ты не больна, Алиса. Просто пообещай, что, если станет эмоционально тяжело, ты обратишься за помощью, хорошо?

Я заметила, что врач действительно не собирается на меня давить и допытывать.

— Как я пойму, что не справляюсь сама? — чуть погодя спросила я.

С одной стороны, во мне взыграл бунтарский юношеский дух, мол, я не больная и помощь мне не нужна. Но, с другой стороны, более рациональной, я понимала, что психологическая помощь-то мне как раз нужна больше всего. Но я была не готова, мне нужно было настроиться…

— Ты поймёшь, и я надеюсь, что для этого не должно будет произойти чего-то из ряда вон… Постарайся больше общаться с близкими, друзьями, гулять, заниматься тем, что приносит тебе удовольствие. Как только твои травмы заживут, займись йогой, плаванием, дыхательными практиками. Я распечатаю список рекомендаций, постарайся их соблюдать. Договорились?

— Хорошо.

— Кроме того, у тебя бывают панические атаки. Я выпишу тебе лекарства на случай их появления. Они быстро снизят уровень тревожности.

— Я поняла. Спасибо.

— Береги себя, Алиса. Твоя жизнь в твоих руках, и лучше тебя о ней никто не позаботится.

— То есть, надеяться ни на кого нельзя?

— Почему же? Наоборот, хорошо, когда есть люди, на которых ты можешь положиться. Я имел в виду то, что лучше тебя позаботиться о тебе никто не сможет. Любовь к себе, Алиса. Подумай об этом.

— Я постараюсь… — сказала я, после чего была, наконец, свободна.

Один из врачей долго разговаривал с дядей, хотя я могу догадываться, о чём. Следы старых травм были видны не только на моём теле, но и в результатах обследования, и они могли рассказать о многом. Дядя Миша всё больше хмурился, согласно кивал врачу, после чего пожал ему руку и поблагодарил. Врач передал ему стопку бумаг, в которых были назначения на лечение и рекомендации по реабилитации для меня. И что-то мне подсказывало, что дядя Миша с его связями прекрасно осведомлён о том, что со мной происходило на самом деле.

— Алиса…

Было видно, что ему трудно начать говорить. Я его понимала: о таком сложно говорить в принципе. Я сама об этом ни с кем не разговаривала, даже Денису не рассказывала всего. Поэтому я решила помочь ему выйти из затруднения.

— Вы по поводу моих травм?

— Да. Я хочу, чтобы ты знала: я не стану выпытывать у тебя, что, как и когда произошло, и почему. Если ты захочешь, то расскажешь сама.

— Но… вы ведь и так вероятней всего всё уже знаете… — мне было тяжело это говорить, хотя я сама не понимала, почему.

Он молчал какое-то время, а потом подтвердил:

— Да. Мои люди всё узнали.

— Тогда почему ждёте, что я сама буду рассказывать?

— Чтобы ты доверяла мне. Я знаю лишь сухие факты…

— А я могу рассказать о другой стороне…

— Верно.

Какое-то время я молчала, обдумывая услышанное. Могла ли я доверять ему? Могла ли я раскрыть свою душу? Была ли я готова к этому? Сейчас — определённо, нет, и я не знала, буду ли вообще готова быть настолько откровенной перед кем-то. Но он не требовал, и это уже радовало.

— Хорошо. Если я почувствую, что готова, то поделюсь с Вами…

— Договорились. Я не собираюсь на тебя давить. Просто знай, что помощь всегда придёт, как только ты будешь готова её принять.

После этого мы отправились в ресторан, чтобы пообедать и наконец-то обсудить то, что меня волновало. По дороге он спросил, где бы мне хотелось пообедать, чтобы чувствовать себя комфортно. Уж что-что, а вкусно поесть я любила, поэтому мы поехали в Кимчи. Я любила это место за то, что там было стильно и уютно, в какой-то степени передавалось настоящее азиатское настроение, и еда там была вкусная. Мы с Денисом бывали тут не один раз.

— Любишь азиатскую кухню?

— Мне кажется, я просто люблю поесть, — улыбнувшись, ответила я, а мой новый родственник вдруг рассмеялся так открыто и искренне, что я невольно сама начала смеяться.

— Так всегда говорил твой отец. Он тоже любил вкусно поесть, — отсмеявшись, сказал дядя Миша с ностальгией в голосе и улыбкой на лице.

Я разглядывала мужчину перед собой и пыталась его понять. Мне показалось, что между ним и моим отцом были тёплые братские чувства. Было видно, что он скучает по нему. Я не знала своего отца, лишь напридумывала себе романтических фантазий о нём. Это всё, что мне оставалось. Я знала лишь, что отец погиб на задании, но как и почему, мне не было известно. Да и не сильно для меня это было важно: мне хотелось бы узнать, что он за человек, каким был, был ли он рад моему рождению… Я не могла вернуть его к жизни, но могла хранить тёплые воспоминания о нём, пусть и с чужих слов.

— Расскажите мне о нём? — тихо попросила я.

Мужчина внимательно посмотрел на меня и сказал:

— Алиса, давай договоримся, что с этих пор мы только на «ты», хорошо? — и я согласно кивнула в ответ. — Твой отец был хорошим человеком… во всех смыслах этого слова. Он был отличным братом и замечательным отцом, пока… не погиб. Безумно любил читать, поэтому у нас дома всегда были горы из книг, — на этом моменте он улыбнулся так тепло, как будто мысленно перенёсся в те года. — Мы думали, что Паша выберет какую-то творческую работу, потому что он всегда что-то писал, зарисовывал, придумывал, но в итоге он выбрал работу в полиции.

— Почему? — искренне удивилась я, тоже не понимая такого выбора.

— Паша был сторонником справедливости. Он терпеть не мог, когда кого-то несправедливо наказывали или обвиняли, а виновные выходили сухими из воды, поэтому, когда он пришёл домой и заявил родителям, что подал документы в университет МВД, мы лишь приняли его выбор и поддержали. Отец, конечно, лелеял надежду, что он одумается, но это было тщетно.

— Почему ваш отец… — я запнулась на этом слове — почему его отец? Это было не так. Он был их отцом и моим дедом. — Дед… — с трудом сказала я, чувствуя себя непривычно. — Почему дедушка не хотел, чтобы папа там учился?

— Годы были не самые лучшие для такой работы, криминальные хроники так и пестрели событиями, а если учесть наш семейный бизнес, то… отец просто боялся за сына.

— С папой что-то случилось на работе?

Я не могла сказать, что испытываю по этому поводу какую-то боль или тоску, ведь я не знала своего отца, но вот печаль была…

— Можно и так сказать… — дядя Миша произнёс эти слова с такой болью и сожалением в голосе, что я невольно поймала себя на мысли о том, что он, возможно, чувствует себя виноватым по каким-то причинам.

Он замолчал и смотрел куда-то в сторону, а я разглядывала его профиль. Казалось, что он боролся со своими же эмоциями. Нам уже принесли еду, а он всё также сидел, не шелохнувшись.

— Дядя Миша, — аккуратно позвала я.

Он словно очнулся ото сна и посмотрел на меня, как-то удивлённо и даже сконфуженно.

— Прости, я задумался.

— Ничего страшного. Можно спросить?

— Да, конечно. Всё, что угодно.

— Вы вините себя в смерти папы? — спросила я, и его глаза моментально округлились от удивления. — Мне просто так показалось, — тут же спохватилась я, потому что фиг его знает, как он может рассудить мои слова, которые я вот так бросила в лоб.

— Если честно, — он прочистил горло, — то, да.

Я внимательно смотрела на этого человека, в его глаза, и понимала, что не мог он быть виновным. Моя интуиция говорила об обратном.

— Почему? Простите, если задаю такие неудобные и неприятные вопросы…

— Нет-нет, ты правильно делаешь. В тот год я попал в передрягу. Как выяснилось, наши партнёры оказались из криминального мира и хотели подмять под себя всех, но я этого не хотел. Вследствие чего произошла неприятная ситуация. Твой отец вмешался, но в результате погиб.