Анонимные грешники (ЛП) - Скетчер Сомма. Страница 21

— Могу я привлечь всеобщее внимание, пожалуйста.

Его голос низкий, но повелительный, и сразу же наступает тишина.

Он наслаждается этим несколько секунд, затем переключает своё внимание на меня.

— Аврора, верно?

Мои глаза сужаются. Я знаю, что этот придурок знает моё имя, потому что то, как оно слетает с его языка, запечатлелось в моей памяти. Но, бросив настороженный взгляд на Альберто, я киваю.

— Аврора. Встань.

Тихий смех разносится по комнате, в нём чувствуется неуверенность. Во что он играет? Пока все смотрят на меня, я знаю, что не могу устраивать сцен, поэтому неохотно отодвигаю стул и медленно поднимаюсь на ноги.

— Идеально. Теперь сделай три шага влево.

Мои щеки пылают, и всеобщий смех становится громче, как будто он рассказывает анекдот, а я единственная идиотка, которая не понимает, что я — кульминационный момент. Раздраженно я делаю шаг назад, чтобы оказаться за сиденьем Виттории, затем делаю три неторопливых шага влево.

— Счастлив?

Но если Анджело и отвечает, я этого не слышу.

В его правой руке что-то блестит. А потом хлопок получается слишком громким. Запах пороха слишком силен, а вкус брызг крови на моих губах слишком остр.

Пуля попадает Максу прямо между глаз и выходит из задней части черепа, забирая с собой половину его мозга. Его голова с тяжелым стуком ударяется о стол, его кровь окрашивает кружевную скатерть в бордовый цвет.

Раздается несколько вздохов. Один крик от спутницы Тора, Скайлер. Виттория бормочет: — О, ну твою ж мать, — таким же тоном, каким вы могли бы сказать, если бы опоздали на автобус. Но проходит меньше пяти секунд, прежде чем за столом воцаряется тишина.

Со звоном в ушах я поднимаю взгляд на Анджело. Спокойный, как весенний день, он садится, кладет пистолет рядом с салфеткой и запихивает в рот вилку с ветчиной. Он жует. Делает глоток виски. Затем он ловит взгляд Альберто и машет вилкой в его направлении.

— Парень продавал ваши бизнес-планы русским, — затем, лениво оглядев остальных за столом, он добавляет: — Ешьте, ваша еда остынет.

Рафаэль хихикает.

Тор издает тихий свист.

Слово порочный вспыхивает у меня под веками.

И я теряю сознание.

Когда я прихожу в себя, я лежу на диване в гостиной. Резкий солнечный свет струится через окно, а с другой стороны ветви ивы царапают стекло, как будто пытаются мягко разбудить меня. Щебечет птица. Не глядя, я знаю, что это черношапочная гаичка. Это выносливые маленькие создания, которые никогда не мигрируют на зиму. Они никогда не улетают из своих родных городов, даже когда всё становится холодным, жестким и неопределенным. Нет, они остаются со своими семьями и делают все необходимое, чтобы выжить.

Мне всегда нравились черношапочные гаички.

— Если ты хочешь быть частью этой семьи, ты не можешь быть такой брезгливой.

Я поворачиваю голову в сторону и вижу Леонардо, близнеца Виттории, развалившегося на кресле напротив. Он лениво стучит по своему телефону, его растрепанные волосы скрывают один глаз.

— Хм?

Но затем воспоминания возвращаются, и я резко выпрямляюсь, не обращая внимания на пульсацию в затылке. Анджело выстрелил в Макса. Смотрю вниз и вижу красные брызги на моем платье. Я подношу дрожащую руку к губам, и, конечно же, когда я отдергиваю кончики пальцев, они покрыты чужой кровью.

— Боже мой, — выдыхаю я, впиваясь пальцами в бархатную ткань, пытаясь подняться на ноги. — Боже мой.

Дверь открывается, и Амелия спешит внутрь.

— Нет, нет. Оставайся на месте, милая. У тебя было довольно неприятное падение, и мне нужно осмотреть твою голову, — она касается моей руки и опускается на сиденье рядом со мной. — У тебя что-то болит?

— Он убил Макса.

Это не вопрос, и Амелия на него не отвечает. Вместо этого она мягко наклоняет мою голову вперед и убирает волосы с чувствительного места на затылке.

Секунду назад он был жив, ел баранину с травяной корочкой и пил коктейли с виски и сидром, а в следующую…

Господи. Последнее, что я помню перед тем, как мой мир погрузился во тьму — это образ его тела, распростертого на прекрасном семейном фарфоре. Сквозь головную боль тихий, придирчивый голос в глубине моего мозга говорит со мной. Это я сделала?

Но я отбрасываю это прочь. Это глупая, эгоцентричная мысль. Анджело Висконти не помочился бы на меня, если бы я была в огне, точно так же, как он не схватил бы меня, если бы я прыгнула со скалы. И даже если он действительно верит, что я изменяла его дяде с Максом, он не производит на меня впечатления человека, способного проливать кровь из-за того, что его не касается.

— Сиди спокойно, — бормочет Амелия.

Я вздрагиваю от прикосновения её холодных пальцев. В конце концов, она отстраняется и похлопывает меня по коленям.

— Крови нет, просто большая шишка. Не напрягай себя следующие несколько дней, хорошо? О, и если ты почувствуешь сонливость, дай кому-нибудь знать.

Я рассматриваю её печальную улыбку и спокойное поведение.

— Ты серьезно?

— Да, сотрясение мозга — это не шутка.

Я моргаю.

— Амелия, Макса только что подстрелили. Насмерть. То есть, его в буквальном смысле больше нет в живых. И ты…

— Ты слышала, что сказал Анджело, — тихо говорит она, бросая взгляд на Леонардо, который теперь ухмыляется из-под своих волос. — Он был предателем.

Я медленно качаю головой.

— Нет, — бормочу я, — Макс не стал бы…

— Ну, он это сделал, — перебивает она более твердым тоном. Затем её взгляд смягчается, как будто она сожалеет, что была такой резкой. — Мне жаль, Аврора. Я помню свой первый раз, как будто это было вчера… — она выдыхает воздух, опускает плечи. — Но станет легче, я обещаю. Ты должна помнить, что мир Висконти отличается от того, к которому мы привыкли, — в последний раз похлопав меня по ноге, она поднимается. — Я рядом, если тебе нужно поговорить. А пока постарайся отдохнуть.

Она пересекает ковер, проходя мимо, взъерошивая волосы Лео.

— Но как он узнал, что Макс был предателем? Он даже не живет на континенте, не говоря уже о побережье.

Вопрос срывается с моих губ прежде, чем я осознаю, что даже думаю об этом.

Она замирает, держась за дверной косяк.

— Точно так же, как он знает всё.

Затем она выскальзывает из комнаты, её каблуки стучат по мрамору вдалеке.

Я поворачиваюсь к Лео.

— Что это значит?

Со вздохом он отрывает своё внимание от телефона и смотрит на меня.

— У братьев Ямы есть эта горячая линия. Любой желающий может позвонить по номеру и признаться в своих секретах. Макс, вероятно, именно это и сделал. У таких змей, как он, обычно нечистая совесть.

Нет.

Нет, нет, нет.

— Горячая линия? — произношу я хриплым голосом.

— Да, ты, наверное, видела эти визитки повсюду.

Пожалуйста, боже, нет.

— Она называется Анонимные грешники.

Не в первый раз за сегодняшний день мой мир погружается во тьму.

Глава восьмая

Церковь Святого Пия, Дьявольская Яма.

Это маленькое, скромное здание, за исключением высокого шпиля, который в ясный день виден из Бухты Дьявола. Оно расположено абсурдно близко к краю утеса, и камни размыты соленым морским воздухом и годами заброшенности. Перед ним кладбище загромождают увитые плющом надгробия, в том числе надгробия моих родителей.

Стоя перед прогнившей дубовой дверью, я крепче сжимаю лом и делаю глубокий вдох. Девять лет назад я сбросил ключ с утеса, и мне не терпится узнать, есть ли у кого-нибудь из моих дядей запасной. Вместо этого я вставляю железный прут между деревом и железным замком, и неудивительно, что из-за гнили замок легко открывается при хорошем толчке.