Черный Гиппократ - Петров Алексей Николаевич. Страница 48

«Почитатель таланта танцовщицы!»

«Современный Квазимодо…»

«Квазимодо по-русски!..»

Все эти — может быть, трагикомические — мысли за одну секунду пронеслись в сознании Нестерова. Он сидел тихо. И снаружи было тихо.

Стоя на четвереньках, Владимир смотрел в щель. И пока, кроме столов с покойниками, ничего и никого не видел. Он даже подумал: не почудилось ли? Накрутил сам себя…

Мигала лампа на потолке. От этого было еще тревожнее.

Но вот скрипнула дверь.

Нестеров так и подался вперед, скосил глаз.

— Ну и дела!..

Он увидел, что в подвал вошел Блох. И как он вошел.

Вид у Блоха был не из геройских. Некоторое время Блох стоял у двери, пристально разглядывал трупы. От природы смуглое лицо доктора Блоха, сейчас выглядело лимонно-желтым. Или он побледнел, или свет люминесцентных ламп сделал его таким.

Пообвыкнув немного, Блох подошел к столику, похожему на сервировочный, приподнял клеенку, взял большой узкий секционный нож… Потом бросил его со звоном на место, вытащил на свет деревянный молоток довольно внушительных размеров.

Блох почувствовал себя увереннее.

Поигрывая в руке молотком, доктор Блох двинулся вдоль столов с трупами в конец помещения. Иногда он приседал и заглядывал под столы. Какие-то трупы были накрыты клеенками — Блох приподнимал клеенки, осматривал лица.

Владимир пока не упускал Блоха из виду; даже чуть шире приоткрыл дверь. Владимир поймал себя на том, что вдруг успокоился. Он подумал, что в крайнем случае без особого труда справится с Блохом. Хоть тот и с молотком, не такой уж он и могучий противник.

Доктор Блох остановился возле тела Вики. С минуту стоял над ним, осматривая, потом медленно провел пальцем по странгуляционной борозде, по животу трупа. Осмотрел палец…

Блох отошел к холодильным камерам и исчез из поля видимости. Владимир слушал, склонив голову. Некоторое время было тихо. Но вот хлопнула дверца одной камеры, другой… Блох осматривал трупы…

Владимир подобрался, приготовился к броску. Он решил, что для начала ударит Блоха головой в живот; тем более этому весьма способствовала поза, в какой Владимир в данный момент был, — на четвереньках. Удар будет стремительным и неожиданным. А дальше — как придется. Владимир будет бить куда попало и как попало. Не очень-то он искушен в драках… И еще хотелось бы не показать свое лицо.

Но Блох больше не стал открывать камер. Быстрым шагом он направился в сторону выхода.

Нестеров слышал, как ворчал Блох:

— Вот пижоны! Не экономят электроэнергию. Кому, интересно, здесь нужен свет? Этим жмурикам?..

Положив молоток на столик, аккуратный Блох выключил свет и вышел в коридор. Дверь не захлопывалась — замок был не из тех, старый. Поэтому доктор Блох просто прикрыл за собой дверь.

Нестеров вздохнул облегченно:

— Прямо кино! Голливуд — не меньше.

Толкнув лбом дверь, он выбрался из холодильной камеры. И только теперь сообразил, что весь продрог. Потирая плечи, пошел к выходу. Видел, что в коридоре свет тоже погас, — это погас прямоугольник двери в темноте. Только свет уличных фонарей едва пробивался в подвальные окна.

Где-то далеко хлопнула дверь.

Владимир понял, что Блох ушел. А если не ушел? Если хлопнул дверью и затаился? Не так-то он прост.

На всякий случай Нестеров выждал минут десять. Стоял неподвижно, прижавшись спиной к стене. Зрение, пообвыкнув, теперь воспринимало больше. Уже не темнота царила вокруг, а полумрак. Даже неплохо было видно. Столы, столы… которые уходили в глубину подвала. И на них тела… Странное свойство зрения: в полумраке всегда чудится какое-то движение. Чем пристальнее вглядываешься во что-то, хоть в шкаф, или тумбочку, или кровать, тем больше видится тебе движение — будто предметы сами собой перемещаются вправо-влево, будто раскачиваются на ножках. Совершенно беззвучно… А если рядом в полутьме лежит человек, то может показаться, что он раскрыл глаза и смотрит на тебя. Да не просто раскрыл, а дико вытаращил — и глазеет, глазеет, все сильнее таращится, лыбится, корчит ужасные рожи. Если не возьмешь себя в руки, то и испугаться можно. Даже если это очень близкий человек!..

Вот, такие свойства зрения! Или это свойство тьмы?..

Сейчас Нестерову тоже виделось движение… Вон там приподнялась клеенка, а чуть дальше будто дернулась чья-то рука — палец, указательный палец встал торчком, зачем-то указывал в потолок… Труп толстой женщины беззвучно повернул голову, груди, свисавшие в стороны, вздрогнули и теперь словно сотрясались от рыданий. А еще дальше — там, где совсем темно, — кто-то будто бы сел на столе. И даже как бы послышалось — вздохнул.

У Нестерова — какой сильный духом он ни был — все похолодело внутри. Он сам теперь таращился в темноту, затаив дыхание. Полный рот слюны набежал…

Но точно — в конце подвала кто-то сел на столе и сидел, подобно сомнамбуле, тихонько раскачиваясь из стороны в сторону… Кто?.. Может, это Блох не ушел? Финт какой-то выкинул и теперь шутки шутит… А может летаргик проснулся? Случается же в жизни… Говорят, и Гоголя живым похоронили; и аббат Прево, автор знаменитой «Истории кавалера де Грие и Манон Леско», проснулся в тот момент, когда сельский лекарь, сочтя его мертвым, уже вскрыл ему живот…

«Стоп! Это на каком столе?»

Глаза у Владимира от напряжения слезились.

«Это же Вика…»

— Вика?! — тихо позвал он, почти поверив, что услышит ответ.

Но ответа не было. Кто-то сидел на столе и таращился на него, и строил зловещие рожи, и, кажется, чесался…

Владимир протянул руку к включателю. Никто ему не мешает включить на несколько секунд свет…

Кнопка щелкнула; заиграли, зазвенели под потолком люминесцентные лампы. Нестеров зажмурился от яркого света…

Никто на столе не сидел, ничей указательный палец не торчал кверху, не сотрясались мертвые груди. И розовый труп Вики лежал там, где лежал…

Владимир выключил свет и покинул морг. Заливисто зазвенели у него в руках отмычки. Дверь обязательно следовало запереть. И вообще: следовало все оставить так, как было. Потому что придется еще прийти сюда завтра. А сегодня надо было возвращаться, поскольку его в отделении хватились. И ищут серьезно — Блох даже в морг не поленился заглянуть.

Нестеров тоже был человек аккуратный. Вообще среди врачей аккуратные люди — не редкость. Нестеров запер все двери, какие запирались, и стал осторожно подниматься по аварийной лестнице. Он думал о Вике в это время, и он догадывался, почему Вика так поступила. Глупая, глупая!..

Блох и Фаина совещались в ординаторской. Блох был заметно встревожен:

— Куда он мог подеваться? Ума не приложу…

— Ерунда! — успокаивала его Фаина. — Нечего переживать. Это же не узник из тюрьмы сбежал. Сами знаете, время от времени бегут больные. По разным причинам… И нечего придавать этому слишком большое значение, Давид Яковлевич…

Но Блох покачал головой:

— Вы же понимаете, Фаина, что это не совсем обычный больной… Вы понимаете?

— Да что из того! — всплеснула Фаина руками. — Он же не посвящен во все тонкости ситуации… Единственная потеря — почка «ушла». Но ведь можно найти другую!

Блох все хмурился:

— Мне кажется, Фаина, он догадался кое о чем. И потому сбежал. Этот Нестеров с самого начала кажется мне подозрительным. То у него одна клиника, то он вдруг выдает другую… И заметьте, грамотно выдает. Уж не подсадили ли его к нам. И сбежал как ловко!..

— Кто подсадил?

— Органы…

— Какие такие органы? — не поняла Фаина.

— А те, что с золотыми погонами…

Фаина вздрогнула, задумалась:

— Ах, нет, Давид Яковлевич! Скорее уж Перевезенцев…

Блох поморщился:

— Думайте, что говорите, Фаина Сергеевна! По вашему выходит, что Перевезенцеву живот пулями набили специально. Да? Чтобы к нам его… адресно, так сказать, поместить?..

— Да, но Нестерову как-то не к лицу золотые погоны. Как-то не вяжутся они с ним. Живые умные глаза…