Не в силах забыть - Томас Шерри. Страница 18

— Запрокиньте голову, — попросила Брайони.

Лео повиновался. Смочив его волосы теплой водой, она намылила их кастильским мылом. Ее ногти слетка царапали кожу. Белую от пены голову она щедро ополоснула из кувшина, собирая мыльную воду в ведро, подставленное под край ванны.

Вытерев его волосы полотенцем, Брайони уселась на табурет рядом с ванной. Из полотняной сумки она достала губку, быстро окунула ее в воду, отжала и принялась намыливать с тщательностью хирурга, готовящегося к операции.

Ее обнаженные руки блестели от влаги. Изумительно гладкая кожа казалась перламутровой, Дыхание Лео участилось. Брайони начала намыливать его руку, двигаясь от плеча к кончикам пальцев. Затем, перенеся табуретку к другому бортику, она взялась за другую руку, старательно отводя глаза от центра ванны, где сквозь мутноватую от мыла воду можно было отчетливо разглядеть отклик Лео.

В шатре было тепло и влажно, клубы поднимавшегося из ванны пара витали в воздухе. Ее лицо пылало. Лео облизнул губы. Его одолевало желание лизнуть губы Брайони. На ее переднем зубе виднелась крохотная щербинка, которую ему хотелось лизнуть с того самого дня, когда он впервые пришел на обед в лондонский дом будущего тестя.

Протянув руку, Лео расстегнул верхнюю пуговицу на ее блузке. Брайони тотчас вскочила, опрокинув табурет.

— Пожалуйста, перестаньте.

Она встала позади него, намылила ему спину и ополоснула водой. Затем вернулась к боковому бортику и похлопала Лео по торчавшему из воды колену, жестом предлагая поднять ногу на край ванны.

С того места, где она теперь стояла, невозможно было не заметить, что с ним творится, и Брайони отнюдь не была слепой. Неужели она и впрямь думала, что сможет помыть его, не вызвав столь предсказуемой реакции?

Губка двинулась вверх по его бедру, мягкая, слегка шершавая. Брайони добросовестно делала свое дело: она мыла ногу быстрыми точными движениями, не дразня, не играя, не замедляя руки. И все же Лео еще больше охватывало желание. Губка задела его восставшую плоть, и у Лео вырвался хрип. Будто ничего не услышав, Брайони перешла на другую сторону ванны и слегка похлопала Лео по другому колену, а затем принялась намыливать его бедро.

Лео мысленно обвинил ее в желании поиздеваться над ним, но потом решил, что судил слишком сурово. Брайони наверняка делала все возможное, чтобы как следует его искупать, не обращая внимания на бурлившее в нем неистовое желание.

Она потерла губкой его грудь и живот. Лео подумал было, что с мытьем покончено, однако Брайони закатала повыше рукава и опустилась на колени, погрузив руку под воду. Лео с шумом втянул в себя воздух. Губка коснулась запретной зоны. Легкими движениями она скользила по самым чувствительным местам его тела. Лео с усилием сглотнул.

Губка гладила его восставшую плоть, двигаясь вверх и вниз, описывая круги. Лео словно пронзило молнией, обдало огненной волной. Казалось, от Брайони исходит поток электричества или пламени.

И вот его касалась уже не губка, а узкая ладонь. Легкая, как рыбий плавник. После трех с половиной лет тоски по Брайони ощущение оказалось слишком острым. По телу Лео прошла судорога, бедра его качнулись вперед, лицо исказилось, из горла вырвался блаженный стон.

Когда он открыл глаза, Брайони стояла поодаль, у изножья ванны, плотно прижав локти к бокам. Губка плавала у поверхности воды.

— Как я понял, вы уронили губку и пытались ее найти, — проговорил Лео, не в силах представить себе, что поступок Брайони не был случайностью.

Несколько долгих мгновений она хранила молчание и наконец произнесла:

— Я помогу вам ополоснуться.

Лео не оставалось ничего другого, кроме как подняться. Брайони окинула его цепким взглядом, потом отвернулась и поспешно направилась к ведрам с водой, приготовленным специально для купания.

Лео почувствовал, как по телу струится теплая вода. Смыв с него всю мыльную пену, Брайони протянула ему полотенце.

— А теперь одевайтесь.

И это после того, как она видела Лео обнаженным и, пусть и случайно, довела его до пика наслаждения?

— Неужели я вижу перед собой ту же женщину, которая, будучи моей женой, не позволяла мне снять с нее ночную рубашку?

— Если бы Господь желал, чтобы люди отправлялись в постель без одежды, он не создал бы ночные сорочки, — заявила Брайони, покидая шатер. — А кроме того, иногда вы все же снимали ночную сорочку.

Когда со временем супружеские отношения четы Марзден не улучшились, а, напротив, стали еще более неловкими и тягостными, Лео перестал приходить к Брайони вечером, перед сном. Для занятий любовью он выбирал предутренние часы, когда она крепко спала.

За несколько дней мучившая их неловкость неожиданно исчезла. Лео начал чаще улыбаться и разговаривать с женой за ужином. Временами он смотрел на нее так, что у Брайони перехватывало дыхание, а лицо вспыхивало румянцем.

Все эти несколько дней Брайони думала, что видит по ночам необычайно яркие эротические сновидения. Пока однажды не проснулась среди ночи и не обнаружила, что лежит плашмя обнаженная, а ее лодыжки покоятся на плечах Лео.

Она не нашла в себе сил остановить мужа. Тяжело дыша, она лишь беспомощно постанывала. Однако на следующий день Брайони попросила Лео больше не пытаться овладеть ею во сне. Оказавшись всецело во власти мужа, она испугалась. Пережитое ощущение вселило в нее неясную, но острую тревогу. Впрочем, в этом она, разумеется, не призналась. Брайони объяснила Лео, как важен для нее ночной сон, и изъявила готовность исполнить супружеский долг в любое другое время.

Лео молча выслушал ее доводы, а затем вышел, не сказав ни слова в ответ. Той ночью Брайони проснулась от собственного хриплого крика. Лео заставил ее испытать наслаждение, лаская ее губами и языком. Ей оставалось лишь беспомощно трепетать, когда он овладел ею, тихо шепча, что когда-нибудь она отплатит ему тем же.

На следующий день Брайони вновь поговорила с мужем, на этот раз более решительно. Однако ночью оказалась лежащей поперек кровати — широко разведенные ноги касались пола. Подступающее блаженство лишило ее сил сопротивляться.

Ее настойчивые просьбы прекратить эти ночные набеги Лео выслушивал все так же молча, бросая на нее враждебные взгляды, а с наступлением ночи заставлял ее стонать от наслаждения. Эти минуты исступленного блаженства пугали Брайони. Она все больше боялась Лео. Когда он пообещал, что со временем она сама станет умолять его овладеть ею, Брайони похолодела от ужаса, потому что эти слова вполне могли обернуться правдой.

Это повторялось из ночи в ночь. Брайони лежала без сна, со страхом думая о том, что сделает с ней Лео. Или заставит сделать ее. Так и продолжалось, пока она едва не зарезала пациента, оттого что чувствовала себя вконец потерянной и измученной постоянным страхом.

Вечером она вернулась домой, заперла на засовы все двери своей спальни и никогда больше за все время, что прожила под одной крышей с мужем, не впустила его в свою постель.

Лео приходил к Брайони по ночам, когда она спала, потому что устал играть роль льва, раздирающего мученицу. Ему хотелось сжимать ее в объятиях, не чувствуя, что его прикосновения оскверняют ее.

В первый раз он не собирался заходить дальше объятий и поцелуев, но стоило ему лечь рядом с ней, она повернулась к нему, безмолвно предлагая себя. Ее тело, всегда такое напряженное, сделалось гибким и податливым, как живот танцовщицы. И Лео не удалось удержаться от соблазна. Он раздел Брайони и, сбросив одежду, насладился близостью с нею. А она обвила его руками, крепко прижала к себе и впервые — во сне — прошептала его имя.

«Лео, — повторяла она, — Лео, Лео, Лео». И, словно внутри его прорвало плотину, он излил семя.

Власть, которую обрела над ним Брайони, пугала его. За один миг неистового блаженства он готов был забыть весь свой гнев и отчаяние. Он никак не мог утолить голод краткими мгновениями похищенной близости, насытиться ею, женой, принадлежащей ему лишь ночью.