Жаркое лето 1762-го - Булыга Сергей Алексеевич. Страница 26

— Бредихина? — спросил офицер. И тут же сам ответил: — И его вчера тоже. Теперь они оба сидят под караулом, так что там теперь полный порядок. А что у вас здесь? Эта у вас?

Иван молчал.

— Ну, эта! — сказал офицер. — Поднадзорная твоя. Не баламутила?

Иван пожал плечами.

— Э! — весело воскликнул офицер. — Да ты это что? Веди к ней, давай! Нам некогда! — Тут он подступил совсем близко и почти шепотом сказал: — Мы к десяти в Казанском должны быть! А пока она оденется, пока мы ее довезем. Давай, я говорю, веди!

Иван подумал, развернулся и повел. Они шли только двое, а те все остались возле кареты.

— Ты, брат, не злись, — говорил офицер, идя рядом с Иваном. — День же сегодня сам видишь какой. Да у нас так всегда! Завидую я вам, армейским. А тут при этих всегда черт-те что! Ночью подняли, говорят: скорей, скорей! Государь велел, чтобы к десяти все было готово. Это чтобы за ней съездили, ее оповестили, ее, если что, в охапку и забрали, потому что там, в Казанском, будут же не только все наши, но и все послы, вся Европа, поэтому надо, чтобы все видели, что государь и государыня живут как голубки, только и знают, что любятся, и вот он собрался на войну, а она его провожает и плачет… Эх! — сердито сказал офицер. — Мне это вот где сидит! — и он резанул себя ребром ладони по горлу. После повернулся к Ивану, добавил: — Алексеем меня звать. Фамилия Орлов. Преображенского полка поручик.

— Иван, — сказал Иван. — Заруба-Кмитский. Ротмистр из корпуса Румянцева.

— А! — радостно сказал Орлов. — Румянцев! Мой брат там служил. И при Цорндорфе трижды был ранен. После его сюда перевели.

— Как зовут брата?

— Григорий.

— Не слышал.

Больше они ничего один другому не сказали, молча шли и вышли ко дворцу. На крыльце стоял уже Прищепко. Прищепко им откозырял и доложил, что все в порядке. Они вошли во дворец.

Во дворце, в Парадной зале, было пусто, и все двери опять были плотно закрыты. Орлов посмотрел на Ивана. Иван очень нехотя сказал, какая дверь к царице. И тут же быстро добавил, что она не примет, что лучше сразу во вторую дверь, к Шарогородской. А царица, повторил Иван, не примет.

— Примет! — сказал Орлов нарочито громким голосом. И еще добавил: — С превеликим удовольствием. Потому что куда ей деваться!

После чего он подошел к царицыной двери и громко в нее постучал. Ему не ответили. Тогда он постучал еще, и это еще громче, а после толкнул дверь, вошел туда, дверь за ним сразу закрылась, стало тихо…

А потом оттуда послышались довольно-таки громкие голоса. По большей части говорил Орлов, а отвечали ему редко и немногословно. Потом там стало совсем тихо, но Орлов пока не выходил. Иван стоял посреди залы, на душе у него было гадко. Потому что как-то очень странно получается, думал Иван, почему приехали какие-то поручики, а не сам царь или хотя кто-нибудь из его флигель-адъютантов? А то эти поручики! Ну и что, что они гвардия? И надо было: где бумага? Без бумаги не отдам! И ни в какую! Потому что а вдруг это заговор? Ну, заговор не заговор, тут же подумал Иван, потому что был бы заговор, тогда они за ним пошли бы все четверо и там, сразу в кустах, его и закололи бы. Втроем на одного, исподтишка, очень удобно! А так же нет, пошел только один. И не кидался, хоть Иван и ждал, даже почти надеялся… А без флигель-адъютантов потому, что у них здесь так всегда, как говорит Семен — желтый дом какой-то, а не служба! И еще вспомнил тут же: янычары! Всех развести, потом опять переженить. Порядки! Подумав так, Иван опять прислушался. Теперь опять было слышно, как за дверью говорит Орлов. Потом послышались его шаги, потом он вышел и сказал Ивану:

— Вот видишь, приняла. И уже наполовину собралась. Скоро поедем.

После чего Орлов прошел на середину залы, остановился там и принялся утирать руки, потому что, это было явно видно, очень волновался. Но скоро успокоился и глянул на Ивана, весело подмигнул ему и теперь сказал уже такое:

— Вот тебе и царское достоинство! А будет велено — и выполняй.

И, резко мотнув головой, начал ходить туда-сюда. Иван сперва молчал, а после все-таки спросил:

— А что там случилось с этим Пассеком?

Орлов остановился, посмотрел на Ивана, после посмотрел на царицыну дверь, а после опять на Ивана — и сказал такое:

— Убить они хотели государя, вот что. Пассек и Бредихин, наши офицеры. Подкараулить ночью и убить. А после, но это уже другие, сам это понимаешь, что не Пассек, соберут Сенат и предложат наследника Павла Петровича короновать. А так как годы у него еще совсем слишком юные, то регентшей назвать вот эту, — и Орлов кивнул на царицыну дверь. Потом продолжал: — И это дело у них уже почти что сладилось, да дураки-солдаты проболтались. И майор Воейков как узнал, так сразу Пассека под караул — и сразу же начали розыск, взяли еще Бредихина, ищут еще… Э! — спохватился Орлов. — Чего это я вдруг как те солдаты? Господину Клушину такое не понравится. Розыск еще идет, поэтому как бы кого не спугнуть! И это я не про тебя, конечно, но все равно порядок есть порядок и у стен есть уши, это знаешь? И про Клушина слыхал?

— Слыхал, — нехотя сказал Иван.

— Клушин! — еще раз сказал Орлов. — Вот, брат, где настоящая сила! Царства рушатся, короны сотрясаются, народы бегут кто куда, и только один господин Клушин даже в ус не дует. Потому что, я еще раз говорю, вот где она, настоящая сила! — и тут он даже поднял руку со сжатым кулаком, а кулак у него был, чего и говорить, здоровенный, и он опять заговорил: — Вот где сила, а не в тех…

Но тут он вдруг замолчал и оглянулся. И нехорошо заулыбался! Иван тоже туда глянул — и увидел, что это из своей двери вышла царица. На царице опять было новое платье, оно было лучше тех прежних, но все равно, подумал Иван, было оно не слишком царское, особенно не для сегодняшнего случая. И еще: царица была в сильном гневе, это было сразу видно. Она так и сказала — очень гневно, глядя при этом только на Орлова:

— Вы меня простите, господа, но я не солдат, я не умею вставать по тревоге. Вы знаете, сколько нужно времени для того, чтобы собраться хотя бы к малому выходу? А тут, я понимаю, дело куда более важного свойства. Не так ли, господин поручик?

Орлов на это только дерзко усмехнулся и сказал:

— Да что вы, ради Бога, ваше величество, вы на меня не гневайтесь. При чем здесь я? Что мне было приказано, то я и делаю. Все ради вас, ваше величество! — и тут он опять усмехнулся. Веселый какой!

А царица, та опять строго спросила:

— Где Питер? — и тут же поправилась: — Где государь?

— Не могу знать, — сказал Орлов, теперь уже тоже серьезно. — Да мне такое и не положено знать. А я знаю только вот что, я вам еще раз говорю, что сегодня на десять утра назначена служба в Казанском соборе. Очень большая служба, и всем известно, по какому это нешуточному поводу. А мы все еще здесь. Так что я могу повременить еще только пять минут, не больше, после чего мы сразу отъезжаем. Поэтому не смею вас больше отвлекать, ваше величество, вы прикажите своим людям, чтобы они не мешкали, а мы с господином ротмистром, если вы нам такое дозволите, пока что постоим на крыльце. Прошу вас, ротмистр!

И тут он указал на дверь, и Ивану ничего другого не осталось, как выйти вон. Орлов тоже вышел, там сразу повернулся к караульному, а это был Прищепко, и велел ему сбегать вперед по аллее и сказать господам офицерам, чтобы уже подавали карету сюда. Прищепко козырнул и убежал. Теперь, когда они остались на крыльце одни, Орлов повернулся к Ивану и очень сердитым, но зато не очень громким голосом сказал:

— Вот так всегда! Покуда кто-то прохлаждается… Нет, даже напротив, покуда он горячится, мы бегай как псы! И еще мы янычары! А он тогда кто? Султан басурманский, так, что ли?! И вот мы приехали в гарем, взяли под белые ручки, свезли на люди, показали, а после, что ли, головой в мешок… — Но тут он замолчал и осмотрелся, а после уже совсем тихо спросил: — А ты про Пассека откуда знаешь?

Иван подумал и ответил: