Огненные слёзы (СИ) - Михайлова Екатерина. Страница 20

«Ты видел это, брат?», — спросил Корт у зверя, и тот издал чуть слышный рык, похожий на бульканье закипающего чайника. Корт шарил сощуренными глазами по неподвижной пустыне, квадрат за квадратом осматривая пески в надежде, что беспощадный Таурис — Старший Брат, отнимающий жизни — на этот раз изменит своей привычке и поможет, бросив Корту ещё один отблеск.

И через минуту он снова увидел солнечный зайчик. Что бы его ни отражало: кусок обшивки шаттла или какая-то деталь, но находился этот предмет в стороне от корабля. Прикинув расстояние, Корт решился. «Он всего в паре десятков километров от нас», — сказал он Утагиру, пытаясь рассмотреть ещё что-нибудь. «До ночи успеем добраться». И отвернувшись от обрыва, побежал в другую сторону, к тропе, ведущей вниз, в пустыню.

Спустя четыре-пять часов Корт был на месте. Со всех сторон его окружала одинаковая пустыня — блёкло-жёлтая, раскалённая и мёртвая, и такое же блёклое небо над головой. Небольшие песчаные барханы сменяли друг друга через одинаковое расстояние. Из-за этого через некоторое время начинало казаться, что ты не идёшь, а стоишь на месте, бессмысленно перебирая ногами. Корт остановился и огляделся.

Красные Горы стали лишь ещё одним барханом на горизонте, лишь немного выше остальных. Лиатраса отсюда не было видно. Корт ещё раз посмотрел на небо: Таурис и Аттрим уже не раз сменили положение по отношению друг к другу. Но Корт был уверен, что не сбился с пути, и предмет, от которого отразился солнечный зайчик, должен находиться где-то рядом.

Мужчина поднялся на ближайший бархан, чтобы осмотреться. Он приложил ладонь ко лбу, чтобы Аттрим, опустившийся к горизонту, не слепил глаза. Горячий ветер равномерно дул в лицо; пустыня была раскалённой печью, а он — дичью, оказавшейся внутри. Он не знал никого, кто в своём уме отошёл бы от Утегата на такое расстояние в погоне за призраком, химерой.

Корт поглубже натянул хилт на лицо и обратился к Утагиру, бегавшему неподалёку: «Я ничего не вижу, а ты? Похоже, мы опоздали, и пески уже прибрали к рукам то, что осталось от шаттла и тех бедолаг, что были внутри. Ещё одна жертва Ругу была принесена. Надеюсь, он останется доволен».

В два шага мужчина спустился с бархана. Глупо было бежать сюда в надежде найти осколок Вечного Города. Он так быстро принял решение, что даже не успел подумать, зачем ему это. Ну, нашёл бы он блестящий кусок обшивки или даже что-то, оставшееся от пассажиров: сломанные часы или пряжку ремня. Неужто ему на самом деле нужен этот хлам? Неужто он так отчаянно жаждал найти какое-то напоминание о прошлой жизни?

Корт обернулся к точке Красных Гор, маячившей на горизонте. Всё, хватит бегать по пустыне. Леда, наверное, уже волнуется. Пора домой.

— Пошли, друг, — обратился Корт к зверю. — Мы возвращаемся.

Утагиру не показывался. Наверное, носится по пескам, отводит душу — давно они не уходили так далеко. Вдруг из-за барханов раздался протяжный вой. Корт, не раздумывая, бросился на звук. Он нашёл Утагиру неподалёку. Зверь протяжно взвывал, вскидывая морду к небу, а затем принимался рыть передними лапами песок. Это получалось у него не очень хорошо: песок тут же ссыпался обратно, в только что вырытую ямку.

— Ты что-то нашёл?

Корт опустился на колени рядом с животным и начал быстро, но осторожно выбирать песок руками. Он копнул ещё раз, и у него в ладони остался кусок ткани. На секунду мужчина опешил, а затем бросился копать со всей силой. Он загребал песок обеими руками, не заботясь о том, что тот уже забил одежду и хрустел на зубах.

Откопав рукав и часть кофты, Корт изо всех сил потянул тело на себя. Пески не хотели отдавать уже принятую жертву. Корт нехотя подумал о том, что атлурги не одобрили бы его действия: то, что забрала пустыня, принадлежит Ругу, не людям. Но Корт не собирался отдавать кровожадному богу эту жертву. Он потянул на себя изо всех сил, буквально выдирая тело из объятий Руга.

Нехотя пески расступились, и Корт с изумлением понял, что вытащил из песчаной ловушки молодую девушку. Её лицо было серым от копоти, с чёрными разводами, под которыми угадывалась белая кожа. Одежда была изорвана, и сквозь прорехи виднелись синяки и ссадины. Корт осторожно откинул с лица девушки спутанные каштановые волосы. Пожалуй, её можно было назвать красивой: аккуратные маленькие губы на лице в форме сердца, широкие острые скулы, небольшой нос, широко расставленные глаза.

Корт аккуратно положил её на горячий песок. Он станет этой девушке и постелью, и саваном. Ему не хотелось оставлять её здесь, но выбора не было. Он, как мог, разгладил её одежду и сложил ещё тёплые руки на животе. Между ключицами Корт заметил странный кулон. Он взял его в руку, очищая от песка.

Кулон был очень красивым и казался старинным: витиеватый узор скрывал в своём сердце каплю. Она была отполирована до такого состояния, что казалась настоящей каплей воды: прикоснись губами и почувствуешь чистую, прохладную влагу. Корт никогда не видел такого кулона, но почему-то он казался ему смутно знакомым. Так бывает, когда в самый разгар дня какая-то вещь или звук вдруг напоминает о чём-то, приснившемся ночью. Вот только ты никак не можешь вспомнить, что именно это было.

Корт повернул кулон чуть вбок, и его ослепил солнечный зайчик. Так вот что за отблеск он поймал за десятки километров отсюда! Мужчина аккуратно положил кулон в выемку между ключицами — было бы неправильно забрать его у девушки. Каким-то образом Корт чувствовал, что кулон должен принадлежать ей. Что снять его с её тела — то же самое, что отрезать покойнику пальцы ради драгоценных колец.

Корт аккуратно положил кулон. Его рука на миг легла девушке на грудную клетку. И уже третий раз за день его прошиб озноб, словно в лицо плеснули ледяной воды: Корт почувствовал, как её сердце чуть слышно трепыхалось в груди. Настолько слабо, что её грудь не поднималась и не опускалась, но всё же она была жива.

***

Юта не знала, что происходит, где она. Мир распадался на осколки, как в детском калейдоскопе. Ей было страшно. Разум мучительно пытался что-нибудь вспомнить или понять, но натыкался на преграду из света, такого яркого, что Юта не могла даже думать.

Свет сменился тьмой, и она подумала, что, возможно, умерла и попала в какую-то другую реальность. Но потом пришла боль, и Юте начало казаться, что она в темнице, где-то глубоко под землёй. Сверху над ней тонны земли и камня, которые постепенно смыкаются над головой, стискивают грудь. Она пыталась вздохнуть, но у неё не получалось. Она не могла даже пошевелиться. Паника охватила её, а затем она провалилась во тьму — такую чёрную и густую, что в ней не было уже ничего, даже самой Юты.

А потом снова пришёл свет. Он дробился на части, как отражение в воде, и в одном из отражений она увидела лицо. Это был её отец. Он смотрел на неё с волнением и говорил успокаивающим голосом. Юта улыбнулась ему. Её снова ослепил свет, и она прикрыла глаза. «Интересно, почему у отца такие синие глаза?», — почти безразлично подумала она. «Разве у него были синие глаза?».

Но вскоре это стало неважно, потому что отец держал её в объятиях, и ей было уютно и надёжно в его руках. Он укачивал её, Юта чувствовала, будто плывет по воздуху. Она засыпала.

Отец ушёл. Она не хотела, чтобы он уходил, но не смогла вымолвить ни слова. Она даже не смогла открыть глаз: веки были тяжёлыми, словно весили тонну, и так упорно не хотели открываться, как если бы их зашили. Юта перестала бороться и уплыла в небытие.

Потом пришла мать. Она баюкала Юту. Девушка слышала, как она поёт детскую считалочку, которую часто пела Юте в детстве:

Кто считает: раз, два, три –

В закатном пламени гори,

Скажет кто: четыре, пять шесть —

Хвост ящерицы должен съесть,

Посчитай: семь, восемь, девять —

Качает ветер дитя в колыбели,

Десять всему исчисляет предел —