Подменыш - Уильямс Джой. Страница 12

Перл посмотрела на Уокера. И хихикнула.

– Что оно сказало? – спросила она.

– Оно сказало: «Что ты смотришь, как я умираю? Скоро ты станешь умирающим животным, и люди будут смотреть на тебя».

Перл ничего не сказала. Это казалось вполне разумным.

– Как бы там ни было, что-то изменило его отношение. Аарон хорошо нажился и решил, что пора окультуриться. Он перенес охотничьи навыки из лесов на рынок. Все, чего он касался, приносило прибыль. Он никому особо не нравился, но так разбогател, что с ним приходилось считаться. Аарон вкладывался в банки, и железные дороги, и пароходы… Он был совладельцем «Генри Клея», самого быстрого парохода на Гудзоне, до 1852 года, когда он загорелся и потонул. Тогда погибло больше сотни человек, и Аарона обвинили в непреднамеренном убийстве, но потом оправдали. Аарон был счастливчиком. Он был счастливчиком до самого дня своей смерти.

– Ну что ж, – сказала Перл неопределенно.

– В последние годы он выстругал вот это, – сказал Томас и достал из-за фигурок животных короткую плоскую шкатулку. Открыв ее ногтем большого пальца, словно ключом, он показал короткий нож с роговой рукояткой. На рукоятке были вырезаны забитые животные, лежавшие вереницей, вцепившись зубами друг в друга, обвивая рукоятку ножа, со вспоротыми животами и перерезанными глотками; от этих грациозных животных, подкошенных смертью, веяло необычайной умиротворенностью.

– Рукоятку он тоже вырезал? – спросила Перл. – Он был очень хорош, да? То есть был настоящим художником, да?

– Нет, – Томас улыбнулся. – Это из Юкатана, Майско-тольтекского периода. Аарон был коллекционером. Ему нравились симпатичные вещи, необычные вещи.

– А его жена была необычной? Его Эмма.

– Аарон вступил мезальянс, женившись на ней, – сказал Томас.

Шелли улыбнулась через стакан. Перл ближе придвинулась к Уокеру.

– Дети скажут тебе, Эмма была ведьмой, – сказал Томас.

Перл уставилась на свежий напиток, который дал ей Уокер.

– Я не верю в ведьм, – сказала она.

– С чего бы тебе в них верить? – спросила Шелли.

– А как насчет привидений? – Томас снисходительно поднял брови.

Он смотрел на Перл с любопытством, с каким люди смотрят на занятного зверька.

– Я думала, у нас тут не детский час, – вздохнула Шелли.

– Многие мои корреспонденты верят в привидения, – сказала Мириам.

– Они живут в других странах, – возразила Шелли раздраженно.

– Привидениям нет хода в этот мир, так ведь? – спросила Перл. – То есть они его просто помнят, да?

Томас рассмеялся.

– Дети с тобой отлично поладят, Перл. Они обожают таинственное. Им нравится выдумывать свои истории.

– Мне ужасно не хочется думать о нашей истории в том виде, как ее могут рассказывать дети, – сказал Уокер. – Я вспоминаю только одну родственницу со странностями – одну тетку, которая хотела стать профессиональной боксершей.

– О боже, – сказал Томас. – Да.

– Здесь столько детей… – начала было Перл.

– Они приходят и уходят, – сказала Шелли. – Томас все время находит новых.

– Что ж, когда их так много, со всеми их днями рождения… Наверно, всегда есть повод для вечеринки…

От коктейлей Перл развеселилась.

– Мы отмечаем все их дни рождения в один день, – сказал Томас. – Так проще.

– Для тебя, возможно, – возразила Мириам. – Но это я должна печь пироги. Из них каждый может съесть по пирогу, клянусь, и всем подавай разноцветную глазурь и разные формы…

– Ты это любишь, Мириам, – сказал Уокер.

– Когда мы уже будем есть? – сказала Шелли. – Мне завтра рано отчаливать, вы же знаете, а я еще не собрала ни единой вещи.

– Полагаю, ты намекаешь на ужин, – проворчала Мириам, – хотя сама никогда не ешь.

– Шелли нужна энергия, – сказал Томас. – Она едет в колледж за своим самцом.

– Ну ладно тебе, – Шелли покраснела.

– Выбирай такого, чтобы делал хороших детей, – сказал Томас.

Они перешли в столовую. Позвали детей, и все уселись за стол. Детские лица были вымыты, волосы – прилизаны. Дети вели себя культурно и обслуживали друг друга. Томас исполнял роль наставника. Между ними шел увлеченный разговор, суть которого ускользала от Перл. От напитков у нее кружилась голова, и ей было не по себе. Видя, как ребенок шести-семи лет в один момент носится как угорелый, а в следующий чинно сидит за обеденным столом и обсуждает формулы Майстера Экхарта о преодолении оков собственного «я», Перл чувствовала себя не лучшим образом.

Она вздохнула. Подняла вилку.

– Смотри, Перл, – сказал один мальчик.

Его звали Джонни. Его глаза казались старыми и уставшими, и в глубине их читалось странное разложение. Он подвинул к Перл по скатерти ракушку.

– Поднеси ее к уху.

– О, да, – сказала она, улыбаясь. – Я слышу океан. Слышу волны.

Ракушка была липкой и пахла сладким.

– А вот и нет. Ты слышишь свою кровь. Это звук твоей собственной крови, поющей у тебя в ушах.

Он взял ракушку и положил себе на колени. Его лицо нервно дернулось.

– Ну, – сказала Перл, – полагаю, что так.

К ней подсела рыжая девочка с довольно большим ртом. Она ела быстро, делая проворные аккуратные движения, и каждый раз прикладывала ко рту салфетку.

– Эмма забеременела и родила ребенка, который оказался не ее, – сказала она Перл.

«Дети, – подумала Перл, – какая у них сумятица в головах…»

– Если она родила ребеночка, он должен быть ее, – сказала Перл убежденно. – Мужчины иногда не знают, являются они отцом ребенка или нет, но мать должна знать.

Она кашлянула. Она чувствовала, что зашла куда-то не туда.

Дети по другую сторону стола смотрели на нее с интересом. И качали головами.

– Нет, – сказал мальчуган по имени Трип с длинным тонким лицом и родинкой на щеке. – Нет, ребенок Эммы был не ее.

Перл улыбнулась.

– Эмма – это кто-то из ваших фантазий, да?

– Нет, нет, Перл, – сказала рыжая девочка. – Она прабабка Уокера. И Томаса. И Шелли, и Мириам тоже.

– Ну что ж, – сказала Перл. – Так что же случилось с ребенком, который не был ее? Она ведь все равно его любила, правда?

Дети смотрели на нее с лукавым огоньком в глазах.

– Он вернулся, откуда пришел, – сказали дети хором.

«Как они мягко осмысляют смерть», – подумала Перл.

– Ох, это очень грустно, – сказала она.

Она опустила глаза и увидела в своей тарелке, под нетронутой едой, нарисованную рыбу, разевавшую пасть на нее.

– Когда Эмма умерла, никто не услышал знака, – сказала девочка постарше.

– Знака? Я не… какого еще знака?

– Знак – это такой звук, который говорит тебе, когда не стало кого-то, кого ты знаешь. Это может быть стук в дверь, а когда откроешь, там никого. А может быть крик совы, доносящийся из такого места, где нет никаких птиц. Таким способом люди дают тебе понять, что они умерли.

Перл взглянула на мальчугана, который носил перья в волосах. Его звали Питер.

– Ты должен выпить свое молоко, – сказала Перл.

– Волшебники не пьют молоко.

Он пожевал кусок рыбы и, гримасничая, вынул изо рта большую кость.

Перл оглядела детей за столом – эту загадочную, темную массу детских лиц. Она подумала, как хорошо, что она не попала сюда на несколько лет раньше, когда все они были совсем маленькими. Это было бы чересчур, в самом деле. Она вдруг увидела их такими, кричащими и смеющимися, белокурыми или лысыми, вверенными попечительству и заботе этого странного крупного мужчины во главе стола. Что за нездоровая мысль. Перл сделала руками странный, судорожный жест, мысленно оттесняя от себя этот детский бедлам. Томас взглянул на нее, держа в воздухе нож и вилку. Он ел как европеец, не меняя рук. Его бесстрастный взгляд смутил ее, и она опустила глаза.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.