Леонард и Голодный Пол - Хешин Ронан. Страница 2

Был бы Леонард другим человеком, он мог бы пойти вечером в паб, встретиться с друзьями, поиграть в дартс, домино, карты или в какую-нибудь другую игру, но от мысли провести время в компании экстравертов ему становилось совсем одиноко. В такие периоды мы узнаем своих настоящих друзей или, как в случае с Леонардом, идем к единственному другу. Так, пытаясь закрыть или заполнить эту пресную главу вечера, Леонард взял привычку искать убежище у Голодного Пола.

Глава 2

Парлевуд

Голодный Пол до сих пор проживал с родителями в семейном доме, в котором он родился и вырос. Уже прошло более тридцати лет из отведенного ему жизненного срока, и, по мнению соседских кумушек, ему то ли не хватало «тонуса», то ли он просто намеревался дождаться здесь кончины родителей, выбрав самый легкий способ вступить во владение семейной недвижимостью. Но Голодный Пол был человеком, чье равнодушие отметало все сплетни. На самом деле он не уезжал из родительского дома потому, что у него была счастливая семья. Возможно, люди гораздо реже, чем хотелось бы, умеют ценить такие вещи.

Питер, его отец, много лет работал экономистом, но сейчас вышел на пенсию и проживал деньги, которые ему обеспечивала невидимая рука рынка. Питер был лыс, и при этом казалось, что его лысина является результатом действия гравитации: его волосы словно затянуло внутрь головы, и они пучками проросли на бровях и повылезали из ушей и носа. Мать Пола, Хелен, была учительницей предпенсионного возраста и теперь работала лишь два дня в неделю. На протяжении двух лет в начальной школе она учила и Леонарда, хвалила его рисунки и говорила, что у него «острый ум, если бы только он им пользовался» — самый добродушный способ назвать человека лентяем. Как любая учительница, встречающая бывшего ученика уже взрослым, она всегда искренне радовалась приходу Леонарда.

Хелен и Питер познакомились, когда однажды он остановился, чтобы показать ей дорогу на художественную выставку, а потом навязался в провожатые. Они как-то сразу полюбили друг друга. Химия первоначальной симпатии переросла в физику, а потом и в биологию, когда провидение наконец одарило их первым ребенком — Грейс, старшей сестрой Голодного Пола. Затем, после двух тяжелых выкидышей, у них появился Пол, и, как легко догадаться, в этих обстоятельствах они относились к нему с особой заботой. Как семейная пара Хелен и Питер оставались очень близки — такое бывает, когда два человека многое пережили вместе.

Для их дома Голодный Пол придумал название «Парлевуд», несколько исказив слова французской песенки, которую он однажды услышал в регби-клубе. Хелен была убеждена, что в садике за домом надо подкармливать птиц, а в садике перед домом — пчел, Питер же занимался тем, что он называл «внутренним содержанием жилища»: развешивал картины, менял лампочки и делал все, что нужно для ремонта, стараясь, впрочем, не покупать лишних инструментов. Грейс давно съехала и готовилась к приближающейся свадьбе — мероприятию, которое организовывалось с помощью ежевечерних переговоров с Хелен, чья роль в основном сводилась к выслушиванию дочери, то и дело прерываемому возгласами, произнесенными ласковым материнским голосом: «Конечно, деточка, конечно!»

Когда Леонард появился у них на пороге в тот вечер, Питер встретил его своей обычной улыбкой и со светящимися радостью глазами:

— Заходи, Леонард, заходи.

Леонард прошел внутрь, без всякой нужды вытерев свои чистые ботинки о придверный коврик — жест, более свидетельствующий о вежливости, чем о соблюдении гигиенических норм. В гостиной Хелен собирала пазл на чайном подносе. Картинка пазла напоминала импрессионистскую живопись, но пока вырисовывались только края, и трудно было сказать что-то определенное. На диванном подлокотнике нетвердо стояла чашка с чаем, чего никогда не допустила бы мама Леонарда. Питер и Хелен снова заняли свои обычные места на диване, сами похожие на сложившиеся кусочки пазла.

— Ну как, Леонард, все потихоньку приходит в норму? Знаю, у тебя сейчас столько забот, — заговорила Хелен, сразу же тактично исключив болезненную тему.

— Потихоньку, — ответил Леонард, ничего не сказав про «норму», про горе и заботы.

— Рады тебя видеть. Угощайся, — сказала она, указывая на шоколадное пасхальное яйцо, открытое на три недели раньше срока — грех небольшой, ведь она им делилась. Леонард взял большой кусок, попытался, как человек воспитанный, отломать от него кусочек поменьше, но раз уж яйцо все равно разломалось и упало к нему на колени, решил съесть его целиком. Телевизор был поставлен на паузу посреди одной из самых любимых телевикторин Леонарда — «Вопрос универсанту». Питер, как правило, действовал следующим образом: сидел наготове и, как только участник шоу нажимал на сигнальную кнопку, выдавал пулеметную очередь из вариантов: «Томас Кромвель, нет, Оливер Кромвель, нет…», предваряя ответ немыслимо образованного двадцатилетнего участника: «Кардинал Вулси». На контрасте с пулеметчиком Питером Хелен выступала снайпером. Она предпочитала одновременно заниматься чем-нибудь еще — решала кроссворд, судоку или, как сегодня, складывала пазл, — притворяясь, что не слушает. И вдруг, когда на каком-нибудь трудном вопросе спотыкались обе команды, она, едва подняв глаза на экран, выдавала верный, бог весть откуда взятый вариант. Обычно это было то, что знать вообще невозможно, к примеру событие, произошедшее в високосный год, или что король имярек …надцатый имел близнеца. Хелен делала вид, что вовсе не получает удовольствия от того, как ее единственный хладнокровно выданный правильный ответ отметает с полдюжины панических озарений Питера. Однажды Питер записал программу заранее и выучил первые двадцать ответов, чтобы позже, когда они сядут смотреть викторину, потрясти воображение жены. Ему удалось выполнить свой план, однако мы вряд ли узнаем, поверила ли Хелен в обман или ей просто было приятно сознавать, что после стольких лет брака муж все еще готов на подобные подвиги, чтобы произвести на нее впечатление. Помимо прочего, неугасающий интерес к этой викторине они испытывали еще и потому, что оба верили в молодежь. Они болели за юных участников и прощали им излишнюю самоуверенность, потому что видели что-то чистое и идеальное в любом талантливом молодом человеке, который умеет использовать полученное образование.

— Как дела на работе, Леонард? — спросил Питер. Ему, пенсионеру, до сих пор было небезразлично, что происходит у работающих людей, хотя сам он со всем этим уже распрощался.

— Неплохо, неплохо. Тружусь.

— И какая тема сейчас — динозавры, океанские жители, пещерные люди, греки?

— Почти угадали — римляне. Особенно их пребывание в Британии и окрестностях. Весьма интересно. Шотландцы их когда-то здорово потрепали.

Леонард писал детские энциклопедии и научно-популярные книги. Хотя тексты писал именно он, автором как таковым не числился. Имя рядом с названием — и информация на суперобложке — относились к ученому, ответственному за содержание книги. Задача Леонарда состояла в том, чтобы сформулировать основные идеи в коротких запоминающихся предложениях. Некоторым иллюстраторам нравились его краткие формулировки, и со временем он получил репутацию человека, умеющего смотреть на научные факты глазами ребенка. Работа его устраивала, потому что была для него по-настоящему интересной и он считал, что лучше играть второстепенную роль в чужой истории, чем сиять звездой самому. Ему нравилось оставаться человеком неизвестным, которого не восхваляют и не благодарят, хотя в его возрасте зарплата могла бы быть и побольше. Он сидел один в офисе с открытой планировкой рядом с людьми из других компаний и с администрацией собственной компании, которая вполне могла бы быть чьей-то еще. Все это давало Леонарду ощущение и внешнее подобие принадлежности коллективу, хотя в действительности он по большей части работал в одиночку, погруженный в собственные мысли. Художники, истинные добытчики, создавали свои иллюстрации после того, как Леонард сдавал готовый текст, поэтому он с ними обычно не пересекался. Его отношения с авторами-кураторами, как правило, были деловыми и отстраненными. Те связывались с ним по электронной почте и отвечали на его комментарии с официальной вежливостью, дружелюбно, но без теплоты. Это устраивало Леонарда. На службе он не стремился к дружеским отношениям с альфа-самцами.