Леонард и Голодный Пол - Хешин Ронан. Страница 4
Он предпочел пройти на кухню, а не в гостиную, но крикнул родителям: «Мы здесь!», на что Хелен из другой комнаты прощебетала: «О’кей, дорогой». Голодный Пол включил чайник и исчез за дверью, ведущей из кухни в кладовку, по-видимому изначально предназначавшуюся для хранения продуктов, но эта семья хранила там настольные игры. Голодный Пол разглядывал потрепанные корешки коробок, сложенных одна на другую, как сомелье, выбирающий вино определенного года. Когда чайник закипел, из кладовки показался не весь хозяин, а лишь его рука, и послышался голос: «Эта подойдет?» Рука держала «Яцзы», игру, в которую они давно не играли.
— Отличный выбор. У тебя сегодня восточное настроение. Собираешься купить ги, завариваешь себе что-то похожее на зеленый чай, а теперь еще и «Яцзы». Новый поворот в жизни? Западная цивилизация тебя больше не вдохновляет? Да, кстати, налей мне, пожалуйста, нормального чаю.
— Думаю, мне нужно чуть больше проникнуться культурным контекстом, если я не хочу, чтобы меня на следующей неделе снова побили шестнадцатилетние девчонки. Наверное, на моей первой тренировке мне не хватало чего-то важного. То есть, кроме таких вещей, как равновесие и моторика, я чувствовал, что у меня не получается осознать самого себя как дзюдоиста, — сказал Голодный Пол. — Давненько мы в нее не играли. Как-то теперь пойдет?
Голодный Пол разложил на столе все необходимые предметы: круглое игровое поле с приподнятой кромкой, покрытое псевдовегасовским красным сукном; четыре игральные кости (значит, одна потеряна); черный стаканчик, в котором кости трясут перед броском, отчего игра сопровождается характерным приглушенно-трескучим звуком, и набор карточек с невероятно сложными комбинациями, поясняющими, к чему должен стремиться игрок.
— Не очень-то это похоже на Восток, — заметил Леонард об игре, которая, вообще-то, была придумана канадцами и запущена в производство американцами.
— Может, в нее играли пленные в японских лагерях во времена Второй мировой. Ты, вообще, помнишь, как в нее играть? Кажется, я знаю, почему мы ее так долго не доставали. Вроде бы в последний раз мы взялись играть, но у нас ничего не вышло, и мы перешли на что-то менее сложное, вроде «Риска». Это о чем-то говорит.
Голодный Пол балансировал на тонкой грани между страстью к настольным играм и отвращением к инструкциям.
Леонард объяснил ему основные правила, насколько сам мог их вспомнить. Голодный Пол, у которого тоже было трудно прочесть на лице выражение «Эврика!», кивнул, притворяясь, что понял.
— Лучше ты начинай первым, а я посмотрю, как пойдет. И тогда точно вспомню. Просто тут правила похожи на карточные, а я карточные игры не понимаю. Ах да, принесу-ка я пятую кость.
Голодный Пол снова исчез в кладовке, изъяв недостающую кость из другой коробки, что для настольной игры выглядело эквивалентом каннибализма.
Игра началась, Леонард потряс стаканчик с костями — это делают обеими руками, будто смешивая коктейль. В первую попытку он рассчитывал на фул-хаус, но выпали пять разных чисел. Голодный Пол тоже наметил для себя фул-хаус и быстренько, чтобы освободить руки, отправил в рот диетическое печенье, уронив при этом несколько крошек на свой дзюдоистский халат, который в столь волнующий момент распахнулся на груди. У него выпало две двойки, тройка, пять и шесть. Он понятия не имел, что эта комбинация означает.
— А, вспомнил! Кажется, надо кричать: «Яцзы»? — спросил он за неимением лучших идей.
— Не совсем. Ты, наверное, перепутал с «Бинго» или «Снэпом», — бросив кости несколько раз и пока еще не разобравшись, что означают числа, выпавшие у Голодного Пола, ответил Леонард.
Они постоянно играли в настольные игры, меняя одну на другую, поэтому поначалу, после переключения на что-нибудь новенькое, дело часто шло медленно. «Разогрев» был абсолютно естественным. Так полиглот, только что приземлившийся в аэропорту, должен прежде услышать язык, на котором говорят вокруг, чтобы обрести быстроту и легкость в разговоре. Вскоре игра вошла в размеренный ритм с последовательным бряканьем и метанием костей, перемежаясь с обрывками непринужденной беседы двух друзей, каждый из которых любил свободно поразмышлять на разнообразные волнующие темы.
Голодный Пол всегда чувствовал восхищение перед окружающим миром и воспринимал его как нечто фантастическое. Казалось, для него все научные трактовки превращались в антологию легенд, во что-то удивительное и непостижимое, родственное мифу. Он любил брать в библиотеке журналы «National Geographic», иногда старые, потому что ему было совершенно неважно, когда он прочтет статью о датировке по радиоуглеродному анализу или о персах. Таким образом у него сохранялся живой интерес к миру вообще, и сам он был выше и вне всего того, что обычно зовется текущими событиями. Леонард, будучи в значительной степени самоучкой, имел подписку на «New Scientist», ежегодный рождественский подарок от матери на протяжении многих лет. Еще он любил читать «Yesterday Today», где рассказывалось о новейших изысканиях по древней истории. Для обоих друзей обесцвечивание коралловых рифов было столь же насущным, как недавние всеобщие выборы; обнаружение новых карликовых планет — таким же значимым, как пенальти во вчерашнем матче; а о Марко Поло они рассуждали, как другие судачат о молоденькой актрисе, на днях очутившейся на красной дорожке. Их разговоры сочетали инь приверженности Леонарда к фактам и ян суматошного любопытства Голодного Пола.
— Помнишь выставку картин Эдварда Мунка, на которую мы с тобой ходили в прошлом году? Там еще были все эти больные дети, которые до сих пор преследуют мое воображение, — спросил Голодный Пол.
— Конечно, помню. Вон у тебя на холодильнике сувенирный магнитик с «Криком», ты его там купил. А ведь не всякий художник удостаивается чести попасть на твой холодильник!
— Так вот, сегодня я читал статью как раз об этой картине, и как ты думаешь, что там написано? Хочешь знать, что в картине самое поразительное? — Голодный Пол издевательски тянул с объяснением.
— Ну, дай подумать. Оранжевый фон обозначает извержение Кракатау, да? Ты об этом?
— Интересная мысль, но нет.
Голодный Пол, не переставая, тряс костями в стаканчике, поддерживая напряженность момента.
— Тогда сдаюсь.
— Человек на картине вовсе не кричит!
Раскрыв секрет, Голодный Пол бросил кости на поле. Немного перестарался, потому что один кубик пришлось извлекать из-под стола, — это была четверка, однако удачи она не принесла.
— Правда? Ты уверен?
— Абсолютно. В этом-то все и дело. Человек фактически зажимает уши, чтобы не слышать крика. Разве это не удивительно? Картину настолько неправильно поняли, но она все-таки стала знаменитой.
— Неужели? Должен признаться, я, кажется, сам сделал такую ошибку в нескольких энциклопедиях. Но ничего. Будет интересно включить эту трактовку в следующее издание, исправленное и дополненное.
Наступила очередь ходить Леонарду — и у него выпало «каре». Он отхлебнул из кружки, забыв, что чай-то уже остыл, так что пришлось проглотить противные опивки.
— Ты, наверное, не смотрел вчера вечером документальный фильм об Эдвине Хаббле? — спросил Голодный Пол, продолжая разговор. — Мы с отцом смотрели после моей тренировки, пока мама сидела на телефоне с Грейс. Должен сказать, что без телевизора я бы про космос ничего не понял. Спасибо оксфордским профессорам-энтузиастам, которые, кроме основной работы, участвуют в документальных фильмах Би-би-си — подхалтуривают, наверное. Телевидение и космос просто созданы друг для друга. Мы с папой так увлеклись, что слопали на двоих целый «Тоблерон» — знаешь, такой большой, их обычно в аэропортах продают.
— Жаль, я не смотрел. Я никогда не мог внятно разъяснить в моих энциклопедиях, хотя много раз и не один год об этом читал, что такое расширение и сжатие Вселенной, — признался Леонард. — То есть мне непонятна физическая природа явления. Только представь, что Вселенная окружена чем-то, что не есть Вселенная, и вот в это самое Вселенная расширяется! Или же расширяется не Вселенная, а космос? Как объяснить это детям, не вызвав миллион вопросов, на которые нет ответа? Я уж не говорю о теории, что Вселенная вновь сожмется, как резина, и станет маленькой булавочной головкой. Это же приведет в ужас любого тонко чувствующего ребенка. Как мы можем спокойно жить на свете, зная, что у нас над головой творятся такие вещи? Все мы меньше стали бы трястись по поводу своей судьбы, если бы по-настоящему поняли, что все в конце концов придет к малюсенькой точке. Наверное, надо доверять ученым, но с определенного момента мы можем говорить только о слепой вере. По крайней мере, таково мое мнение.