Нарисованные шрамы (ЛП) - Олтедж Нева. Страница 33

— Ты пахан не единственный, кто территориален в этих отношениях.

— Ревнуешь? К кому, malysh? Ты же знаешь, что мои глаза видят только одну женщину.

— Правда? — Я засовываю палец в его рубашку между двумя пуговицами и тяну за него, пока он не наклоняет голову и наши носы не соприкасаются.

— Заявляешь свои права, Нина?

— Конечно, Роман, — говорю я и целую его.

— Домой, — шепчет он мне в губы. — Сейчас.

— Я тебе кое-что приготовила.

Я поднимаю глаза от стола и вижу голову Нины, выглядывающую из-за двери.

— Ты сожгла его?

— Это morozhenoe. — Она улыбается, встает между моих ног и наполняет ложку мороженым из миски, которую держит в руках.

Я смотрю, как она подносит ложку ко рту, потом позволяю ей накормить меня.

— Игорь учил меня русскому языку, — заявляет она.

— О, я не могу дождаться, чтобы услышать, чему ты научилась.

— Пока что мы изучили «govno», «chort vozmi» и «skotina». Это его любимые.

— Я в этом не сомневаюсь. — Я достаю телефон и набираю номер Вари, которая отвечает после второго звонка. — Игорь научил Нину материться. У него опять появилось желание умереть?

— Роман! — Нина хватает меня за рубашку и тянется к телефону, но я убираю руку и целую ее.

— Никто не будет учить тебя русскому, кроме меня. Поняла?

— Поняла, kotik.

Я закрываю глаза и качаю головой.

— Ты не будешь называть русского пахана «котиком», Нина. Мне нужно поддерживать имидж.

Она прищуривает на меня глаза, придавая своим чертам серьезность, и касается пальцем моего носа.

— Мой смертоносный kotik. Лучше?

— Нет.

— С тобой не весело. — Она обвивает руками мою шею. — Пойдем куда-нибудь поужинаем, а?

— Прости, malysh, мне нужно разобраться с кое-какими делами сегодня вечером. Мы выезжаем через двадцать минут, и я не знаю, сколько времени это займет, но, должен вернуться к десяти или одиннадцати.

— Будь осторожен, Роман.

Я смотрю, как она уходит, и думаю, как странно, что кто-то ждет моего возвращения с работы или беспокоится о моем благополучии.

Роман все еще не вернулся. Я плотнее прижимаю к себе свитер и снова смотрю на часы, наверное, в сотый раз за последний час. Уже половина третьего, а он так и не позвонил и не написал. Мне не хотелось звонить ему и вмешиваться в его дела, поэтому я уточнила у Максима — он остался в доме — около часа, потом еще раз около трех. Он ничего не знал.

— Черт возьми, Роман, — пробормотал я про себя, не сводя глаз с ворот, видневшихся на другой стороне лужайки. — Не вздумай умереть.

Где-то около четырех, ворота отъезжают в сторону, и две машины паркуются перед домом. Мужчины начинают выходить из машин, а я прикладываю ладони к окну, ища Романа. Он выходит последним, и то, как он медленно и болезненно выходит из машины, говорит о том, что в этот раз он слишком сильно нагрузил колено.

— Упрямый, упрямый идиот, — бормочу я. Расстояние, которое он обычно преодолевает за несколько секунд, теперь занимает у него почти пять минут.

О чем, черт возьми, он думал? Не прошло и недели, как Уоррен сказал ему, что ему нельзя ходить на большие расстояния еще как минимум несколько недель, а он идет и тянет всю ночь.

В спальне я достаю инвалидное кресло из шкафа, куда он его спрятал, и ставлю его рядом с дверью. У него есть идиотская идея, что он не позволит своим мужчинам больше никогда видеть его в кресле, поэтому я скрещиваю руки перед собой и жду его.

Через десять минут дверь открывается, и он ковыляет внутрь. Он смотрит на кресло, потом на меня. Наверное, выражение моего лица показывает, насколько я взбешена, потому что он медленно садится и передает мне костыли.

— Я так зла на тебя, — говорю я сквозь зубы, прислоняю костыли к стене, затем поворачиваюсь и беру его лицо в свои руки. — Насколько сильно болит?

Он встречает мой взгляд, но ничего не говорит, только скрежещет зубами.

— Черт, детка. — Я наклоняюсь и целую его в лоб. — Я принесу тебе обезболивающее. Две таблетки?

— Лучше три.

— Хорошо. Тебе помочь забраться на кровать?

— Если ты разденешься и подождешь меня там, это будет хорошим стимулом.

— Не сегодня, так что не надейся. — Я глажу его по щеке и иду на кухню.

Тридцать минут спустя, когда забираюсь в постель к Роману, он уже вырубился от тройной дозы обезболивающего. Я пользуюсь возможностью понаблюдать за ним. Обычно он встает раньше меня, поэтому у меня нет возможности застать его спящим. Я убираю несколько прядей волос, упавших ему на лоб, и провожу пальцем по линии бровей, носа и подбородка, любуясь его суровыми чертами. Боже, сегодня я была напугана до ужаса. Не услышав от него ни слова, я боялась, что случилось что-то плохое.

Завтра нам нужно будет серьезно поговорить на эту тему. Не думаю, что он сделал это специально; у меня такое чувство, что Роман просто не привык, чтобы люди беспокоились о его благополучии. Он никогда не рассказывает о своем детстве, и я подозреваю, что оно было нелегким. Я до сих пор многого о нем не знаю. Он редко делится подробностями своего бизнеса, и думаю, что он пытается оградить меня от этой стороны своей жизни. Но я не глупая. В глазах всего мира мой муж — плохой парень. Но в моих глазах он просто Роман. На остальное мне наплевать, и этот факт меня тоже немного пугает.

Глава 16

— Мы могли бы остаться дома. — Я собираю свою юбку и беру Романа за руку, чтобы выйти из машины.

— Я задолжал тебе ужин.

— Мы должны были вернуться домой после ресторана. Клуб можно было бы отложить на другое время.

— У меня все равно здесь дела с Павлом, мы не задержимся.

Он мог бы обсудить дела с Павлом дома; он делает это из-за меня. Я просто вскользь упомянул вчера о клубе, сказав, что отлично провела время и хотела бы как-нибудь сходить еще раз. Я не ожидала, черт возьми, что это произойдет на следующий день. Ему пришлось провести целый день в инвалидном кресле после того трюка, который он выкинул, и я ненавижу, что он давит на себя за мой счет. Однако с Романом невозможно разговаривать, когда он что-то вбивает себе в голову.

Мы приезжаем позже, чем в наш прошлый визит, поэтому клуб уже переполнен. Чтобы пройти через первый зал, приходится серьезно поднапрячься, даже с Иваном во главе. После того как мы уселись, официант приносит нам напитки. Я опираюсь на Романа и поворачиваюсь, чтобы что-то сказать ему, когда замечаю высокого светловолосого мужчину на другом конце зала. Он стоит спиной ко мне и болтает с несколькими парнями. Я чувствую руку Романа на своей талии, и он спрашивает меня о чем-то. Я не слышу слов, мое внимание сосредоточено на блондине. Чем больше я смотрю на него, тем глубже становится мое дыхание. Кто-то зовет его. Он поворачивается, и кажется, что его движения замедленны. Затем, наконец, его лицо становится видимым. Он поднимает глаза, наши взгляды сталкиваются, и я перестаю дышать.

Я чувствую, как Нина напряглась рядом со мной. Всего несколько секунд, а затем рука, которую она положила мне на бедро, начинает дрожать.

— Malysh? Что случилось?

Она не реагирует. Как будто даже не слышала меня. Она просто смотрит на толпу. Я прослеживаю за ее взглядом, пытаясь понять, что могло ее напугать, но не вижу ничего необычного. Люди пьют и разговаривают, и ничто не выделяется, кроме мужчины у выхода, который смотрит в нашу сторону. Я не люблю, когда другие мужчины смотрят на мою жену, но это обычное явление. Нина обладает экзотической красотой, которая привлекает внимание. Однако то, как этот мужчина смотрит на нее, выходит за рамки обычного интереса — это смесь узнавания и злобы. Он примерно моего роста, поэтому в сочетании с тем, как Нина с ужасом смотрит на него, все части головоломки встают на свои места. Изо всех сил стараясь сдержать свой гнев, я беру Нину за подбородок и поворачиваю ее голову лицом ко мне.