Хозяин бабочек (ЛП) - Олейник Тата. Страница 17
— Черепашье яйцо это, а не небожитель! И где мой меч⁈
Я промолчал. Отрезвление никак не улучшало характер Сакаямы, наоборот, сейчас я находил, что в пьяном виде он был гораздо приятнее в общении. Например, полной неспособностью это самое общение осуществлять. Одарив меня целым выводком черепашьих яиц, рогатых демонов преисподней и обитателей отхожих мест, Сакаяма потопал к развалинам, чтобы разыскать себе там какое-нибудь оружие. Ни ножей, ни серпов, ни цепов, на которые он надеялся, найти не удалось. Лишь в одном из чудом не сгоревших сараев он обнаружил полностью деревянные грабли на длинной ручке и вернулся к костру, перекинув их через плечо.
— Хватит рассиживаться, — рявкнул он. — Мы выступаем!
— А вы знаете где мы находимся и в какую сторону нам нужно выступать?
— В час, когда я не смогу отличить собственную задницу от северо-запада, я сам отрублю себе голову своим мечом!
— Своими граблями, — вежливо поправил я. — Может, нам все же лучше переночевать здесь, вечер уже довольно скоро, у нас ни палаток, ничего, а тут хоть какие-то укрытия есть.
— Ты что, гладкобедрая красотка, чтоб тебя укрывать? Сладкий колобок, который растает от дождя? Вставай, солдат!
С этими словами Сакаяма одним взмахом граблей разметал костер, подняв такую тучу золы, что мы с ним еще долго кашляли и терли глаза, которые у Сакаямы стали красные, как сливы. Мне показалось, что вычищая пятачок от забившегося туда пепла, Сакаяма несколько недоуменно ощупывал его, но никаких вопросов он не задавал, и я решил пустить все на самотек. Если человек не понимает, что у него вместо головы — свиная башка, это его сложности, я так считаю. Особенно если у этого человека такие проблемы с контролем гнева. И грабли.
На своих коротких ногах тучный Сакаяма, тем не менее, чесал по дороге столь энергично, что я вскоре перешел на трусцу, иначе мог за ним и не угнаться. Поля вскоре сменились лесистыми холмами, но дорога не пропала, вилась себе между искривленных стволов, под тяжелыми гирляндами лиан, лишь изредка прерываемая маленьким ручьем или невесть откуда взявшейся канавой. На ходу Сакаяма предпочитал молчать, за что я был искренне благодарен всем местным богам.
Скорость +1
Бег +1
Однако, я неплохо держу темп. И ноги почти не болят, невзирая на то, что мокрые заскорузлые ботинки больше мешали ходьбе, чем помогали.
— Стоять, — вдруг прошипел Сакаяма и пресек мне путь граблями, как шлагбаумом. — Это еще что за рогатые демоны?
Я посмотрел поверх его головы. На демонов они совсем не были похожи. Три милые девушки с высокими причёсками, в ярких халатах, бегая по зеленой лужайке, перекидывали друг другу волан необычными широкими, словно бы двойными ракетками. Приглядевшись, я понял, что это у них такие веера. Сакаяма засопел.
— Не нравятся мне эти бабы, — сказал он и перехватил грабли поудобнее.
Тут одна из красавиц поймала волан на веер-ракетку и обернулась к нам.
— Сестрицы, к нам старший братец пожаловал! Что же вы стоите? Поприветствуем почтительно старшего братца!
Три фигурки склонились в изящном поклоне, после чего девушки со звонким смехом подбежали к Сакаяме.
— Притомились с дороги, братец? Не желаете ли испить чарочку?
— Три чарочки!
— Нет, в честь такой встречи — три раза по три чарочки!
Нужно отдать этим лесным красавицам должное — оружие они выбрали безупречно. Я не специалист по свиной мимике, но, похоже, Сакаяма расплылся в довольной ухмылке и не возражал, когда девицы, подхватив его под локти, повели его к мощному корявому дереву, росшему посреди лужайки. На меня они не обратили ровным счетом никакого внимания, словно меня тут и не было.
— Приготовим же братцу угощение! — с этими словами та из девиц, которая была в зеленом, вытряхнула из широкого рукава вышитую скатерть, которая сама раскрылась и распласталась по траве. Барышня в желтом халате тоже встряхнула рукавами, и на скатерть опустились глиняные графинчики и круглые маленькие металлические чашечки без ручек. Из рукавов той, которая была в красном, между чашечек просыпались дождем шарики, скатанные из меда с кунжутом, крошечные розовые печеньица, колобки со сладкой фасолью и прочие сладости, с которыми я уже был знаком по лавкам Камито. Как мне ни хотелось есть, я решил, что ничего из этого в рот не возьму. Хотя ванилью, вроде, тут и не пахло, впрочем, любые запахи померкли бы от той смеси перегара, пота, навоза и еще какой-то кислой тухлятины, которой несло от Сакаямы. Девиц однако аромат моего спутника, кажется, нисколько не смущал. Две подсели к нему с разных сторон, то и дело приникая свежими щечками к щетинистому рылу, одна ловко разливала вино по чарочкам, а щебетали они так, что у меня вскоре в голове зазвенело.
— Мы живем тут, неподалеку, пошли в лес слушать кукушку, но кукушка, негодница, сегодня молчит. Решили развлечься игрой, а тут и братец пожаловал.
Я мрачно сидел, скрестив ноги, у дальнего конца скатерти, остро ощущая, что ничем хорошим это не кончится, причем очень и очень скоро. Девицы определялись как «Первая сестра», «Вторая сестра» и «Третья сестра», и это ровным счетом ни о чем мне не говорило. Сакаяма, поначалу обращавший гораздо больше внимания на вино, чем на девиц, очень быстро захмелел до своего привычно-безобразного состояния, впрочем, настроен он был благодушно, хватал барышень за талии, одной попытался даже забраться за пазуху, за что был наказан фальшиво-жеманным хихиканьем и ударом веера по пальцам. Меня красавицы по-прежнему словно не видели, что меня вполне устраивало — если они начнут сейчас Сакаяму жрать или готовить из него свиные отбивные, я успею смыться. И никакое чувство воинского долга или товарищества меня не удержит: Сакаяма мне давно и категорически не нравился.
Прошло не меньше часа, уже начинало потихоньку темнеть, а веселый пир под деревом лишь набирал обороты. Из бездонных рукавов барышни доставали все новые и новые запасы, свинья по моим подсчетам уже была нафарширована парой десятков килограммов фруктов и сладостей, не говоря уже об алкогольной подливке. Я же благоразумно допил остатки чая из фляги, закусывая сушеной рыбой из инвентаря.
Туалеты барышень были уже в совершенном беспорядке, шаловливые ручки Сакаямы делали свое дело, он трепал прически, нырял под юбки, делал совершенно возмутительные жесты, и все его безобразные выходки девицы встречали явно притворным возмущением и громким смехом.
— А не пора ли нам перейти в более достойное место, братец? — прощебетала зеленая, ну, которая первая, ну, вы поняли.
— Да, продолжим веселье в опочивальне под пологом! — подхватили остальные.
Сакаяма, давно отринувший человеческую речь, разразился согласным хрюканьем.
— Пойдемте же в наш дом братец, в наш дворец! Он совсем рядом. Соблаговолите лишь сделать несколько шагов вашей ножкой.
Дворец, и правда, располагался недалеко. Полюбовавшись минут пять, как девушки пытаются пропихнуть жирную тушу Сакаямы в нору у корней дерева, я все-таки решил вмешаться. Зря, наверное. Возможно, я параноик недоверчивый, а в этой норе Сакаяму ждут всевозможные услады эротического характера, хотя я все же ставлю на отбивные. Но так или иначе без Сакаямы я понятия не имел куда идти и как вообще выбраться из этого странноватого леса. Да даже с этой лужайки непонятно было как сбежать: проход на тропинку давно затянулся травами и деревьями, так что я и не помнил уже в какой стороне она была. Я отошел подальше и быстро сперва повесил на всех девиц сглаз, а потом швырнул в них бутылку красного зелья. Был, конечно, риск, что под его одуряющим воздействием все девицы хором накинутся на Сакаяму, но куда деваться, мой боевой арсенал, прямо скажем, скуден, чем богаты, тем и рады.
Брошенная бутылка произвела на девиц ошеломляющие воздействие. Их фигуры безобразно раздались, теряя всякое сходство с человеческими, лица вытянулись в морды не хуже, чем у Сакаямы, румяна и белила превратились в черные и белые полосы, а высокие прически — в стоящие торчком мохнатые уши. Три огромных барсука кинулись вырывать друг из друга клочья меха и халатов, одновременно визжа, скуля и яростно почесываясь. Попутно досталось и задней части Сакаямы, уже наполовину запихнутого в нору, — одна из барсучих, споткнувшись об этот объёмный предмет, недолго думая вцепилась в него зубами. Из-под дерева раздался приглушенный ор, и Сакаяма, дернувшись, восстал из корней. При виде молотящих друг друга барсуков он издал воинственный клич, ухватил валяющиеся на земле грабли и кинулся в бой. Тут воздействие зелья закончилось, и барсучихи, вернувшись в сознание, выступили против военачальника единым фронтом. Извлекши веера, они орудовали ими, как дубинами, причем удары, судя по глухому шмяканью, были довольно ощутимыми, ковры так в старом кино выбивают. Военачальник же энергично дубасил барсуков граблями — как тыльной стороной, так и деревянными зубьями. Мне бы одного такого удара хватило, чтобы моментально отправиться на кладбище, но барсуки были явно сделаны из более прочного теста. Они отлетали в траву, но почти сразу вскакивали на задние лапы и снова бросались на свинью. Я тем временем вспоминал — умеют ли барсуки лазать по деревьям, и уже на всякий случай выбирал себе подходящее дерево, когда очередной стук граблей о чей-то череп все же порушил боевой барсучий дух, и барсуки кинулись к норе, стремительно уменьшаясь на бегу и выскакивая из халатов, юбок и башмачков. Когда последний барсучий хвост скрылся под деревом, лужайка вздрогнула, и вход в нору исчез. Исчезли и разбросанное по траве смятое платье, и скатерть с разоренным угощением. Сакаяма еще какое-то время усердно пытался разгрести землю под деревом граблями, но потом и его одурманенная вином голова все-таки сообразила, что ловить тут больше нечего. Он подошел ко мне, дыша спиртом и боевым духом, оперся на грабли.