(не)идеальный брак (СИ) - Матрохина Дарья. Страница 45
— Ты мне скажи, — бормочет женщина на том конце провода. — Мы с отцом стараемся, сажаем, окучивает, собирает вредителей, регулярно поливаем, в банки закатываем, а они, видите ли, «лучше в магазине купят»!
Света тяжело вздыхает. Головокружение подступает с новой силой. Видимо, она не отвечала на телефон, и мама дозвонилась Димику… который улетел в другую часть страны в другой часовой пояс и вообще редко выходит на связь… и который из всех «огородных» дел признаёт только поедание результата…
— Извини, Дима… в командировке и…
— А меня это должно волновать? Как только вернётся, садитесь в машину и пулей сюда! Я одна тридцать грядок выкапывать не собираюсь!
— Может, тогда не стоило их сажать? — вырывается у Светы, и она тут же жалеет об этом, потому что мать на том конце провода замолкает буквально на секунду, а потом разражается такой тирадой, что театральные актёры могут только позавидовать. Там всё: и гнев за неуважение, и обвинения в неблагодарности, и обещание впредь «ни за что и гнилой картошины не давать», и даже взывание к чувству вины, ведь «у отца больная спина, хоть его пожалей!». В конце концов собеседница выдыхается и Света осторожно произносит: — Извини.
— «Извини»? И это после всего, что мы для тебя сделали? Да как тебе не стыдно вообще?! Укатила на край света, нос от родного города воротит, возвращаться, видите ли, «не планирует»? А я как же? Кто мне в старости стакан воды подаст, а?
Света сжимает пальцами переносицу, чтобы не закричать. По её скромному мнению, они с Димиком умрут раньше вечно прикидывающейся больной матери, и дело тут не в мерзком желании нагадить, иногда продирающемся сквозь привычный кокон самообороны, выстроенного вокруг самого понятия «семья».
— …и не стыдно тебе меня в краску вгонять на старости лет? — вклинивается в размышления часть фразы. — Весь город же теперь без остановки говорит о том, что твой охламон натворил! Мы в магазин не можем выбраться, стыдно глаза от пола поднять! А, стоило потребовать от него, чтобы приехал на серьёзный разговор, так сразу «очень занят, обратитесь в другой раз, а лучше — никогда»! И как не совестно стервецу проклятому ещё жить так, будто и не было ничего?! Как не перекашивает его каждый день за завтраком, обедом и ужином? Такую пакость сотворил, так унизил и нас, и своих родителей, а самому — хоть бы хны! Укатил в столицу и в ус не дует!
— Мама, погоди… о чём ты?
— О муже твоём, о котором ты так трепетно всегда заботишься. «Димочка не хочет», «Димочка хочет», «Димочке надо»… да срать на тебя хотел твой «Димочка»! И на нас вместе с тобой! Ох, таку гадость сотворить, кошмар просто…
— Мама, погоди… — пытается вклиниться в пошедшую по второму кругу песню из причитаний и взываний к совести Света. — Что происходит? Что Дима такого сделал, что тебе теперь из-за него стыдно? Мы ведь уехали почти пять лет назад, неужели нечто такое случилось, что до сих пор город баламутит?
— А ты не в курсе?
— Нет.
— Ох, девочка моя… — причитает мать и, словно не решаясь, сообщает: — У Димки-то твоего любовница была, Катька Каботова, Инны дочь, ну, которая замуж в село вышла и там семерых родила. Помнишь, ещё приезжала к нам с подарками, когда ты маленькая была? Ну, сама на машине, муж у неё в кожаной жилетке модной… прямо не пара, а мечта была, пока он ни запил и всё не спустил…
— Мам, пожалуйста, ближе к делу. Что такого случилось с этой Катей, что город взбаламутило?
— Вы когда уезжали, она тоже отправилась обратно. А чего, работы нет, за квартиру платить нечем, чего от жизни ещё ждать? В общем, я ей особо не интересовалась эти годы, а пару дней назад она снова объявилась, на старое место устраиваться и ребёнка в садик отдавать. И, значит, когда её спросили кто отец, назвала его, коза глупая…
— И что же? — понимая, что уже знает ответ, спрашивает Света.
— Да твоего мужа назвала, Дмитрия Баранова…
Глава 19
Трубка выпадает из пальцев, когда Света снова начинает дышать. Она обнаруживает себя сидящей на полу, спиной к стене, в одном носке. Мать на том конце провода продолжает изливать своё негодование «паскудными действиями этого урода, с которым надо немедленно развестись, чтобы ему, поганцу…». Это немного отрезвляет. Света проверяет сколько времени прошло и, обнаружив, что телефонный разговор длится уже больше часа, осторожно трёт лицо. Вопреки ощущениям, оно не стекает бесформенной массой прямо на пол, а остаётся на положенном природой месте. Хотя, чего греха таить, и кажется под пальцами ледяной маской.
Это всё просто бред. Такого не может быть. Не мог же Димик… или он не просто так торопился и старательно проверял, чтобы телефон всегда был в кармане, а порой — и вовсе вёл себя так, словно за ними гонятся с собаками.
Его любовница была беременна, вот почему они покинули родной город. Катя Каботова отказалась делать аборт, а найти иной способ справиться с возникшей проблемой Димик не успел, боялся, что всё всплывёт и он потеряет доверие жены. Теперь, когда его давний грешок вскрылся, не осталось других вариантов, кроме как признать ребёнка и, посыпав голову пеплом, отправиться «каяться» к его матери, обещая развестись с законной супругой и жениться. Света осматривает квартиру, которая совсем скоро перестанет принадлежать ей, а вместит в себя галдящего мальчика… или маленькую девочку, светловолосую и миленькую, совсем как её мать способную однажды отнять у ничего не подозревающей едва знакомой женщины мужа, соблазнив его лаковыми туфельками и невинными глазами…
Нет.
Этого не будет.
В конце концов, Света достаточно страдала, чтобы результат достался ей. И, что бы Катя Каботова и её родные там ни думали, ни один скандал в мире не сможет заставить её отказаться от квартиры, нажитой в браке общим честным трудом. И уж точно Димик, все эти годы буквально сдувающий с жены пылинки, ни за что не отпустит любимую женщину. Но главный вопрос, любит ли он Свету достаточно сильно, чтобы покаяться и начать восстанавливать рухнувшее доверие?
Вопрос сложный.
В любом случае, если она покажет, что всё знает, придётся решать эту проблему, и кто сказал, что случится в конце? Катя Каботова уже один раз смогла привлечь Димика, значит и за вторым разом дело не станет. Как тогда быть одинокой, покинутой жене, не имеющей ни сил, ни возможностей выжить в большом городе?
Решено.
Она никогда и ни за что не станет поднимать этот вопрос. И другим не позволит лезть в их семью с «важными новостями». Пусть все сделают шаг назад, она не станет воспринимать всерьёз то, что не увидит собственными глазами. А если и увидит… что ж, с этим она всегда может разобраться позже.
— Мама, я не понимаю, почему целый город моментально поверил, будто мой муж настолько глуп, что изменил бы жене, к тому же — без презерватива? — осторожно начинает Света. — И, уж тем более, я совершенно не понимаю, почему в это поверила ты? Ты ведь в курсе, насколько он равнодушен в этой жизни вообще? Я толкаю его вперёд изо всех сил, пашу как проклятая…
— А он потом на всё готовенькое другую приведёт, помоложе и покрасивей. Ты ж ведь у меня… не красавица.
— Мама, хватит. Это не может быть ребёнок моего мужа. И не вздумай оправдываться, пусть эта женщина сначала докажет, что говорит правду, а потом мы с ней потолкуем. А, ежели у неё нет доказательств… что ж, обвинение в клевете вполне может стать причиной полноценного суда. Я не потерплю, чтобы надо мной смеялись на весь город. И уж тем более — над моим обожаемым мужем. Пресекай все разговоры об этом ублюдке, которого, за неимением других вариантов, чужая баба подпихивает мне. И не верь, что бы тебе ни говорили. Как не верю я сама.
— Ты… — мать на секунду замолкает. — Ты и правда веришь, что он…
— Верю. И всегда буду верить. А ты верь в меня, в то, что твоя нерадивая некрасивая дочь ещё способна удержать мужчину.
— Но если всё-таки…
— Мама… — Света глубоко вздыхает. У неё впервые за несколько дней голова кружится не от резкого подъёма на ноги, а от нервов. Кажется, словно она вот-вот нырнёт в ледяную воду. Дыхание перехватывает, поэтому следующая фраза звучит даже немного жалко: — Мы не вернёмся никогда. Было бы здорово, если бы вы с папой к нам приехали, а через пару лет — и вовсе перебрались в область. Тут отличные программы для пенсионеров и…