Твой пока дышу (СИ) - Семакова Татьяна. Страница 33

– Да не гулял я… – оправдываюсь вяло.

Прикольно, я уже оправдываюсь… вот что за девка… ведьма!!!

– Ну, с другой был, разница невелика… – бубнит в отместку.

Блядь, Лерка…

Совсем про неё забыл, а между тем, названивает она по несколько раз на дню. И я уже молчу про атаку мессенджеров. Похер, не до неё сейчас.

– Давай, продолжай, – язвлю, строя недовольную мину. – Прям чувствую, как через пару минут окажусь виноватым во всех твоих прегрешениях.

– Да не пытаюсь я на тебя вину свою переложить… – вздыхает устало и ложится на меня, запуская руку под футболку. Оглаживает, чертовка, мысли мои путая, выгоняя кровь из мозга, перенаправляя. – И понимаю, что не изменить уже ничего. Злись, наказывай, всё стерплю. Надюшу только люби…

– Блядь…

Вывернула-таки. Вспорола грудину, засунула руку по локоть, нашла ослабевшее от перегрузок сердце и сжимает, зараза такая, сжимает в кулачок со всей силы. Потом отпускает и поглаживает, лаской своей окутывает, нитями нежности пронизывает.

Хватаю за плечи, подтягиваю к лицу.

– Накажу, не сомневайся, – тяну зловеще.

Но… кого я пытаюсь обмануть? Она лежит на мне и прекрасно понимает, что по отношению к ней я способен лишь на одни пытки. Глазища аж засверкали! Засияла! Загорелась! Потекла?

Проверяю… ухмыляюсь… потекла, маленькая. Просто от близости. Просто от соприкосновения тел. Просто от намёка.

– Хер ли ты такая кайфуша, я не понял?! – возмущаюсь вполне искренне, и она потупляет взгляд, бормоча смущённо:

– Так ты же…

И целует. Целует, блядь! Казалось бы, что такого? Просто поцелуй. В губы, да, но такой нерешительный, такой осторожный… на выдохе, на моём судорожном вдохе. Но меня тотчас выносит. С головой накрывает волной сладкого дурмана и выносит в открытый океан необузданной страсти. Сопротивление бесполезно. Попытки удержать своё чувство взаперти бессмысленны. Прошибает до кончиков пальцев, в каждую мышцу простреливает, руки сами собой на её теле смыкаются. Погнали…

Отвечаю в том же духе. Мягко захватываю своими губами её нижнюю, как сам люблю, когда делает она, наслаждаюсь реакцией, томным выдохом, жаром её дыхания на своём лице.

– Пашка, как я скучала по тебе… – шепчет, пальцами по щеке моей водит, едва касается. – Какой же ты, Паш…

– Какой? – сиплю задушено, руки ходуном ходят, требует действа, настаивают на продолжении. Мозг в отрубе, даже не пытаюсь анализировать происходящее, моментом этим живу, упиваюсь этой близостью, словами её, нежностью, лаской.

– Лучший… – выдыхает, целует настойчивее. – Лучший, лучший, лучший… – добивает своим бормотанием, облизывает мои губы, парализует сладким ядом.

Толкаю свой язык навстречу её, углубляю. В несознанке уже, поражаясь сам на себя. Живот спазмами заходится, мышцы скручивает, сотрясает так, будто через меня ток пропустили, будто оголённые провода под напряжением прямо к сердцу приставили. Один поцелуй и я готов слить, не раздеваясь. Один. Грёбаный. Поцелуй. И всё, нет меня. Пропал парень. Вызываете поисковый отряд, но я буду прятаться.

Руки всё ещё на её спине, напряжены, но неподвижны. Не хочу форсировать, целовать её хочу, долго, страстно, чувственно, бесконечно… бесконечно!

– Пашенька, не могу больше, не могу… – отстраняется, молит.

– На пределе, – подтверждаю хрипло и приступаю к обещанному наказанию, молча пристраивая лапу на её голове и подталкивая вниз.

– У-у-у… – подвывает ведьмочка, покорно сползая по мне, – жестокий…

И ведь кайфует, зараза, кайфует сама! Взгляд шальной, слюну сглатывает, стягивая с меня спортивки вместе с трусами. Устраивается между ног, волосы на одну сторону перемахивает, чтобы обзор мне не закрывали, склоняется и так глубоко вдыхает мой запах, что почти слышу, как платье на груди трещит. Затягивается мной, блаженно прикрывая глаза и слабо улыбаясь. Кончить готов от одних только приготовлений, но стоически терплю.

Захватывает член одной рукой. Нежно, но крепко: ведьма моя никогда не осторожничает, с мужским достоинством обращается мастерски. На столько, что даже неизменно всплывающая в мозгу мысль, а на ком она, собственно, это мастерство нарабатывала, не отвлекает. С огнём в глазах наблюдает как наливается кровью головка, как багровеет, как набухает до предела. Слизывает каплю просочившегося возбуждения, смакует во рту и только после этого обхватывает изнывающую пульсирующую плоть губами, выбивая из меня громкий грудной стон.

– Что б тебя, ведьма… – хриплю, до скрежета зубы сжимаю, едва сдерживаюсь, чтобы не надавить ей на затылок, чтобы не затолкать член в горло на максимально возможную длину.

Молчит, занятая делом. Вылизывает уздечку, пока мелкой дрожью тело долбить не начинает, пока искры из глаз полумрак спальни не освещают. Ослабляет напор, языком головку обхаживает, по стволу проходится, рукой лишь придерживает, вся магия на кончике языка, вся магия в мягкости губ, в слиянии, в беззащитной позе, в безусловном повиновении.

Как же она прекрасна! Как дьявольски сексуальна! Блядь, за что мне это? Почему она такая покладистая? Почему не кричала на меня, не обзывала, почему на место не поставила? Почему молча терпела, пока отпустит?

Экстремальное удовольствие испытывает моё тело, колоссальным перегрузкам подвергаются мозги. Я ни черта уже не понимаю, я мыслю ощущениями, я плавлюсь от её прикосновений, я воспламеняюсь, я горю. Я снова горю… Не могу думать в этом пожарище, просто не в состоянии, к чёрту анализ, работаем на первобытных инстинктах.

– Разгоняйся, сладкая, разгоняйся, не могу больше… – срываюсь на уговоры, поглаживаю её по голове, немного приподнявшись. – Давай, маленькая, глубже бери, по максимуму. Рехнусь же, Линда, рехнусь окончательно!

Игриво облизывает самый кончик, ухмыляется, спускается ниже. Падаю обратно, ржу сдавленно, чувствуя её пальцы на мошонке. Играется, ведьма… сминает, оттягивает, вылизывает, до предела доводит, до рыка, до хруста в костяшках пальцев, сжатых в кулаки. Увлекается, увлекая за собой, отвлекая внимание, рассредоточивая, чтобы только наброситься внезапно, с жадностью, проскальзывая плотным кольцом губ по стволу, пока головку не сминает гортанью.

Скручивает мышцы, воздух громкий стон разрывает. В беспамятстве наматываю на руку её волосы, двигаю бёдрами, толкаюсь в неё жёстко, жёстче, чем хотел бы, но сопротивления не встречаю, дурея окончательно, зверея абсолютно. За собственным рыком едва слышу, как она давится, но остаётся покорной, не дёргается, даже не пытается отстраниться, принимает меня со всей моей грубостью, со всей беспощадностью, со всей первобытностью.

Отпускаю волосы, убираю руку, присмиряю демонов, даю возможность продолжить в своём темпе или отомстить, просто оставив меня догорать в своём пламени, выбор даю, и она его делает. На полную, до финиша, до судорог, до абсолютной темноты перед широко распахнутыми глазами, до, блядь, практически обморока.

– Иди ко мне, – даже отдышаться ей не даю, наверх тяну, на себя кладу, дрожащими руками обхватываю, в губы целую, чувствуя солоноватый привкус поверх её сладости, прикрывая глаза, успокаивая сердечный ритм, – красавица моя, как же охуенно с тобой… – бормочу в припадке, – сейчас и тебя разрядим, по полной, маленькая, досуха выжмем, сейчас, пару минут потерпи ещё… я… блядь, я ослеп, – выдаю это и начинаю сдавленно смеяться, боясь открыть глаза и увидеть всё ту же темноту вместо её лица.

Молчит. Не двигается. Кажется, будто даже не дышит.

Панической атакой мозги прошибает, резко распахиваю глаза и вижу её улыбку. Смотрит на меня и улыбается.

Сжимается всё. Всё лишнее покидает тело, весь мрак оставляет душу, вся горечь, все душащие мысли, все обиды, весь гнев, вся злость. Распирает чувство, затмевает разум, поглощает, окутывает.

Любить её хочу. Только любить, всю жизнь, до последнего вздоха. Чувствовать её дыхание на своей коже, засыпать и просыпаться вместе, быть опорой, быть не просто лучшим. Единственным.