Луи Армстронг Американский Гений - Коллиер Джеймс Линкольн. Страница 81

Музыка Луи Армстронга, которую он исполнял в этот период с биг-бэндами, впервые принесла ему популярность у белой аудитории. Ей пришлись по вкусу и его пение, и болтовня, и приятная негритянская внешность. Новые пластинки пользовались все большим и большим спросом. Однако все увеличивающиеся ряды истинных любителей джаза в Америке были огорчены, если не возмущены, такой переменой стиля. Особенно это относилось к белым поклонникам джазовой музыки. Они находили в джазе свою собственную правду, недоступную невежественной публике, которая предпочитала приторные сиропы Гая Ломбардо, и презираемую пуританским истэблишментом с его убежденностью, что от джаза несет грехом и конюшней. Позицию этих энтузиастов ярко выразил Бад Фримен, двадцать лет проработавший джазовым музыкантом: «Не странно ли, что покровителей искусств в течение долгих лет ни разу не посетила мысль о субсидировании единственного истинно американского искусства — джазовой музыки. Судя по всему, даже если они когда-либо размышляли об этом (в чем я сомневаюсь), то, видимо, решили, что играть джаз может любой балбес» .

Молодые белые, как любители, так и музыканты, считали себя хранителями огня, и для многих из них отказ Армстронга от новоорлеанских традиций в угоду коммерческому стилю танцевальных оркестров, исполнявших популярную эстрадную музыку, выглядел как измена. В 1939 году Уайлдер Хобсон в одной из лучших ранних книг о джазе писал: «Луи Армстронг сегодня — настоящая эстрадная звезда. Это виртуоз, который уже давно отдал себя во власть коммерческой эксплуатации» . Сидни Финкелстайн, другой музыкальный критик того времени, рассуждал: «Если бы в Америке действительно существовала истинная музыкальная культура, способная заботливо оберегать свои таланты, давать им возможность расти и развиваться, вместо того чтобы губить их, то Армстронг, по всей вероятности, был бы подвигнут на создание великой американской музыки. А в том, что он обладал для этого всеми резервами, не приходится сомневаться» .

Freeman B., You Don't Look Like a Musician, p. 9.

Hоbsоn W. American Jazz Music. New York, 1939, p. 130.

Finke1stein S. Jazz: A People's Music. New York, 1975, p. 162.

Многие из тех, кто оказался недовольным Армстронгом, придерживались левых политических взглядов и были особенно подавлены тем, что Армстронг стал частью капиталистической системы, которую они остро осуждали. Такое критическое отношение сохранялось вплоть до 1960-х годов и было поколеблено лишь переизданием нескольких альбомов, представлявших работу Армстронга с биг-бэндами в 1930-е годы. Дэн Моргенстерн, бывший редактор «Даун-бит», а в настоящее время глава Института исследований джаза в университете Ратгерса, особенно ратовал за эту переоценку. Предваряя одно из первых переизданий, он писал: «Действительно, мастерство Армстронга и его музыкальная фантазия продолжали совершенствоваться и намного превысили уровень достигнутого в 1930-е годы. Здесь мы встречаемся с первым и величайшим виртуозом джаза, выдающимся импровизатором в стадии расцвета и самораскрытия» .

Liner notes, Louis Armstrong V.S.O.P.

В какой-то степени Моргенстерн, несомненно, прав. Он напоминает, как Армстронг был предан анафеме за отход от новоорлеанского репертуара в сторону эстрадного ширпотреба. Но ведь и множество мелодий «Hot Five» создавалось в расчете на популярность, включая «Big Butter and Egg Man», «Heebie Jeebies», «Sugar Foot Strut», «Squeeze Me» и другие. Более того, целый ряд пьес, написанных Лил и еще некоторыми авторами по заказу для «Hot Five», были откровенно слабыми. Позже Армстронгу часто приходилось работать с плохим материалом, но в начале 1930-х годов, особенно когда директором по звукозаписи был Томми Рокуэлл, они записали немало классических популярных мелодий нашего времени. И, бесспорно, такие произведения, как «Body and Soul», «Star Dust», «Blue Turning Grey Over You», выше, чем «King of the Zulus» и «A'm Gonna Gitcha». Кое-кто из сурово критиковавших Армстронга за исполнение коммерческих песен с биг-бэндами продолжали превозносить Эллингтона и Хендерсона, а ведь они занимались тем же самым. Армстронг в течение долгих лет работал в биг-бэндах, потому что этого желала публика. И требовать от него возвращения к умирающему стилю, который не давал больше средств к существованию, было со стороны критиков просто несправедливо.

Однако более ранние замечания в адрес музыканта были отнюдь не безосновательны. Неизменная форма этих записей, рассчитанная лишь на то, чтобы обеспечить максимальную демонстрацию возможностей Армстронга, временами оказывается просто нежизнеспособной. Низкое качество аккомпанирующих оркестров и в первую очередь неудовлетворительное звучание саксофонов может так же раздражать, как жужжание невидимого комара в темной комнате. Наконец, сам Армстронг, изнуренный работой, нередко Заставляет думать, что его вдохновение и фантазия, а может быть, даже и любовь к джазу утрачены.

Ни Коллинз, ни «OKeh», ни владельцы клубов, где работал Армстронг, точнее говоря, на которых он работал, не испытывали к нему как к артисту ни малейшего интереса. Для них он был не более чем еще одним забавным черномазым, из которого надо было выжать все что возможно.

Неудивительно, что с июля 1929 года до весны следующего года из двадцати пьес, записанных им с различными оркестрами, нет ни одной действительно заслуживающей внимания. Вопреки словам Армстронга, утверждавшего, что он может не обращать внимания на аккомпанемент, его, как и любого другого музыканта с развитым чувством гармонии и чуткостью к малейшим изменениям ритма, не могло не выбивать из колеи плохое интонирование и неуклюжая фразировка.

Но, к счастью, Армстронг, как ни огорчительно все сказанное, не мог творить, не создавая прекрасного. Несмотря на недостатки его работ 1929-1932 годов (если не считать первой серии), около дюжины из них, не достигая высот «West End Blues» или «Tight Like This», тем не менее остаются на среднем уровне лучших записей. Пение Армстронга всегда было источником удовольствия — бесконечно мелодичное, полное фантазии и абсолютно самобытное. За исключением классических исполнителей блюзов, Армстронг, без сомнения, самый выдающийся из всех джазовых певцов. По сути дела, многие из этих пьес свидетельствуют, что Луи больше занимают вокальные хорусы, чем солирование на трубе.

Однако, при всем великолепии исполнения Армстронга, мы слышим уже не музыку ансамбля «Hot Five». Очень быстро, за лето 1929 года, Луи развил новую манеру игры. Это, в сущности, более свободный стиль, в основе которого лежат струящиеся, ниспадающие фразы в высоком регистре, чаще растянутые, чем сжатые, что создает впечатление, будто Армстронг все время пытается нагнать бит. Композитор Джоффри Л. Коллиер, знаток сложных ритмов, сделал нотные записи более поздних соло, стремясь зафиксировать новые ритмы как можно точнее. Некоторые детали видны невооруженным глазом. Армстронг теперь сокращает количество звуков. Солируя в «Hot Five», он обычно играл пять-шесть звуков в такте — и в быстром, и в медленном темпе. Например, в «Cornet Chop Suey» и в «Tight Like This» на такт приходится по шесть звуков. К середине 1930-х годов это число уменьшается до трех-четырех, опять вне зависимости от темпа: около четырех в «Ev'ntide», чуть больше трех в «Struttin' with Some Barbecue». Кроме того, он оставляет в своих соло гораздо больше, чем раньше, свободного пространства: из тридцати двух тактов соло в пьесе «Ev'ntide» 20 процентов пространства пустует. Здесь проявляется явная тенденция начинать фразы на второй и даже на третьей доле такта, оставляя одну или две доли незаполненными, тогда как прежде он, скорее всего, сыграл бы затакт из восьмой длительности на последней доле предшествующего такта и начал фразу в соответствии с даун-битом. И последнее: в более быстрых фразах он все чаще использует триоли или квинтоли там, где некогда предпочитал пунктирный ритм — восьмые с точкой / шестнадцатые — прием, ритмически моментально выравнивающий линию и усиливающий ощущение, будто определенные звуки запаздывают или отстают от бита.