13 дверей, за каждой волки - Руби Лора. Страница 39

Крики Фрэнки стали хриплыми, кровь текла по ногам, и за глухими ударами собственного сердца в ушах она уже не слышала непонятного и остервенелого бормотания монахини, не чувствовала ничего, кроме огня в бедрах, пока дверь не распахнулась и не ворвалась сестра Берт. Она схватила занесенную руку сестры Джорджины.

– Nein, Джорджина, – сказала сестра Берт. – Так нельзя.

– Sie muss für ihre Sünden bestraft sein. Sie müssen alle bestraft sein [21].

– Вы же видите, что она вся в крови? Довольно!

– Sie muss lernen! [22]

– Это не ее вина, Джорджина, – настаивала сестра Берт.

– Sie lernen nie! [23] – взвизгнула сестра Джорджина. – Warum lernen sie nie? [24]

– Вините Гитлера! – сказала сестра Берт. – Вините фашистов! Вините вашего брата за то, что он присоединился к ним!

С бешеными глазами, в сбившемся облачении сестра Джорджина бросилась с ремнем на сестру Берт. Фрэнки скатилась со стола на пол. У меня перед глазами все затуманилось и побелело. Волк завыл.

Оконное стекло взорвалось, словно в него швырнули стул.

Я бросилась к разбитому окну. Внизу, на мостовой, распростерлась девушка с развороченным лицом и окровавленными волосами. «Нет, – произнесла она выбитой челюстью. – Пожалуйста, подождите!»

Фрэнки проснулась в лазарете. Она лежала на животе, медсестра Фрида обработала раны и перевязала. Ее помощница Беатрис, похоже, несколько месяцев назад исчезла. Фрэнки не знала, куда она делась. Лоретта знала, но пока не говорила. Лоретта сидела у постели подруги, держа ее за руку и поглаживая. Она дала Фрэнки немного воды и вытерла слезы с ее щек.

Тони тоже пришла. Она сидела с другой стороны кровати, не ерзая, не подскакивая и не дразнясь. Она смотрела на бинты, на сестру с удивлением и ужасом. Потом, не сказав ни слова, вышла. Вернулась через полчаса, таща за собой Стеллу, как упирающегося щенка. Швырнула ее к кровати.

– Тони, не надо, – сказала Лоретта. – Это того не стоит.

Тони не обратила внимания на ее слова.

– Смотри! – Она показала бинты на бедрах сестры. – Смотри, что ты наделала!

– Это не я, а сестра Джорджина, – проговорила Стелла, пятясь. – Не надо обвинять меня в том, что сестра сошла с ума. Я не виновата.

Тони подтащила ее обратно.

– Это ты! Это все из-за тебя!

– Ей не следовало связываться с тем парнем! – воскликнула Стелла.

– Посмотри… на… нее.

– Я ей помогала. Теперь она может раскаяться.

– Ты это сделала. Ты.

Тони несколько раз повторила слово «ты», как заклинание, пока Стелла не сломалась. И тогда Стелла впервые заплакала по-настоящему, впервые с тех пор как умерли родители, оставив ее одинокой, сиротой, которую некому погладить по руке, которой некому вытереть слезы.

Когда раны Фрэнки зажили достаточно, чтобы она могла лежать на боку, ее навестила сестра Берт. Она напряженно сидела на стуле, который ей уступила Лоретта.

– Мне так жаль, Франческа. – Сестра Берт скользила взглядом по осунувшемуся лицу девушки. – Этого не должно было произойти.

Фрэнки подумала, что утверждение слишком очевидное, чтобы его комментировать. Она попыталась отвернуться, но еще было больно двигаться.

– Вы не знали, но у сестры Джорджины был старший брат. Он жил в Берлине с ее тетей и дядей. Он недавно погиб в бою от штыка. Это… очень мучительная смерть.

Фрэнки наградила монахиню обжигающим взглядом. Обжигающим взглядом, ставшим ее отличительной чертой.

– Мне следует его пожалеть? Мне следует пожалеть ее?

Эти слова должны были резать, но ее тон был тупым, как нож для сливочного масла.

– Нет, – ответила сестра Берт. – Я не жду ничего подобного. Не сейчас. Наверное, тебя успокоит то, что ее сняли с должности и отослали в монастырь на юге штата.

– Хорошая работа, если вы этого добились, – заметила Фрэнки.

Сестра сложила руки на коленях.

– Надеюсь, что когда-нибудь ты найдешь в своем сердце прощение для нее. Не ради нее, а ради себя.

Фрэнки это было безразлично, потому она не стала отвечать, а только спросила:

– Почему разбилось окно?

– Не знаю, – сказала сестра Берт. – Может, сестра Джорджина ударила по стеклу ремнем до того, как я ее остановила.

– Я так не думаю.

– А по-твоему, что случилось?

– Я… Наверное, меня кто-то услышал.

– Я услышала тебя, Фрэнки. Господь услышал.

«Не Господь», – подумала Фрэнки. Бог слишком занят тем, что посылает сражаться на дурацкой войне тихих и мягких мальчишек.

– Наверное, меня услышал ангел.

– Наверное, так и было, – согласилась монахиня. – Ангелы повсюду вокруг нас.

Кстати об ангелах.

– А где Беатрис?

Фрэнки вспотела под бинтами, кожа чесалась.

– Беатрис перевели на другую должность.

– Вы хотите сказать, что ее тоже отослали? – спросила Фрэнки.

– Ей исполнилось восемнадцать, – сказала сестра, будто это все объясняло, и сложила пальцы домиком под подбородком. – У нее будет очень важная работа на войне.

– О… Где?

– За океаном. Там нужны сестры милосердия. Здесь она закончила обучение на медсестру.

– За океаном? А где?

– В Англии, – ответила монахиня.

– Англия! Но…

Фрэнки вообразила, как Беатрис бежит по улицам Лондона, а люфтваффе обстреливает город, сбрасывая повсюду бомбы. Она представила, как Беатрис срывает пистолет с пояса павшего солдата, прицеливается в летящий самолет и жмет на спусковой крючок, пока не кончаются пули. Потом представила, как сама все это проделывает: бежит, целится, стреляет. «Почему бы не женщина? – подумала она. – Почему бы и нет?»

– Фрэнки, нам нужно еще кое о чем поговорить.

Фрэнки потрясла головой, отгоняя видение.

– О чем?

– О твоем друге.

– Каком друге?

– О молодом человеке. Сэмюэле. Сэме.

Фрэнки не хотела говорить с сестрой о Сэме. Сэм принадлежал ей, а не сестре.

– Когда я смогу вернуться в коттедж?

Сестра Берт похлопала себя по губам сложенными домиком пальцами.

– Это я и хотела с тобой обсудить. Хотя тебя наказали сурово, излишне сурово…

– Несправедливо, вы имеете в виду?

– Сурово. И хотя сестра Джорджина не вернется, было решено…

– Кем было решено?

– …что в таких обстоятельствах…

Обстоятельства. Фрэнки махнула рукой. Сестра хочет говорить не о Сэме, она хочет поговорить о грехе. О грехе плоти.

– Мы прощались, – сказала Фрэнки, слишком уставшая и больная, чтобы спрашивать, откуда сестра узнала, и слишком опечаленная, чтобы испытывать неловкость. Фрэнки ни в чем не хотела признаваться. Не отцу Полу, который, она была уверена, ни с кем никогда не прощался. Как и сестра Берт, если не считать прощаний в книгах. Если бы ей приходилось, она бы поняла.

Сестра Берт наклонилась и взяла Фрэнки за руки, как это делала Лоретта.

– Я рада, что у тебя была возможность попрощаться.

Рука Фрэнки обмякла в руках монахини. Сестра никогда раньше к ней так не прикасалась.

– Вы не думаете, что я отправлюсь в ад?

– Фрэнки. – Сестра Берт прочистила горло. – Франческа…

Звук полного имени пронзил Фрэнки страхом.

– Что?

– Мы получили телеграмму.

Мысли Фрэнки заметались, шмыгнув в самые темные дыры ее разума. «О нет, не Вито, пожалуйста, не говорите, что Вито, не говорите».

– Самолет Сэма был сбит во Франции.

– Что? – переспросила Фрэнки, чуть не смеясь, оттого что это невозможно. – Нет. Его только-только отправили на фронт. Этого не может быть.

– Он не выжил.

– Нет.

– Мне жаль.

– Вы ошибаетесь!

– Хотелось бы. По крайней мере это было быстро. Если тебя успокоит…

Успокоит? Успокоит?

– Нет!

– Фрэнки, – начала сестра, но та выдернула руку и закрыла уши: