Самый лучший комсомолец. Том четвертый (СИ) - Смолин Павел. Страница 15

* * *

Перед визитом императора Хирохито все посольство стояло на ушах. Это уже не субботник, а самый настоящий «дембельский аккорд» — настолько в отведенных для посещения монаршей персоной и прилегающих территориях было шумно и «мыльно». Я, будучи как все, немножко помог подмести ведущую в посольство аллею, и, сочтя на этом свой долг перед Родиной исполненным, свалил внутрь — ко всеобщему облегчению, мало ли чего наследному (через одного) принцу в голову взбредет, стоит тут над душой — где с наслаждением снял с потной рожи респиратор.

— Еще три вилки! — раздался зычный рык ответственного за мероприятие.

— Я бы не отказался, — не удержался я от подколки в адрес Виталины.

Девушка ответила привычным не наносящим урона щелбаном и обидно напомнила:

— А кто вчера перед сном бурчал, что «больше не может»?

— О таком мужчинам говорить нельзя! — укоризненно ткнул я в нее пальцем.

— Извините, — протиснулся мимо нас посольский функционер.

Стало совестно, и мы свалили с прохода.

— Пошли до кухни, — предложил я.

Верная служебному долгу (и, хочется верить — зову сердца) девушка сначала пошла за мной, а потом спросила:

— Зачем?

— Просто суету оценить, — честно ответил я. — Все равно делать нечего.

Программа визита почти завершена — отгремела выставка Надиных работ (на сто семьдесят тысяч долларов расторговались), улетел груженый нашими покупками самолет (не целиком забили, конечно, просто регулярный рейс), а мы как следует набрались впечатлений за время экскурсий. Отдельно мне пришлось несколько часов работать почетным гостем на более конкретных совещаниях на тему «захода» в наши экономические зоны. Сахалинские и Курильские недра будут окучивать Сумитомо и Мицуи (какие там у кого доли я не вникал), последние так же наложили лапу на фармацевтику. Повидался и с четырьмя братьями Касио, приятные стариканы, но я не обольщаюсь — появись их корпорация в начале века, они бы с не меньшим удовольствием проявляли нациствующий японский империализм. Из неожиданного — контракт с Нинтендо на производство игральных карт с персонажами «Наруто». Представители этой без дураков хорошей конторы пробивали почву и на тему других игрушек — они сейчас активно развиваются, а потому до новинок жадны. Ничего конкретного не обещал, буду думать, надо ли оно мне — французы за пластиковые игрушки дают больше, а на видеоигры у меня на паях с «Сони» без пяти минут монополия, и так будет еще много-много лет.

На кухню нас ожидаемо не пустили — у входа, помимо пары «дядей», с которыми я всегда могу договориться, нашлась пара хмурых япошек из службы охраны Императорской семьи — это у них тут отдельная спецслужба. Внутри, надо полагать, тоже надзиратели есть — вдруг безумные совки пожилого Хирохито траванут?

Уныло вздохнув, отправились в комнату — больше заняться все равно нечем.

— Нервничаешь?

— Нервничаю, — признался я. — Но это фигня — просто все идет слишком хорошо.

— Так ведь тоже бывает, — пожала плечами Вилка.

— Когда вернемся домой, перед следующей «загранкой» можно будет утешаться благополучным прецедентом, — мечтательно протянул я. — Два дня потерпеть эту Азию гребаную — и домой, к родным просторам и привычно-жаркому лету! — словив неприятную мысль, поморщился. — Еще и принц этот ублюдочный припрется.

— Ясухико или Цугу? — уточнила Вилка.

— Первый, — ответил я. — Архитектор «Нанкинской резни» собственной персоной, но повесить его по понятным причинам не смогли — императорская семья неприкосновенна. Да и самого Хирохито сколько не выгораживай, все равно потешно получается — обманули нехорошие вояки наивного императора. Спорим он от радости в ладоши хлопал, получая донесения об очередном этапе геноцида несчастных соседей по карте? А после наследования престола, между прочим, окрестил период собственного правления «эпохой Просвещенного мира». Отряд 731 эксперименты очень просвещённо ставил.

— И во имя мира, — добавила Вилка.

— Само собой, — обрадовался я пониманию. — Родину до слез жалко, руки от ненависти трясутся, но то, что творилось в Азии — пи*дец похлеще европейского театра военных действий. Французы, например, под оккупацией себя неплохо ощущали. Не трогай Гитлер евреев, готов поклясться, все было бы совсем иначе — европейские партнеры бы дружно и солидарно душили бы проклятых коммуняк. Да они и так — куда не ткни, найдешь русофоба и антисоветчика. Это сейчас притихли, а ослабнем — всё, одно поколение и шелуха слезет с последующим повторением Дранг нах Остен. Заметь — и в голову не пришло на «истерн» идти. А почему? Там и земли лучше, и климат. Потому что там — свои, а мы — чужие. И в Азии мы чужие.

— Успокойся, Сережка, — мягко одернула меня Виталина.

— Я здоров, свеж, светел. Ну, и чего так дико Боюсь будущего, аж дышу тихо? — процитировал я в ответ.

— Главное кнопку не нажми, когда выдадут, — хрюкнула Вилка.

— Да ну, что я, социопат чтоли? — отмахнулся я.

— Немножко осталось, — напомнила она.

— Последний рывок, — подтвердил я. — Сейчас на приеме потерпеть, завтра в телеке потерпеть, почти совсем немножко потерпеть на концерте — и все, японские каникулы окончены.

Вернувшись «в номера», убили время привычным приятным способом, нарядились и отправились встречать дорогих — будь они трижды неладны — гостей.

Императорский кортеж прибыл с крайне деликатным опозданием в четыре секунды — я считал, да — с положенной полицейской мотоциклетной охраной и кучей япошек в гражданском. Из лимузина выбирались всей семьей — сам Хирохито со своей женой Кодзюн (страшная и кривозубая) и сыном — наследным принцем Акихито, который после папеньки благополучно воссядет на трон в крайне пожилом возрасте. С этой династией у меня никаких комбинаций (пусть и неосознанно) провернуть не получится — не допустят. Да и смысла нет — «маскоты» они «маскоты» и есть.

Хирохито уже шестьдесят девять лет — почти ровесник двадцатого века. Императрица чуть младше, а вот Акихито выглядит гораздо бодрее — тридцать пять лет ему. Называть придется «принцем Цугу» — япошки монаршую персону трижды переименовывают: сначала при рождении, потом — после коронации, и, в самом конце, выдают посмертное имя. Сам Акихито после воцарения будет много извиняться за воинствующий империализм, и я даже не знаю что хуже — забить или вот так, историческую память расчесывать. Но нам извиняться нельзя точно — любое покаяние СССР воспримут как подтверждение совершенных кровавыми коммуняками преступлений. Американцы, например, никогда не извиняются, а просто меняют говорящую голову. Второе нам не подходит — вертикаль власти специфическая, но на тему первого доклад «куда следует» уже отправлен. Да нам на самом деле и не за что — мы на этой планете силы добра представляем!

Последним из лимузина на свет божий явил свою фашистскую рожу Ясукихо. Зачем приперся? Себя показать? Пофиг, кланяемся и терпим.

Монаршая семья отвесила поклон ответный, затем мы обменялись рукопожатиями и поцелуями в ручку — последнее актуально для дам. Императрица пахнет «Шанелью», так и запишем.

Сначала гостей поприветствовал товарищ посол, затем — я. Оба напирали на большую честь. Монархи ответили тем же, и мы пошли внутрь — придаваться обжираловке, немножко пить сакэ (мне нельзя) и разговаривать:

— Скажи, Тукачеву-сенсей, как у тебя в столь юном возрасте получается сочинять такие великолепные песни? — вопросил Хирохито.

— Похвала от представителя самой древней правящей династии на планете — о таком я не смел и мечтать, — почти честно ответил я.

Потому что правда неожиданно.

— Я много читаю и разговариваю с людьми, — перешел к ответу «по существу». — Вселенная даровала мне хорошее воображение, поэтому сначала я представляю человека — его жизнь во всех тяготах и радостях — и начинаю размышлять о том, какую песню он мог бы спеть. Так что в какой-то степени эти песни не совсем мои.

— Твой японский очень хорош, — отвесил комплимент принц Ясухико.