Кукла и ее хозяин (СИ) - Блум Мэри. Страница 44

«Может, просто упакуем его, — предложил Глеб, — унесем в ближайшую подсобку и пройдем?»

— Почему там не мое имя — это ваша оплошность, — заметил я, — а не моя проблема.

— Это простая канцелярская ошибка, — в ответ раздался еще один тяжелый вздох.

Ну если кто-то два дня назад не знал, что мой отец умер, то можно только позавидовать тому, в каком спокойном мире он живет — видимо, вообще не выходит из канцелярии.

— И кто же понесет ответственность за эту ошибку? — я поймал взгляд этого зануды. — Может, вы?

— Мессир Павловский, — с нажимом произнес он, однако глаза опустил, — если угодно, мы пришлем вам официальное извинение. Но этот аукцион только для почетных членов.

Да что мне от ваших извинений? Я уже начинал склоняться к предложенному Глебом решению.

— Пропусти молодых людей, — вдруг произнес голос за спиной, показавшийся смутно знакомым.

К нам подошел мужчина примерно отцовского возраста — подтянутый, в дорогом костюме с иголочки, что можно определить и на глаз. Легкая проседь на темных волосах смотрелась довольно стильно, словно ее дополнительно подкрашивали в салоне. На пальце сверкало массивное гербовое кольцо, где был изображен кинжал с парочкой стекающих с лезвия капель крови. Но самым примечательным, конечно, был шрам вокруг правого глаза, как будто окружая его — мастерски выведенный, словно глаз хотели вырезать, но на полпути передумали, о чем и свидетельствовала оставшаяся белесая полоса.

— Но аукцион только для почетных членов… — привычно протянул писарь.

— Знаешь, какое еще право есть у почетных членов? — насмешливо прищурился мужчина. — Поднимать вопрос об увольнении сотрудников Синьории, если они перечат почетным членам.

Место тут, похоже, было очень теплым — так что губы зануды мигом растянулись в услужливую улыбку.

— Конечно, Садомир Игоревич, но тогда под вашу ответственность.

— Ну раз под мою ответственность, — взгляд мужчины стал еще насмешливее, — то я лично прослежу, чтобы рассылка на подобные мероприятия осталась за мессиром Павловским. И если мессир чем-то будет недоволен, то одними извинениями лично ты уже не отделаешься.

«Ты его знаешь?» — тут же активизировался Глеб.

Скажем так, вижу я его точно не впервые.

— Конечно, Садомир Игоревич, — с натужной улыбкой отозвался писарь. — Хорошего вечера, Константин Григорьевич, — выдавил он уже мне, — и прошу извинить за причиненные неудобства.

Любезно приняв его извинения, мы с Глебом прошли в глубь коридора. Мужчина со шрамом неспешно прошествовал следом.

— Благодарю, — сказал я.

— Что вы, это меньшее, что я мог сделать для сына Григория. Вы меня, наверное, не помните, — улыбнулся он.

Ну его самого не особо, а вот этот огромный шрам вокруг глаза в памяти остался. Его обладатель частенько наведывался к отцу, и почти всегда этот шрам означал, что отец отодвинет все дела со мной и займется им, как кем-то для него более значимым, чем собственный сын. Хотя, помнится, сам хозяин шрама был вполне мил и даже приносил мне сладости.

— Смутно, — ответил я.

— Барон Садомир Игоревич Ольховский, — представился он. — Но вы можете называть меня Садомир.

«А сокращенно это как — Садик?» — хмыкнул среди извилин мой полудурок.

— Я был другом вашего отца, — добавил барон, протягивая руку.

— Не знал, что у моего отца были друзья.

— Вы правы, скорее близким приятелем.

Это уже больше походило на правду. Как полагается, я представился сам и представил Глеба.

— Примите мои искренние соболезнования, — посерьезнел Садомир, поочередно пожимая нам руки. — Наверное, из всех, кто тут есть, я больше всех сожалею, что Григорий умер. Кроме вас и вашей семьи, разумеется.

Разумеется. Больше в столице об этом никто и не переживал.

— Вы были очень способным ребенком, насколько я помню, — продолжил мой новый старый знакомый, — и ваш отец возлагал на вас большие надежды, — его взгляд неторопливо переместился на печатку на моем пальце. — Как вижу, они оправдались. Позвольте я вас провожу.

«Ну наконец-то нам попался аристократ, который ведет себя как аристократ,» — заметил Глеб.

И что? От дружбы с моим отцом его это не спасло.

— А я ведь отправлял вам письмо, — вдруг сказал барон, шагая рядом.

— Тоже хотели купить дом?

— Нет, — он с улыбкой качнул головой, — приглашал в гости, поужинать.

Видимо, потерялось его письмо в общем объеме корреспонденции — где-то в моем камине.

Наконец мы добрались до зала аукциона — довольно просторного, который бы мог вместить в себя пол-Синьории, однако по традиции внутрь пускали только почетных членов. В детстве отец пару раз приводил меня сюда, и с тех пор тут, казалось, ничего не изменилось. Я помнил эти мягкие бархатные кресла, панорамные окна, огромные винного цвета портьеры и его слова:

— Если ты не можешь получить то, что получают лучшие, значит ты не лучший…

Ну что, папа, я здесь без тебя.

Стоило переступить порог, как десятки глаз сразу же впились в меня, царапая со всех сторон: профиль, затылок, спину, печатку на руке — не смотрели тут только в лицо.

— Это что, новый мессир Павловский? — следом по рядам понесся шепот. — Кто его сюда позвал?..

— А ты посмотри, кто его привел…

«Блин, — мысленно протянул Глеб, — чувствую себя какой-то обезьяной в зоопарке. Так все таращатся…»

Нет, на обезьян таращатся по-другому — с интересом и азартом, потому что чувствуют, что хоть чем-то лучше их. С нами же они этого не чувствовали, поэтому и взгляды были не снисходительно-добрыми, а в большинстве своем напряженно-злыми, будто собравшиеся сами чувствовали себя обезьянами — и опасались, что я у них что-нибудь отберу. Вполне разумно: в этом вопросе новый мессир Павловский не слишком отличается от старого.

Под градом пассивно-агрессивного любопытства мы прошествовали к первому ряду. Как водится, у сцены места самые лучшие — наши как раз и были там. Однако на них внезапно обнаружились двое мужчин.

— Господа, — опередил нас Садомир, — это места мессира Павловского. Освободите.

— Но это места для почетных членов, — бросил один, нахально поглядывая на меня.

Начинается… Честно, я просто хотел продавать скверну, набирать подписчиков, прокачивать навыки и пожить спокойно — по крайней мере, пока что. А не вот это все. Сколько лбов еще надо пометить, прежде чем вот такие дурачки прекратят нарываться?

«Что, и тут как обычно?» — словно в ответ моим мыслям, спросил Глеб.

— Правда думаете, что будете сидеть, пока мессир Павловский стоит? — снова опередил нас барон. — Кто вы, а кто мессир?

Один из мужчин уже открыл рот — видимо, чтобы возразить, что тот мессир Павловский, чье место он занял, выглядел по-другому. Однако его приятель, все это время нервно косившийся на меня и не нарывавшийся, что-то ему шепнул и потянул прочь. Чуть поколебавшись, вслед за вторым встал и первый, и оба ушли в глубь зала.

Надо же, хоть на этот раз не как обычно — обычно мои интересы никто, кроме меня, не защищал, и колдуны столицы до этого не приносили мне ничего, кроме проблем. Похоже, хоть один хороший приятель у отца все же имелся.

— Удачных торгов, — пожелал Садомир, чье место совсем не удивительно оказалось рядом. — Что-то заинтересовало?

— Наверное, не совсем правильно вам говорить, — с улыбкой заметил я.

— Логично, а то вдруг перекуплю. Но, — он развел руками, — я не настолько коварен. К тому же я и так знаю ваш лот.

Барон показал на пункт в списке, который меня как раз и интересовал, хотя интерес я не обозначил ничем.

— Верно? — довольно произнес он. — Ваш отец купил бы то же самое.

И, судя по взглядам вокруг, здесь все это понимали.

Аукцион, предсказуемо, шел довольно вяло, поскольку почти все лоты здесь были откровенным барахлом. Такое чувство, что толпа пришла скорее пообщаться и посмаковать сплетни, чем что-то урвать себе. Лишь изредка таблички ожесточенно взлетали в воздух, устраивая борьбу. Невольно вспомнилось, как я наблюдал за всей этой возней в детстве, сидя рядом с отцом. Правда, когда он поднимал табличку, в шумном зале мгновенно наступала тишина.