Кукла и ее хозяин (СИ) - Блум Мэри. Страница 45

Наконец распорядитель озвучил интересовавший меня лот, и вокруг мгновенно повисла тишина, прямо как из воспоминаний — похоже, не я один им сейчас предавался. Голос распорядителя звонко пронесся над замолчавшей толпой. Стартовая цена оказалась две тысячи рублей — за одну книгу. Тут ей явно цену знали — за такие деньги Уля обставила техникой всю кухню. Однако для меня этот томик был гораздо дороже.

— Две сто, — я поднял табличку.

— Две двести! — сразу же раздался борзый голосок из средних рядов.

В торги включился тот же умник, который занял мое место вначале — похоже, и еще что-то мое хотел. И ведь видно же по лицу, что он не тот человек, который эти книги читает — зато потратиться назло вполне готов.

А дальше зал как прорвало.

— Две триста!.. — полетели таблички. — Две четыреста!.. Две пятьсот!..

Разгуделись все как комары — и ведь большинству же эта книга вообще без надобности. Что, все мне назло?

— Три, — я повысил цену.

На короткий миг снова повисла тишина. Развернувшись, я обвел глазами толпу почетных членов, которые в ответ стали нахально вскидывать таблички. Вот только почетные далеко не всегда значит сильные — и почетными они были не с точки зрения Темноты, а всего лишь по мнению Синьории. Вон даже занудный писарь, который скромненько стоял в углу без собственного кресла и права что-то купить, тоже когда-нибудь им станет. Мой взгляд неспешно прошелся по рядам, оценивая, чей почет тут настоящий — и таблички медленно, одна за другой, стали опускаться. Логично, нарываются обычно не сильные: сильным нечего доказывать, слабаков же всегда бомбит.

— Три сто, — донеслось лишь из среднего ряда, где в воздухе болталась последняя рука.

Тот же умник в одиночестве размахивал табличкой, словно бросая «перебей».

— Люди, — говорил отец прямо в этом зале, сидя рядом со мной, — должны понимать, с кем они связываются. И когда я называю цену, редко кто осмеливается ее перебить. Моя цена конечная. Если они по-настоящему знают, кто ты, то ты за бесценок будешь уносить самое ценное. Они откупятся от тебя лишь бы с тобой не связываться. Понимаешь это?..

Это я прекрасно понимал.

— Три двести, — озвучил я и взглянул на него.

И это последняя цена. Я уже достаточно предложил.

Рука с табличкой чуть качнулась, когда ее обладатель поймал взгляд непроницаемо черных глаз, словно сама Темнота смотрела оттуда и спрашивала «а оно тебе точно надо?» Стряхнув наваждение, мужчина еще выше поднял табличку, собираясь перебить названную цену. А потом перебивать еще и еще, пока мальчишке не надоест. Денег, конечно, жалко — какой-то бесполезный томик столько не стоит — но он готов потратиться: уделать этого мессира стоило гораздо дороже. Заявился, видите ли, как отец. Тому приходилось бесконечно уступать — если прежний Павловский что-то хотел, то никто даже вякнуть не смел. Что, и этот такого же о себе мнения? Да он тут вообще никто! А зал, будто не понимая этого, весь замер и с любопытством ждал, что будет дальше — словно поощряя эту наглость.

Мужчина уже открыл рот, готовясь озвучить новую цену, как под бок прилетел резкий толчок.

— Хватит, — рядом раздался шепот приятеля, — успокойся уже…

— Да зачем мне успокаиваться? Ради какого-то мальчишки!

— А ты историю одну слышал? Жил-был один хозяин, и было у него то, что этот мальчишка вдруг захотел себе. А дальше хозяин внезапно покончил с собой — ни с того ни с сего, в расцвете лет! И все ему отписал. И подписью под этим документом были его мозги, — наставительно добавил приятель и даже постучал по виску для наглядности.

— Да он же и за-за долгов с собой покончил, — поморщился мужчина.

— Ну а перед кем эти долги были? Видишь, брат с ним рядом сидит. Вот это новый хозяин клуба. Соотнеси одно и второе, — шепот стал еще осторожнее. — А безутешную вдовушку вскоре заметили в компании Павловского. Так что все, что было у того хозяина, теперь его. Все еще хочешь перебивать цену?

— Три тысячи двести рублей. Раз, — тем временем огласил распорядитель аукциона.

Мужчина задумчиво крутанул табличку. Павловский продолжал с полным спокойствием смотреть на него — только от и без того черных глаз все больше веяло Темнотой. По коже внезапно пошел неприятный озноб.

— И про Змееуста не забудь, — не унимался рядом приятель. — Говорят, только пуговицы от него и остались. Так что, как видишь, научил его отец паре штучек…

— Три тысячи двести рублей. Два, — оглядывая зал, известил распорядитель.

— Но он не отец, — отрезал мужчина, собираясь выкрикнуть новую цену.

— Кто знает, — пожал плечами приятель. — Может, он еще хуже, чем отец. Ты что, не видишь, какую он книгу покупает?..

В голове вдруг что-то щелкнуло, и табличка чуть не выскользнула из враз намокших пальцев.

— Твою ж мать! Только душелова нам не хватало…

— Три тысячи двести рублей. Три…

Громкий удар молотка разнесся по притихшему залу.

— Продано, — сообщил распорядитель, — мессиру Павловскому…

Пытавшийся перебить мою цену умник отбросил табличку на колени и больше в мою сторону не смотрел, а ведь я отправил ему всего-ничего Темноты, выражая достойный его членства почет. Видимо, этого было достаточно.

Вскоре аукцион завершился, и под аккомпанемент дружного скрипа кресел я поднялся с места, оказавшегося удобным и мягким — даже захотелось посидеть здесь как-нибудь еще. Надо бы озаботиться вопросом почетного членства. Следом встал и сидевший рядом Садомир.

— Еще раз спасибо за все, — я пожал на прощание его руку.

— Что вы, знакомство с вами мне в удовольствие, — отозвался он. — Скажу даже больше: на долю мгновения мне показалось, что рядом ваш отец.

То есть и это было удовольствием?

— Надеюсь, это комплимент, — усмехнулся я.

— Он бы сказал точно так же, — улыбнулся барон. — И знаете что, ваш отец был частым гостем в моем доме, и я бы хотел видеть там и вас. Окажите мне честь.

В гости нас с Глебом редко зовут — обычно мы туда вламываемся. Почему бы и не оказать честь?

Условившись о встрече через пару дней, наш новый знакомый отправился по своим делам. Я же расплатился за купленную книгу и сразу ее забрал. Томик оказался старым, потрепанным, буквально рассыпавшимся в руках, но несомненно ценным.

— Есть там что интересного? — спросил друг, когда наши шаги гулко разнеслись по пустоте подземной парковки.

О да, даже беглый осмотр показал, что среди этих пожелтевших страниц много чего интересного.

— Нужен подопытный, — ответил я.

— А может, подопытная? — мигом потянул он. — У тебя теперь есть, на ком ставить эксперименты.

— Она такого только испугается, а ты у меня бесстрашный.

— Ах, — притворно вздохнул мой полудурок, — и почему я не чувствую ничего хорошего?

— Потому что я не заставляю, — любезно пояснил я.

Он фыркнул в ответ.

— Глеб Николаевич!.. — вдруг разлетелось по тишине парковки.

К нам торопливым шагом подскочил незнакомец с крупным золотым перстнем на пальце, с большой вероятностью вышедший с нами из одного зала. Лет тридцати, животик упитанный, вид лоснящийся, улыбка заискивающая — такие франты частенько приходили к деду просить в долг.

— Тут такое досадное недопонимание вышло, — с ходу заюлил и этот. — Хотел забронировать столик на вечер в вашем заведении, а мне сказали, что я в черном списке. А мне так хотелось этим вечерком пар снять…

Ну надо же — пар снять или девочек побить?

Глеб на секунду сжал кулаки и тут же их разжал.

— И что тут непонятно? — отчеканил он.

Мужчина слегка прищурился.

— Вы бы поосторожнее, все-таки с колдуном разговариваете, — и выразительно помахал своим перстнем.

— А вы разговариваете с моим братом, — вмешался я. — Советую быть осторожнее вдвойне.

Тот с ухмылочкой перевел глаза с Глеба на меня.

— А тебе повезло, Павловский, что служка твой заплатил, чтобы я тебя не трогал. Так что не умничай тут, а то следующий платеж будет больше!..