Лабиринт совести (СИ) - Фред Винни. Страница 20

Я вспоминала те каникулы, похожие на бесконечный карнавал из театров, музеев, каруселей, парков, садов... Папа купил мне Юриэльфейна, я каталась на нём целыми днями, сутками.

– А потом опять этот пансион... Сколько раз я пыталась оттуда сбежать, это не перечислить. Меня каждый раз ловили. Когда я попала в Верхний Город, мне казалось, что я в раю, у меня вечные каникулы. Наставница говорила, что строгость пансиона помогает ценить роскошь, в которой мы рождаемся. Типа, если ребёнок живёт в роскоши всю жизнь, то он не знает, как может быть по-другому, и не может поставить себя на место бедных людей, которые на него работают. А я спрашивала, при чём тут женщины? Я общалась с мужчинами, в их учебных заведениях очень даже комфортно. Это они должны знать нищету, потому что это они руководят заводами с рабочими, а не их жёны. Мне говорили, что дело мужчин – зарабатывать деньги, а заботиться о благе простых работников должны жёны, в них это «заложено природой». Если заложено природой, то зачем их держать в тюрьме ещё тринадцать лет? И если это так важно, то почему бы не держать в такой же тюрьме и мужчин тоже? Это раздельное обучение в таких разных условиях становится фундаментом огромной стены непонимания, которая растёт между мужчинами и женщинами, начиная с детства. Женщинам кажется, что мужчины бесчувственные и жестокие, и совершенно не ценят их усилий по созданию красоты и уюта, а мужчины считают женщин плаксивыми и мягкотелыми, и повёрнутыми на роскоши, которой они были всю жизнь лишены и наконец-то дорвались, и никто не учитывает, насколько катастрофически разный их жизненный опыт и воспитание. Когда я задаю вопросы, мне никто не отвечает. Говорят – это традиция, так сложилось. Но это реальность, и это же... вы складываете её, своими руками создавая условия и отдавая в эти условия своих детей. Почему глупость стала нормой?

– Она не стала, она всегда была.

Я посмотрела на Алана, он гладил мою руку, посмотрел мне в глаза и кивнул с невесёлой усмешкой:

– Ты права. Так и есть. Родители не хотят воспитывать своих детей, потому что не умеют и не хотят учиться, поэтому отправляют их туда, где этим будут заниматься другие люди, «профессионалы». А насколько эти профессионалы правы, никого не волнует.

– Где ты учился?

– В Академии Вершин. Но я туда не в детстве попал, как обычные студенты, а тогда, когда её открыли, первую, мне было двадцать три. Я рос с демонской стороны Каста-Приса, во дворце своего отца. Ко мне обращались «властитель», это титул наследника владыки, нас было много, около тридцати, все братья, все властители. Образование было местное – читать-писать, воевать, строить укрепления, командовать отрядами, плюс боевая магия на крови и чужой силе. И мы все командовали и воевали, у меня был свой отряд, я ходил в вылазки с пятнадцати лет, у меня была боевая трансформация, я врагов ел... – Я округлила глаза, он прикусил язык и улыбнулся с невинным видом: – Забудь, что я это сказал. Это из-за твоей силы Вестницы, не смотри на меня, я становлюсь слишком откровенным, – он смущённо рассмеялся и отвёл глаза, я полушутливо уточнила:

– И как? Вкусно, врагов есть?

Он посмотрел на меня таким взглядом, что я вспомнила нашу последнюю пару, на которой «наелась» как раз я, медленно кивнул:

– Обалденно. Тебе бы понравилось.

11-14

– А как ты попал в Академию?

Он отвёл глаза и стал рассказывать таким сухим и равнодушным тоном, что я сразу заподозрила, что тема очень болезненная, но останавливать его не стала, пусть сам останавливается, когда захочет.

– Была атака серьёзная, многие погибли. У отца осталось всего пятеро сыновей, я был самым умным, он решил, что надо меня убрать с передовой и готовить в преемники, а в условиях развивающейся интеграции Грани Ис с остальным Содружеством, было бы неплохо иметь образование, плюс опыт жизни на цивилизованных Гранях. И паспорт. А отрицательным паспорт не давали, так что надо было тёмную сущность усыпить, на тот момент это делали официально, с бумажкой, только в Академии Вершин.

– А храмы?

– В храмах без гарантии, и храмы не имеют юридической силы. Многие выпускники храмов потом поступали на заочку в Академию Вершин и сдавали там экзамены ради бумажки. Мой отец тоже об этом думал, но Академия Вершин идёт четыре года, а в храме можно и десять просидеть промедитировать. К тому же, у нас был в гостях один мастер из храма, отец меня ему показал, мастер сказал, я безнадёжен и он за меня не возьмётся. В Академии Вершин обещали вылечить всех. Обломались.

Я смотрела на него молча, готовясь сменить тему, если он захочет, но он, вроде бы, не хотел. Помолчал, изучая небо, потом посмотрел мне в глаза и усмехнулся:

– Ты же меня видела. Изнутри. Что скажешь?

– Потрясающе здоровая и крепкая тёмная сущность, – честно ответила я, он рассмеялся и изобразил самодовольство:

– Да, я такой. Я был в числе первых выпускников и первых больших обломов, у моей группы был код единица, первый набор и первый выпуск, на нас обкатывали программу, пробовали всё. Со мной ничего не сработало.

– А что пробовали?

Он перестал улыбаться, я опять замерла, чувствуя, что хожу по краю. Я не хотела лезть ему в душу, мне казалось, что это простой вопрос, но судя по его напряжению, это было не так. Он молчал, я ждала, не дыша и не двигаясь, даже гладить его руку перестала, через время он погладил мою сам, ровно сказал:

– Первая Академия Вершин была построена на магической аномалии, там есть места, где магия не работает вообще. То есть, она туда не поступает из мира. Но при желании, её можно вытащить из чужих аур. А когда у тебя дефицит, а у отрицательных всегда дефицит, то тянешь чисто автоматически, из всего что движется. На мне ставили эксперименты, пытались не кормить – не сработало, я на силе держался. А силу тянул у преподов, они на ночь выходили из аномальной зоны и подпитывались. Пытались бить. Ха. Меня демоны били с пятнадцати лет, у меня боевого опыта было больше, чем у них опыта преподавания. Не справились, я вырвался и ответил. Они вызвали полицию, в меня начали стрелять, после первого попадания я психанул и устроил боевую трансформацию, там шкура пуленепробиваемая, полиция сбежала и вызвала армию. Приехали боевые маги. У тебя был избыток силы когда-нибудь?

Он посмотрел на меня с хитрой улыбкой, я качнула головой, он улыбнулся шире, как будто бы даже с ностальгией:

– Это типа опьянения, такое ощущение своего божественного всемогущества, я стараюсь до этого не доводить в последние лет сто, потому что я тогда веду себя глупо и говорю ерунду. Но в молодости мне нравилось иногда оторваться и побуянить. Я тогда этими боевыми магами так обожрался, что в итоге разнёс пол-Академии, переел и уснул в руинах пьяный и счастливый. От физических наказаний они отказались. Много всякого пытались делать, один раз я в больницу попал, с простудой, а там силы море, там молодые здоровые сотрудники с хроническим стрессом и недотрахом, я как развернулся, – он самодовольно рассмеялся, жмурясь от удовольствия: – У меня с голодухи такие бездны таланта открылись, что в соседних корпусах больницы медсёстры на пациентов прыгали. Хорошо было. После этого в Академии запретили преподавать женщинам, но это мало помогло.

– Почему мало помогло?

Он посмотрел на меня ироничным взглядом старого развратника, уставшего от оргий, шёпотом сказал, как секрет:

– Лея, возможно, я тебя удивлю, но желание у всех одинаковое, и у мужчин, и у женщин.

– И? – я не особенно понимала, к чему он клонит, ему моё непонимание доставляло ехидное удовольствие. Он полюбовался моим выражением лица, потом объяснил:

– Я красавчик, меня все хотят, и мужики в том числе.

Мои глаза полезли на лоб, я о таком читала, но лично не была знакома ни с одним представителем, и даже спросить толком не смогла, просто выдавив:

– Ты...?

Он рассмеялся и качнул головой:

– Я – нет. Зачем? Мне достаточно, чтобы они велись. Думали обо мне, метались у себя в голове, фантазировали, ненавидели себя за это, страдали, хотели, винили себя за эти желания и фантазии. Часто бывало, что препод у нас уже год не ведёт, а мне от него до сих пор иногда капает, потому что он не может меня забыть. Дома я этой стороной силы почти не пользовался, там хватало врагов, которых можно было тупо жрать, кому-то нравиться причин не было, это слишком сложно. А в Академии врагов не было, ну или все вокруг были врагами, которых нельзя убить, физически, по крайней мере. Приходилось искать другие пути.