Тысяча и одна ночь - Автор неизвестен. Страница 298

И потом он сделал так, как она велела, а когда он кончил есть и пить, царица сказала ему: «Поднимись ко мне на ложе и растирай меня». И Али-Шар стал растирать ей ноги и колени и увидел, что они мягче шелка, а царица сказала ему: «Поднимайся и растирай выше».

Но Али-Шар ответил: «Прощенье, владыка! Дальше колена я не пойду!» – «Ты мне противоречишь? Это будет для тебя злосчастная ночь», – сказала царица…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста двадцать седьмая ночь

Когда же настала триста двадцать седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Зумурруд сказала своему господину АлиШару: „Ты мне противоречишь? Это будет для тебя злосчастная ночь! Напротив, тебе надлежит мне повиноваться, и я сделаю тебя моим возлюбленным и назначу тебя эмиром из моих эмиров“. – „О царь времени, в чем я должен тебе повиноваться?“ – спросил Али-Шар. И царица оказала: „Распусти одежду и ляг ничком“. – „Этого я в жизни не делал. И если ты меня заставишь, я буду тягаться об этом с тобою перед Аллахом в день воскресенья, – сказал АлиШар. – Возьми от меня все, что ты мне дал, и позволь мне уйти из твоего города“.

И затем он заплакал и зарыдал, а царица сказала ему: «Распускай одежду и ложись ничком, иначе я отрублю тебе голову». И Али-Шар сделал это, и она легла ему на спину, и он почувствовал что-то мягкое, мягче шелка и нежнее сливочного масла, и сказал про себя: «Этот царь лучше всех женщин».

И потом она побыла немного у него на спине и после этого опрокинулась на землю, и Али-Шар сказал про себя: «Слава Аллаху! Он, кажется, все такой же!» – «О Али, – сказала она, – у него в обычае пробуждаться, только если его касаются. Коснись же его, чтобы с ним это случилось, а иначе я тебя убью».

И она легла и положила на себя его руку, и оказалось, что под рукой нечто нежнее шелка, напоминающее своим жаром баню или сердце влюблённого, которого изнурила страсть. И Али-Шар сказал про себя: «У царя есть это! Вот дивное диво!» И к нему пришла страсть, и он взволновался до крайней степени, и, увидя это, Зумурруд засмеялась и захохотала и воскликнула: «О господин мой, все это произошло, и ты меня не узнаешь?» – «Кто же ты, о царь?» – спросил Али. И она оказала: «Я твоя невольница Зумурруд».

И когда Али-Шар узнал это, он обнял её и поцеловал и бросился на неё, как лев на овцу, и убедился, что это его невольница без сомнения. И он был все время у неё привратником и имамом в её михрабе, и она с ним клала неявные и земные поклоны и вставала и садилась, и сопровождала славословия вскриками и движениями. И услышали евнухи и пришли и посмотрели из-за занавесок, и увидели, что царь лежит, и с ним Али-Шар, и он двигается, а она вздыхает и заигрывает, и евнухи сказали: «Такое заигрыванье не заигрыванье мужчины. Может быть, этот царь женщина?» И они скрыли это дело и не объявили о нем никому. А наутро Зумурруд послала за своими воинами и вельможами царства и призвала их и сказала: «Я хочу отправиться в город этого человека; выберите себе наместника, который будет судить вас, пока я не вернусь». И они ответили Зумурруд вниманием и повиновением, и затем она начала собирать все нужное для поездки – пищу, деньги, припасы, подарки, верблюдов и мулов, – и выехала из города, и ехала до тех пор, пока не прибыла в город Али-Шара. И он вошёл в своё жилище, и стал одарять людей и раздавать милостыню и дарить и наделять, и ему достались от Зумурруд дети, и жил он с нею в наилучшей радости, пока не пришла к ним Разрушительница наслаждений и Разлучительница собраний. Да будет же слава вечносущему без конца и хвала Аллаху во всяком положении!

Рассказ о Джубейре ибн Умейре и Будур (ночи 327—334)

Рассказывают также, что повелитель правоверных Харун ар-Рашид както ночью беспокоился, и ему трудно было заснуть, и он все время ворочался с боку на бок от сильного беспокойства. И когда это его обессилило, он призвал Масрура и сказал ему: «О Масрур, придумай, кто развлечёт меня в эту бессонницу». И Масрур ответил: «О владыка, не хочешь ли пойти в сад, который при доме, и поглядеть, какие там цветы, и посмотреть на Звезды, как они хорошо расставлены, и на луну, светящую над водой?» – «О Масрур, моя душа не стремится ни к чему такому», – ответил халиф. И Масрур сказал: «О владыка, у тебя во дворце триста наложниц и у каждой наложницы комната. Прикажи им вдвоём уединиться в своих комнатах, а сам ходи и смотри на них, когда они не будут стонать». – «О Масрур, – сказал халиф, – „Дворец – мой дворец, и невольницы – моё достояние, но только душа моя не стремится ни к чему такому“.

И Масрур сказал: «О владыка, вели учёным, мудрецам и стихотворцам явиться к тебе, и пусть они обсуждают вопросы и говорят стихи и рассказывают сказки и предания». Но халиф ответил: «Душа моя не стремится ни к чему такому». – «О владыка, – сказал Масрур, – прикажи слугам, сотрапезникам и остроумцам явиться к тебе, и пусть они тебя развлекают удивительными шутками». По халиф отвечал: «О Масрур, моя душа не стремится им к чему такому». И тут Масрур воскликнул: «О владыка, отруби мне тогда голову…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста двадцать восьмая ночь

Когда же настала триста двадцать восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Масрур сказал халифу: „О владыка, отруби мне тогда голову – может быть, Это прогонит твою бессонницу и прекратит беспокойство, которое ты испытываешь“.

И ар-Рашид засмеялся его словам и сказал: «О Масрур, посмотри, кто у дверей из сотрапезников». И Масрур вышел, и потом вернулся и сказал: «О владыка, у двери Али ибн Мансур альХалии ад-Димашки». – «Ко мне его!» – воскликнул халиф. И Масрур ушёл и привёл ибн Мансура, и, войдя, тот сказал: «Мир тебе, о повелитель правоверных!» И халиф ответил на его приветствие и молвил: «О ибн Мансур, расскажи нам какой-нибудь из твоих рассказов». – «О повелитель правоверных, рассказать тебе то, что я видел воочию, или то, что я слышал?» – спросил ибн Мансур. «Если ты видел что-нибудь диковинное, расскажи нам, ибо рассказ не то, что лицезрение», – отвечал повелитель правоверных. И Али оказал: «О повелитель правоверных, освободи для меня твой слух и твоё сердце». – «О ибн Мансур, я слушаю тебя ухом, смотрю на тебя оком и внимаю тебе сердцем», – ответил халиф.

«О повелитель правоверных, – сказал тогда Али, – знай, что мне на каждый год назначено жалованье от Мухаммеда ибн Сулеймана аль-Хашими, султана Басры, и я отправился к нему по обычаю, и, прибыв к нему, увидел, что он собрался выезжать на охоту и ловлю. И я приветствовал его, и он ответил мне приветствием и сказал: „О ибн Мансур, поедем с нами на охоту“. Но я отвечал ему: „О владыка, нет у меня сил ехать верхом. Помести меня в доме гостей и поручи придворным и наместникам заботиться обо мне“.

И он сделал так и отправился на охоту, а мне оказали наивысшее уважение и угостили меня наилучшим угощеньем. А я сказал себе: «О диво Аллаха! Я уже давно прихожу из Багдада в Басру, но ничего не знаю в Басре, кроме дороги от дворца к саду и от сада ко дворцу. Как не воспользоваться мне таким случаем и не прогуляться по Басре, если не в этот раз? Я сейчас встану и пойду один по городу». И я надел свои самые роскошные одежды и пошёл гулять по Басре. А тебе известно, о повелитель правоверных, что в ней семьдесят улиц длиной каждая в семьдесят фарзахов иракской мерой, и я заблудился в её переулках и почувствовал жажду. И я шёл, о повелитель правоверных, и вдруг вижу большую дверь с двумя кольцами из жёлтой меди, и на дверь были опущены красные парчовые занавески, а рядом с нею стояли две скамьи, а над нею была решётка для виноградных лоз, которые осеняли эту дверь. И я остановился, разглядывая это, и пока я стоял, я вдруг услышал голос и стоны, исходившим из печального сердца, и голос этот переливался в напеве и произносил такие стихи:

«Недугов и напастей вместилище плоть моя,
Виною тому газель, чей дом и земля вдали.
О ветры зарудские, что подняли грусть во мне,
Аллахом, творцом молю, вы в дом заверните мой.
Газель упрекните вы – укоры смягчат её,
Скажите получше вы, когда она будет вам
Внимать, и о любящих вы речь заведёте с ней.
Добро сотворите мне по вашей вы милости.
Намёк обо мне вы ей подайте в речах своих:
«Что сталось с рабом твоим? Его убиваешь ты
Разлукой, хоть нет вины за ним и послушен он.
Других не любил душой, без толку не говорил,
И клятв не нарушил он и не был жесток с тобой?»
Ответит она улыбкой, скажете мягко вы:
«Не дурно бы близостью тебе поддержать его,
Поистине, он в тебя влюблён, как и следует,
И око его не спит-рыдает и плачет од».
И если она согласна будет – в том наша цель,
А если увидите вы гнев на лице её,
То ей возразите вы, сказав: «Он неведом нам».