Марат. Любить вопреки (СИ) - Аверина Екатерина "Кара". Страница 25

Глава 22. Наверное, именно так выглядит смерть

Глава 22. Наверное, именно так выглядит смерть

Марат

После укола мне и правда быстро полегчало. И денег с меня категорически не взяли, хотя я предлагал.

Все посторонние мысли покинули мою голову, как только из кабинета гинеколога вышел отец Авроры. Один. Хочу войти к ней, но передо мной моментально вырастают два охранника. Отец Ро равнодушно мажет по мне взглядом и садится на диван.

— Пустите меня к ней, — прошу парней.

— Сядь! — холодно осаживает Стоцкий. — Аврора выйдет через пять минут.

А я не могу! Ни сидеть, ни стоять. Забыл о том, что у меня все болит и та пара часов, что мне удалось поспать, сил ни хрена не прибавила. Я держусь на топливе по имени «Аврора». Мысли о ней, страх за нее не дают упасть и сдохнуть сию же секунду.

Похуй на то, что мои метания раздражают ее отца. Хожу вдоль стены все время глядя на закрытую дверь кабинета и насмехающихся надо мной охранников. Интересно, если попытаться вырвать им сердца, им будет так же весело?

Пять минут — это очень долго без нее в данных обстоятельствах. Я разбиваю их на секунды и считаю. Время становится материальным, ощутимым. Там легче.

Дверь открывается и выходит она. Моя бледная мечта с совершенно затравленным, несчастным взглядом. Глазки покраснели, губы пересохли. Ро похожа на приведение. И мне совсем не нравится то, как это приведение на меня смотрит. Под ребрами начинает колоть от слезинки, сорвавшейся с ресниц, от того, как она пытается проглотить остальные, как отводит взгляд и смотрит теперь только себе под ноги.

— Мы едем? — поднимается Стоцкий. Ро кивает, проходит вперед, следом охрана, потом ее отец все так же, в телефоне. А за ними я.

Всей делегацией выходим на улицу. Меня отправляют к той машине, на которой привезли сюда. Аврора садится с отцом в другую. Ничего не понимая, смотрю, как они отъезжают первыми.

— Куда мы? — спрашиваю у водителя.

— В ресторан, — холодно отвечает он и больше не говорит со мной.

Уперев затылок в подголовник, прикрываю глаза. Что это был за странный взгляд? Она будто… Прощалась? Нет. Да ну нахер? Это моя температура и события последних суток. Не может этого быть. Просто не может.

Паркуемся. Выхожу из тачки. Авроре помогают. Отца ее не видно, и я сразу же этим пользуюсь. Охрана не тормозит. Обнимаю ее, а она меня в ответ нет. Всхлипывает, шмыгает носом, вдыхает мой запах с куртки и не шевелится.

— Мечта моя, что случилось? Что он сказал тебе? — беру ее лицо в ладони, заставляю смотреть на себя. Она опускает ресницы и уводит взгляд куда угодно, чтобы только не встречаться с моим.

— Здесь холодно, — ее голос звучит совершенно безжизненно. — Поговорим в ресторане.

— Конечно, — целую ее в макушку, беру за руку и веду за собой.

Для нас успели заказать отдельную кабинку. Приветливый хостес провожает, официант приносит меню. Мы заказываем только по чашке чая с лимоном. Сидим друг напротив друга, а хотелось рядом. Через стол тянусь к ее руке. Ро отдергивает свою. Отрицательно качает головой и жует губы, чтобы не плакать, но у нее не получается. Я сегодня столько ее слез увидел. Мне на всю жизнь хватит. Хочу, чтобы улыбалась. Ей нужны положительные эмоции. Нашему малышу нужны.

Оставив куртку на своем диване, все же пересаживаюсь к Авроре. Она вздрагивает и отодвигается.

— Сядь туда, пожалуйста, — просит едва слышно.

— Да что такое?! Ты можешь мне объяснить?! — психую, потому что нервы уже не вывозят все это. И слезы ее как серпом по яйцам. Сделать нихера не могу! Отвратительное чувство. Ненавижу его!

— Не кричи на меня.

— Я не на тебя. Я вообще.

— Марат, — она делает глоток из своей чашки, — спасибо за два чудесных месяца…

— Не смей! — у меня под кожей начинают рваться мышцы и вены. Адски больно. Грудь сдавило от такого начала разговора.

— Не перебивай меня, — снова безжизненно и глухо, будто и не мне. — Было здорово, весело, экстремально. На этом все. Я поняла, что ошиблась. Это был просто каприз, протест, как говорила Эльмира Алишеровна. Мы зашли слишком далеко. Наши миры никогда не пересекутся. Что ты можешь дать моему ребенку? Ты едва сводишь концы с концами. И пьющая бабушка ему тоже совсем ни к чему.

— Твоему ребенку? — хриплю я, старательно игнорируя остальное. — Что ты вообще несешь, Ро?! Это идея твоего отца? Малыш, ты решила подчиниться? Что он пообещал тебе? Он угрожал? — меня кроет. Я подрываюсь с дивана, падаю перед ней на колени, беру за руки, она выворачивается и отодвигается. Не смотрит на меня. Плачет, глядя в свою чашку с чаем.

— Нет, — крутит головой и прячется от меня за волосами. — Ты стал моей ошибкой. Этой своей блажью, временным порывом я перечеркнула свое будущее. Не знаю, смогу ли все исправить теперь. Если ты хоть немного любишь меня. Ты ведь говорил, что любишь. Исчезни. Не приходи. Не преследуй. Забудь обо мне.

— Я не верю тебе, Ро. Не верю, слышишь?! Скажи, что потребовал отец и мы придумаем…

— Мы ничего не будем придумывать, Марат! — бьет ладошкой по столу так, что звенит посуда. — Не будем! — делает глубокий вдох, убирает с лица волосы и наконец смотрит мне в глаза. Ее красивые серее глазки похожи на грозовые тучи. Они наполненные темнотой и влагой. — Я не люблю тебя. Никогда не любила. Просто использовала твои чувства, чтобы насолить родителям.

— Ты носишь моего ребенка! — цежу сквозь зубы, пока даже не пытаясь переварить услышанное. Мне просто адски больно, и я никак не могу поверить в то, что это происходит. В то, что она говорит.

Ро дрожит и продолжает смотреть мне в глаза.

— Только мой, Марат. Это только мой ребенок. Ты не будешь иметь к нему никакого отношения.

— Да это же бред! — поднимаюсь и мечусь по кабинке. — Бред, Ро! Я не верю ни единому твоему слову! Не верю, слышишь? Я видел настоящие чувства в твоих глазах. Слышал их в каждом твоем стоне. Читал в каждой улыбке! Не смей лгать мне! Не смей все рушить! Ты не имеешь права лишать меня себя и забирать нашего ребенка! — подхожу к ней, наклоняюсь, сдавливаю пальцами щеки. — Ты не посмеешь! — рычу ей в лицо.

— Убери руки. Ты делаешь мне больно, — требует Ро.

Трясу головой. Отпускаю ее. На светлой коже остались красные следы от моих пальцев. Меня колотит всего. Кожу покалывает. Перед глазами плывет, а в груди горит. Хочется отметелить что-нибудь прямо сейчас, только легче не станет. Никогда не станет…

— Прости, что так вышло, — она едва касается прохладными пальцами моей руки и у меня в голове лопается огненный шар. — Надеюсь, ты будешь счастлив. Прощай, Марат.

Моя мечта поднимается, обходит меня и исчезает, оставляя меня в наполненной ее запахом кабинке. Без сил вновь опускаюсь на колени, хватаюсь за волосы и скулю, как побитый пес, не в силах вынести происходящее.

Как? Как, блядь, в такое поверить?!! Все закончилось? Это реально конец?! Она решила забрать у меня все? Мое сердце, мою душу, моего ребенка?! Серьезно? Девочка, которая еще час назад прижималась ко мне как перепуганный котенок, разорвала меня на куски за считанные минуты.

— Ссука!!! — ору на всю кабинку и толкаю ладонями тяжелый деревянный стол.

Поднимаюсь, пинаю его ногами. Чашки с чаем переворачиваются. Все течет на пол. В кабинку врываются два охранника, и я срываюсь на них. Ничего не видя перед собой, кидаюсь в драку. Меня скручивают и выкидывают на улицу в ближайший сугроб. А машины Стоцких уже нет. Уехали. Увезли с собой все самое дорогое, что появилось в моей жизни после смерти отца и сестры.

Меня ломает и встать я даже не пытаюсь. Свернувшись в клубок, лежу в снегу, надеясь тихо сдохнуть. Люди ведь не живут без сердца. Мое вырвали с мясом.

Закрываю глаза, считая последние отголоски его ударов.

Раз, два, три… десять…

Становится совсем холодно, тихо и очень темно. Наверное, именно так выглядит смерть. Значит я скоро увижу отца и малую. Если заслужил, конечно, место рядом с ними.