Марат. Любить вопреки (СИ) - Аверина Екатерина "Кара". Страница 27

Марат

У меня на руках последние снимки. Сегодня вроде как выписывают. Я провел без Авроры тридцать два дня. Это семьсот шестьдесят восемь часов. Если учесть новогодние праздники, то цифру можно смело умножать на два. Они казались особенно растянутыми, а фейерверки и петарды кощунственными. Мне плохо, я умираю без нее, а мир вокруг празднует! Бесило страшно. Меня спасали лишь температура и какое-то снотворное, которое я выпросил у медсестрички.

Врач приглашает войти к себе в кабинет. Угрюмо смотрит на меня. Я помотал им тут нервы. Первое время категорически не хотел лечиться, пока одной особенно высокотемпературной ночью, после которой я второй раз попал в реанимацию, мне не приснился отец. Дал люлей, напомнил, ради чего мне стоит бороться. Я вообще-то слово дал одной сероглазой мечте и пора бы выбираться из этой агонии. Там мать еще. Ей я тоже нужен. И вроде как стало получаться. Организм силу стал набирать и вот я тут, на своих двоих жду вердикта.

— Я вот даже не знаю, — хмыкает врач. — Если я тебя сегодня домой отпущу, ты сам пропьешь еще один курс?

— Конечно, — заверяю его.

— Ладно, иди собирайся. Будет тебе выписка. Знаешь, — не отпускает меня своими словами, — мне все же интересно, что должно было случиться, что стержень в тебе так погнуло?

— Личное. Я пойду. Спасибо за то, что боролись с моими заебами.

— Работа у нас такая, — хмыкает док, отпуская меня взмахом руки.

Собирать особенно нечего. Мать привезла немного посуды да сменное белье. Засовываю часть в рюкзак, часть в пакет. Достаю разбитый мобильник, звоню Ромычу, договариваюсь чтобы забрал меня на своей колымаге. Денег на такси у меня нет. Месяц без работы, психолог для матери и врачам кое-что подкинул по мелочи из последнего. Все. На такой мели я не был очень давно.

Через полтора часа медсестричка приносит мне выписку и шоколадку. Смешная. Это я должен их тут всех шоколадками завалить за то, что выдержали и вытащили, а она мне притащила.

— Себе оставь, — отказываюсь.

— Бери-бери, — хихикает она. Приглядываюсь, а на обертке номер мобильного накарябан. Явно ее.

Чтобы не обижать добрую девчонку, закидываю импровизированную визитку в рюкзак. Я себя пока ни с кем другим не представляю. Не могу. Но слова Стоцкой пулей застряли в голове. Не вытащить. Играла… Не нужен… Ошибка… Много она тогда мне наговорила. Я до сих пор перевариваю. Надо либо проглотить, либо выплюнуть, а оно ни туда, ни сюда. Стоит комом в горле, дышать мешает. У меня ребенок там. Это цель. Пока будет так. Буду питаться этим топливом.

Ромыч отзванивается на мою покоцанную трубу. Приехал.

Прощаюсь с мужиками, соседями по палате, жму руку проходящему мимо врачу и накинув на одно плечо куртку, на другое рюкзак, иду вниз.

На улице давно не был. Зима, снег, все как положено, как в окне показывали. Кидаю свое барахло к Ромке на заднее, сажусь вперед, бью по протянутой ладони.

— Спасибо, что подобрал. Загрузи меня инфой. Что там в универе? Только это, Ром, мне бы сначала в одно место попасть, а потом домой. Сможешь?

— Не вопрос. Могу еще и пивом напоить. Или ты на таблетках?

— Пока на них. Да и с бабками туго. Не до пива пока.

— Я сказал «угостить», Мар. Ладно, слушай…

Сам забиваю ему нужный адрес в навигатор и слушаю последние сплетни нашего учебного заведения. Мечта моя в соседнем корпусе больше не учится, Ромыч трахнул ее подружку, Леру, и та его тут же отшила, а он губу на продолжение раскатал. Пропустил я до хрена. Сессия началась. Как это все подтягивать, понятия не имею. Походу, пролетаю я заочным бюджетом. Это сильно плохо, планы мне портит.

Прошу Ромыча тормознуть на знакомом перекрестке. Сердце заходится опять, аж больно. Да и чего я туда попрусь? Не нужен ведь.

Скрипнув зубами, выхожу из тачки. На ребенка своего буду смотреть, хоть там и не видно еще ничего, я знаю, что он есть и он мой. С «нужен — не нужен» мы еще разберемся!

Ухожу под деревья, засыпанные снегом. Прохожу вдоль забора. Идти к воротам бесполезно. Я сейчас не готов огребать. Еще не все синяки сошли после моей последней встречи с охранниками Стоцкого. А после больнички я для них вообще как младенец. Доставлять им такого удовольствия никто не собирается.

Нахожу место, где удобнее всего подтянуться наверх. Подпрыгиваю, хватаюсь руками за широкий бортик забора. Главное, не лечь животом на острые шпили, торчащие из него типа для красоты.

Немного возни и передо мной открывается отличный обзор на двор и дом Стоцких. По спине и вискам течет пот. Чертова слабость после месяца в койке. Плевать на нее. Всматриваюсь в окрестности, окна.

— Ну выходи же, мечта моя. Ты всегда меня чувствуешь. Я хочу на тебя посмотреть.

Мое заклинание работает. Сначала я слышу писклявый лай, потом его источник, пытающийся пробраться через снег к расчищенной дорожке, а за ним Ро. И легкие мои больше не впускают в себя кислород. Они сжались на выдохе.

— Шапку не забыла, — хмыкаю, рассматривая то, что мне больше не принадлежит. То, без чего я практически умер. Ту, что вдруг решила вырвать мне сердце, отказавшись от меня. Тридцать два дня… Все стирается нахер! Остается лишь желание спрыгнуть с забора во двор, обнять ее и утащить с собой.

Но я, сука, гордый! Меня отшили! Сказали, что не нужен. Только я все равно сюда приперся. На нее смотреть.

Глазки свои красивые поднимает, чувствуя меня. Безошибочно попадает взглядом. Удивленно застывает. Мне отсюда кажется, что на ее ресничках заблестели слезы. С чего бы? Нужен все-таки? Скучала?

Машу ей рукой. Ро не двигается с места. Ладошки к животу прижимает. Там наш малыш. Одними губами шепчу ей:

«Как он?»

Хмурится. Проводит заснеженной варежкой по розовой щеке.

«Нормально» — читаю по ее губам. — «Уходи»

«А если нет?» — смотрю на нее с вызовом. Снова хмурится, отворачивается от меня, вытаскивает из сугроба щенка, прижимает к себе и быстро уходит.

Жду, когда скроется. Не ее, ребенка своего проводил. Теперь можно уйти, как мне указали.

— Ты где был? — спрашивает Ромка, когда я возвращаюсь в машину.

— Навыки скалолазания отрабатывал, — растираю замерзшие пальцы. — Едем?

Кивнув, он заводит тачку и везет меня домой. У подъезда забираю свои сумки, прощаюсь с Ромычем и поднимаюсь к себе. Дверь в квартиру открыта. Тянет сигаретным дымом, чем-то подгоревшим, телек громко работает. В прихожей мужские ботинки и женские сапоги. Куртки чужие на вешалки. Меня воротит от вони в квартире. Что за нахер тут происходит?!

Быстро прокручиваю в голове, что у матери психолог и ко мне она иногда приезжала. Трезвая, чистая. Это ни хуя не успокаивает. Моя агония после встречи с Ро усиливается. Не разуваясь, вхожу на кухню. Мать шарахается от меня. Непонятный мужик пытается подняться. Это становится его роковой ошибкой. Надавив на плечо, возвращаю его на стул, хватаю за волосы и ебашу со всей дури мордой об стол.

— Сынок! — пьяно выкрикивает мать.

Баба, что уже спала на столе, просыпается. Мужик трясет головой. На столешнице лужа крови. Нос разбил бухому уроду, а может даже сломал. Приятно. Хватаю его за шкирку, тащу в прихожую и вышвыриваю в подъезд в носках и свитере. Возвращаюсь. Мозг сигнализирует, что вторая претендентка на вылет — женщина. С ней вроде как так нельзя. Пусть скажет спасибо моему отцу за воспитание!

Подхватив ее под локоть так же, босиком вытаскиваю на лестничную клетку.

— Эээ, а куртку, — она ломится обратно.

— Телепортом отправлю.

Сгребаю все их барахло вместе с обувью и выкидываю в окно. Мать в ужасе смотрит на меня. Беру со стола недопитую бутылку дешевой водки. Вином в нашей квартире теперь даже не пахнет. Перехватываю ее за горлышко и хреначу об стену, глядя в глаза единственному родному своему человеку. В стеклянные, блядь! Бухие глаза!

— Я за каким хреном за твоего психолога плачу?! — ору на мать.

— Так не помогает, сынок, — пьяно бормочет она. — Я… ик…

— Что ты? — скриплю зубами, уже понимая, что мои деньги ушли в пустоту.