Отец Пепла (СИ) - Крымов Илья. Страница 26
Подали горячую пищу и холодное густое пиво от Тронтольпа Пивомеса, аромат рагу из отборной крысятины заполнил пространство, гремел в тарелках каменный хлеб, истекали соком грибные салаты и многое другое тоже манило. Оредин пил смородинное вино из золотой кружки и, подперев голову кулаком, размышлял. К голосам военачальников он почти не прислушивался, казалось, тысячники всё же, не особо чего-то опасались. Они пришли сюда убивать и грабить, а не сражаться, и единственное, что смущало умы этих гномов — отсутствие врага в поле зрения.
— Не дай им наделать ошибок, — тихо сказал Озрик, подняв лицо от грибного супа-пюре.
— Попытаюсь.
— Делай или не делай, пытаться не надо.
Оредин вздохнул и, словно от его дыхания полог распахнулся, световые кристаллы мигнули и в шатре появился незваный гость. Прежде чем кто-либо что-либо понял, прозвучал голос:
— Мир этой обители! Странника честного угостите ли? Без оружия и злого умысла, в холодной ночи скитаюсь я! Проявите сострадание, поделитесь теплом и питанием!
Слуги, офицеры, даже Собственные за спиной незнакомца замерли с растерянными лицами. Оредин обдумал услышанное, выходило, что просьба о гостеприимстве была высказана вполне внятно и обстоятельно, причин отказать не было.
— Незваный гость — в горле кость, — скрипнул Озрик.
— Это так, — ответил тот, — но просто прогнать всех вас с нашей земли у меня сил нет, придётся пока потерпеть.
Оредин принял решение.
— Посадите его, пусть ест среди нас и пусть никто не чин и т ему зла.
Очнувшиеся слуги стали суетиться, и незнакомец тоже зашевелился. Распахнулся грязный обтрёпанный плащ, и оказалось, что перед гномами стоял человек, — стоял на ногах, обрубленных по колено. Он не имел оружия и передвигался, опираясь на замотанные в плотную ткань кулаки. Резво, но неуклюже, калека перебрался к столу, сел у дальнего конца справа и сразу подвинул к себе золотую тарелку. Он ел грязными руками, облизывал пальцы, поглощал нежную крысятину с аппетитом, пытался кусать каменный хлеб, зачерпывал салаты ладонью. Всё происходило в относительной тишине, гномы молчали, не зная, как относиться к происходящему. Была подана большая пивная кружка, и человек от души приложился к ней.
— Фуах! Славно! Люблю гномское пиво, но заполучить его слишком тяжело, а наше ни в какое сравнение не годится! Кисляк!
— Мы рады, что оно тебе по нутру. А теперь скажи, зачем ты пришёл сюда?
Человек стянул с головы капюшон и открыл синее от туши лицо. Кожа, покрытая чешуйчатым узором, обтягивала череп довольно туго, только под челюстью немного провисала из-за возраста; и глаза были по-старчески утоплены в морщинистых кратерах; лоб раздваивался залысинами по сторонам от мыса седых волос, которые паклей ниспадали на плечи; поблёскивала недельная щетина. Глаза были обычные, но, когда взгляды встретились, Оредин понял, что калека не умел бояться.
— Я пришёл, чтобы спросить, зачем вы пришли, — ответил он, — и когда уберётесь?
— В стойло, человек!
— Наглец!
— За дерзость поплатился бы жизнью, не будь принят как гость!
— Ты хоть понимаешь, кто перед тобой⁈
На это чужак ответил самыми наглыми интонациями:
— А как же, понимаю! Судя по стягам снаружи, все вы слуги Колена Зэльгафова, вассалы жирного и алчного рекса Улдина. Скорее всего ты, молодой гном, — Улдинов сынок.
Калека произнёс это так, чтобы всем было понятно, что ему знатность чужой крови совершенно безразлична.
— Итак, Оредин эаб Зэльгафивар, зачем ты пришёл с мечом в наш край?
— В стойло, человек!
— Какова наглость!
— Здесь нет ничего вашего!
— Эти горы принадлежат гномам, дылда!
— Лестью меня не пронять! — хохотнул укороченный в ответ на последнее.
Оредин тяжело вздохнул, думая, что захмелевшие воеводы слишком словоохотливы.
— Горы, — усмехнулся калека, — принадлежат тем, кто проливает за них кровь. За эту долину кровь проливаем мы, и мы, милостью божьей, — её хозяева. Так зачем же вы пришли? Тоже хотите крови пролить? Это дело благородное.
Воеводы громко запыхтели от гнева.
— Я отвечу, но не раньше, чем узнаю твоё имя, человек.
— Хах, верно. Ты не спросил вовремя, вот я и забыл представиться. Имя: Квинтус Бракк по прозвищу Обрубок, эвокат Девятого легиона.
— Какого легиона?
— Девятого легиона Императора-дракона Кариноса Грогана.
— Кариноса… Последнего императора людей? — переспросил Озрик, много лет своей жизни проведший в библиотеке.
Человек кивнул.
— Тебе полторы тысячи лет, что ли?
— Мне шестьдесят два.
— Тогда как твои слова соотносятся с истиной?
— Просто, старик. В день, когда вероломные эльфы Далии пришли и уничтожили столицу вместе с императорской династией, Девятый легион возвращался из военного похода в горы. Размах катастрофы оказался настолько велик, что его было видно издали, почва тряслась на тысячи лиг вокруг, солдаты поняли, что мир изменился. Тогда старший жрец легиона убедил легата, что империя обречена, и что нужно сохранить силы для будущего реванша. По мне так он просто струсил, но сейчас это не важно. Мои предки так и не спустились на равнину и не поучаствовали в войнах, образовавших новый Вестеррайх. Вместо этого они пришли в Пепельный дол, убили тех, кто жил здесь прежде, и заняли их место. Я, как и другие жители долины, являюсь потомственным легионером. В отставке, разумеется, — без ног особо не послужишь.
— И что же вы здесь делаете… легионеры? — спросил Оредин.
— Ждём.
— Чего?
— «Кого», — поправил калека. — Мы ждём, когда Император-дракон возродится и позовёт нас на войну, для которой мы сберегли силы. Либо, когда он истребит нас, приняв предусмотрительность за трусость. Больше полутора тысяч лет мы ожидаем его возвращения. А теперь скажи, Оредин эаб Зэльгафивар, зачем вы явились в наш дом?
Наследник огладил бороду. Перебирая золотые кольца в ней, он подбирал слова, которые могли бы выставить грабительский поход в наиболее приглядном свете.
— Мы явились, чтобы восстановить законность. На протяжении многих веков в Охсфольдгарн приходят жалобы на обитателей Пепельного дола. Верные данники моего рода говорят, что вы грабите их, воруете женщин, скот, хлеб. К тому же вы не платите гельт. Рекс Улдин Необъятный послал меня, чтобы положить бесчинствам конец. Хочешь отвергнуть обвинения?
Квинтус Бракк по прозвищу Обрубок издал неясный звук, похожий на смешок, его морщины искривились в премерзкой усмешке.
— Мы забираем всё, что хотим по праву сильного и воруем женщин из иных племён, чтобы не выродиться. Это верно. Однако же мы делаем это полторы тысячи лет, но прежде никому из вас, потомков Зэльгафа, и дела не было. Что изменилось?
Оредин поморщился, лицемерие претило ему, а фарс надоедал.
— Если хочешь правду, то она такова: мой отец уверовал, что в вашей долине хранится великое сокровище, а ещё целый дракон на последнем издыхании. Рекс хочет наложить на всё это свою тяжёлую руку, он послал меня убить вас всех и ограбить.
Такое объяснение заставило воевод раздражённо ворчать, но Оредину было безразлично, — все они знали, для чего посланы сюда.
— Как глупо, — произнёс калека.
— К сожалению, воля рекса не подлежит обсуждению. Горько осознавать, что такая беда нависла над вами из-за пустяка, наговора…
— Как глупо, что вы осмелились посягнуть на чужое, — продолжил мысль Квинтус Бракк.
— Что?
— Алчные гномы, вы не получите сокровищ, потому что они принадлежат дракону. И дракона вы не получите тоже, потому что он принадлежит сам себе. Мы не позволим вам даже посмотреть на то, ради чего вы явились, это запрещено.
Оредин ошарашенно молчал, разглядывая калеку в свете кристаллов; молчали воеводы, поражённые как громом; задумчиво молчал старый Озрик, перемалывая дёснами сухарь. Драконоборец, до того не обращавший внимание ни на что, кроме тарелки и кружки перед собой, впервые поднял взгляд. Теперь всё это прямо касалось и его.