Отец Пепла (СИ) - Крымов Илья. Страница 47
Омекрагогаш мотнул головой, пытаясь избавиться от боли, пронзившей его сознание.
«Заключим… сделку… Помоги мне… а я открою тебе… важное…»
— Я не договариваюсь вслепую.
«Ты живёшь… вслепую… Бог?.. Потерянное дитя… в последнюю эпоху мира…»
— Следи за мыслью, старик, я убивал и за меньшее, — тихо прошипел Туарэй, чьё сердце начало пылать ярче.
«Помоги мне… Яйцо должно проклюнуться… Или они доберутся до него… Ты понимаешь?»
— Кто?
Дракон медленно запрокинул голову и долго таращился на комету, рассекавшую небосвод.
«Если они поглотят… душу такого… масштаба… Они не ограничатся… этим миром… они пойдут дальше… Они… разрастутся… станут новой… Великой силой… Священная жизнь будет… потеряна… Этого нельзя допустить!»
Туарэй тоже поднял взгляд на уродливого красного червя, громадного, длинного, и напоминающего о пережитой боли. Последние времена пришли и с этим нельзя было не считаться.
— Что за сделка?
«Знание — сила… Помоги… и я поделюсь… ты и сам не знаешь о себе… а я знаю… это копьё… Помоги…»
— С тебя больше нечего взять?
«Мои сокровища… Забери всё… Тысячи лет я собирал их… но мёртвому дракону золото… ни к чему…»
— Мусор, — тихо прорычал Туарэй, — но я не призн а ю, что проделал этот путь совершенно зря. Что нужно?
Старый дракон протяжно вздохнул, то ли от усталости, то ли с облегчением.
«Не хватает жара… Нужно разогреть яйцо…»
— Оно затыкает жерло вулкана, какой ещё жар ему нужен?
«Белое… пламя…»
— Этот огонь уничтожает саму материю.
«Но только не скорлупу благородного дракона… Нужно выдохнуть… белое… пламя… У меня остались силы на… один раз… Я не сделал этого лишь… лишь потому… может не хватить… Тогда я умру, а… оно… не проклюнется… Нельзя! Помоги… помоги мне… Ты умеешь выдыхать белое… пламя?»
— Мы узнаем это сегодня.
«Что?.. Нет… Надо знать… наперёд!»
— Омекрагогаш, — угрожающе пророкотал Туарэй, — ты вот-вот умрёшь от старости, и я не вижу вокруг десятка других драконов, которые жаждали бы помочь тебе. Есть только я.
«Они боятся… Тупые звери… След госпожи Анфаноморфы остался на всех уровнях бытия… Угроза всем… послание: „не смейте приближаться к кладке“… Они не смеют… Какой позор… Кто знал, что у меня не хватит сил прогреть яйцо…»
Туарэй не упустил прозвучавшее имя: Анфаноморфа Дерзновенная, Анфаноморфа Разящая, Анфаноморфа Серебрянка, Зеркальная, Ртутный Дождь, и ещё с полсотни эпитетов, которыми писцы прошлого награждали эту легендарную драконицу. Получается, она побывала в Валемаре какое-то время назад и оставила яйцо, а прочие народы даже не подозревали о визите сущности такого масштаба. Или старческий разум просто выдумал это? Сомневаться можно долго, однако, несомненно то, что гигантский самоцвет наделён какими-то совершенно особенными характеристиками, — он оставался непроницаем даже для глаз бога.
— Начинай. Если судьба будет на твоей стороне, оно проклюнется, если нет — ты не первый и не последний, кого постигнет горькое разочарование на склоне лет.
Дракон долго и тяжел дышал, разглядывая бога выцветшими, почти слепыми глазами.
«Какой у меня выбор? Нет его… Я в отчаянии… а ты… ты что-то иное… Человек? Дракон? Бог… Помоги мне… Это будет самым славным деянием… самым…»
Тяжело переставляя ноги, Омекрагогаш развернулся и вошёл в золотое озеро. Его и без того раздутое брюхо расширилось, следом увеличилась грудь, в которой воспылало пламя, и поток огня вырвался из распахнутой пасти, укутав самоцвет ревущим коконом. Через несколько мгновений густой марганцовый цвет уступил белизне.
После апофеоза Туарэй не выдыхал белое пламя. По сути, он не выдыхал его никогда. В прошлом, будучи магом, он использовал заклинание, пропуская собственную гурхану через сложное плетение, создавая инверсию, превращая чистую магию в антимагию. Именно это делали драконы, которых считали иммунными к магическому воздействию существами, хотя на самом деле они были самыми магическими созданиями во вселенной. Любые заклинания рассыпались при соприкосновении с драконами, ибо те просто-напросто втягивали в себя любые магические заряды как воздух при вдохе, и могли в собственном теле полностью менять их природу безо всяких заклинаний. Вдыхаешь магию, выдыхаешь — антимагию. Оформленная в белое пламя, она была оружием тотальной аннигиляции на материальном и энергетическом уровне, перед которым в истории устоять не могло ничто… Однако же этот гигантский самоцвет лишь разогревался.
«Время уходит… помоги… помоги мне!»
Туарэй отставил копьё, его руки пришли в движение, составляя сложную чарограмму, поток слов складывался в длинный непрерывный речитатив, пока всё не окончилось двумя мизинцами, сложенными у широко раскрытого рта с высунутым языком. Он сделал мощный выдох, но на этот раз сила, полученная через молитвы, не пожелала течь сквозь русло заклинания.
В голове проснулся голос из школярского прошлого:
«Заклинание Драконье Дыхание было составлено исключительно ради инверсии магической энергии, которой ты уже давно не обладаешь. Будучи неполноценной сущностью, ты вынужден помогать своей силе понять твои желания с помощью привычных способов, запечатлённых на твоём разуме и душе — заклинаний. Однако же сила бога остаётся силой бога, это энергия иной природы. По сути, ты больше не владеешь гурханой, и ты не можешь инвертировать её в антимагический пламень. Возможно, что не сможешь уже никогда».
Старый дракон тоже не мог молчать, пока тратил последние силы, чтобы оправдать смысл своего существования:
«Скорее! Скорее, помоги! Ты дал слово!»
Зарычав, Туарэй стал повторять ритуал сначала. Его руки, чешуйчатая левая и бронзовая правая двигались очень быстро, речитатив слился в один непрерывный звук с разными тональностями, сложенные мизинцы оказались перед распахнутым ртом и на этот раз поток белого пламени ударил по яйцу.
«Получается! Не сбавляй напора!»
Гигантский самоцвет раскалялся всё сильнее, и только глаза бога могли наблюдать, как менялся его цвет, но гораздо ярче разгорался отпечаток яйца в Астрале. В разноцветных потоках имматериума с ужасной неспешностью рождалось нечто воистину эпохальное, новое солнце. Если бы это невиданное имело материальное тело, то своей массой раскололо бы Мир Павшего Дракона до самой сердцевины. Вскоре даже восприятие бога не смогло больше вмещать понимание того, что зрело в яйце, как не могло восприятие насекомого объять пониманием человека. Но присутствие этого давило воистину нещадно, сильнее, чем, когда в юности Туарэй пробивал собственным затылком барьер между материальным миром и Астралом.
Тем временем оболочка бога начала сыпаться. И без того обугленная плоть незавершённого, повреждённого божества превращалась в золу и проваливалась внутрь, обнажая чёрные кости с тлеющими трещинами. Туарэй действительно не обладал больше гурханой, но у его человеческой, не перерождённой части оставалось ещё гвехацу. И именно эту бесценную силу жизни он сжигал теперь. Божественная часть его сущности была бессмертной и зависела только от молитв, но смертная часть отдавала годы, рассыпаясь на глазах. Он думал о том, сможет ли существовать в половине своей, незавершённой форме естества, но продолжал дуть; понимал, что вот-вот погибнет, но продолжал выдыхать белый пламень, потому что решение было принято, а божественная воля не поворачивается вспять.
«Ещё немного… Ещё чуть-чуть…»
Омекрагогаш пошатнулся, издал высокий клёкот и поток его пламени истончился, а потом иссяк. Громадная туша рухнула на подкошенных лапах и удар поднял волну жидкого золота. Туарэй остался один.
«Не… прекращай… Не… пре… Это будет… самый… великий… поступок… Это…»
Бог продолжал. Его поток превратил гигантское яйцо в средоточие света, чуждого всему материальному, недосягаемо белого и чистого. Золото уже не кипело, а поднималось туманом и распадалось; сквозь всё естество Туарэя прорастала боль, от которой перемалывались кости и выкипали остатки крови, но он продолжал, видя, как уходят последние минуты, и небо над горами становится белым как в самый ясный летний день… Раздался гром, вершина яйца треснула, огонь иссяк.