Девушка из Дубровника - Жилло Анна. Страница 20
— Компрессионный перелом позвоночника. Переломы ног. Несколько операций, жесткий корсет, полная неподвижность почти полгода. Он был рядом, кормил с ложки, мыл, переодевал. Идеальный муж. Все так считали.
— А ты нет?
— Ну почему же? Считала. Была долгая реабилитация. Пришлось снова учиться ходить. Он следил, чтобы я все делала правильно, возил по врачам, на всякие массажи, процедуры, гимнастику. В общем, поставил на ноги. Через год я практически полностью восстановилась. И вот тут оказалось, что…
Я села, уткнулась лбом в колени. Глеб осторожно погладил меня по спине.
— Черт, я вообще не знаю, как все это объяснить. Мои родные считают, что я неблагодарная гадина. И что раз мне изменил такой замечательный муж, значит, я сама виновата. Видимо, так себя вела с ним, что даже святой не выдержал.
— Кажется, я понимаю. После всего того, что он для тебя сделал, ты стала от него зависеть. И он стал этим пользоваться.
Я повернулась и посмотрела на него почти с ужасом.
— Ника, такое часто бывает. Тебе не в чем себя винить. Насилие — это не обязательно, когда тебя бьют или унижают. Когда мягко и незаметно ломают твою волю — это тоже насилие. Для твоего же блага. Чтобы помочь.
— Сначала я действительно была очень благодарна. У меня после всего это началась депрессия. Ничего не могла заставить себя делать. Даже в магазин выйти. Не переживай, говорил он, я все сделаю сам. Тебе не о чем беспокоиться. И вот как-то незаметно я привыкла, что мне не о чем беспокоиться. Что все мои проблемы решатся без моего участия. Это было приятно. Но потом оказалось, что я вообще не могу сделать что-то самостоятельно. За меня все уже сделано. Или решено. Андрей знает, как лучше. Как лучше для меня, как лучше для нас. Я могла высказать свое мнение, но он тут же объяснял мне, почему оно, это мнение, совершенно неправильное. И со временем я просто перестала это делать. Мне стало как-то… все равно, что ли?
— Помнишь, был такой старый фильм-сказка… забыл, как называется. Там девушку заколдовали, и она говорила: «Что воля, что неволя — все равно».
— Помню, — кивнула я. — «Марья-искусница». Да, примерно так оно и было. Иногда я понимала, что все это неправильно. Но ничего не могла поделать. Это было такое болото — теплое, сонное, уютное. И я говорила себе: ну, раз я в нем живу, значит, меня это устраивает. Если бы было плохо, наверняка что-то сделала бы. Попыталась бы хоть что-то изменить.
— Ника, дело не в том, что он решал твои проблемы, — Глеб притянул меня к себе, и я снова положила голову на его плечо. — Просто он не давал тебе решить те проблемы, с которыми ты могла и хотела справиться сама. Потому что так ты перестала бы от него зависеть.
— Да, ты прав, — согласилась я. — Видимо, поэтому я и бросилась после развода менять все. Сняла квартиру, нашла новую работу. Хотела подстричься, покраситься в рыжий цвет и сделать татуировку, но отложила на после отпуска. И собаку завести. И даже этот отпуск… Андрей всегда все планировал сам: маршрут, гостиницу, билеты. Именно поэтому я не пошла в турфирму, как мне сестра советовала. Тоже все решила сделать сама. Доказать, что я не хуже. Что тоже могу. А получилось…
— Ника, неважно, получилось или нет. Главное, что первый шаг ты сделала. Может, не очень удачный, но сделала. А сейчас — все. Расслабься. Когда ты улетаешь?
— Двенадцатого.
— Ну вот, у тебя еще целых одиннадцать дней.
— Всего одиннадцать, — вздохнула я.
— Нет, целых одиннадцать. Вернешься домой — и будешь дальше строить свою новую жизнь по кирпичику. А пока просто наслаждайся. Море, солнце, вкусная еда, не самый завалящий мужчина рядом. Видела, наверно, картинку? «Я девочка, и я не хочу ничего решать. Хочу новое платьице, на море и на ручки». Море — вот оно. На ручки — пожалуйста. Платьице — не вопрос. Кстати, я тоже люблю решать чужие проблемы. Вот такой вот я странный. Нравится мне делать для других то, что они сами не могут. Правда, делаю только то, что просят. Или хотя бы намекают, что хотели бы этого. Вот ты хотела, чтоб тебя кто-то отвез из Дубровника в Цавтат — я отвез. Боялась идти к соседям за ключом — я сходил. Позвонила мне — я тебе показал город. Пожаловалась на тесноту на пляжах — вот мы здесь.
— То есть ты хочешь сказать, что, если бы я тебе не позвонила, ты сам не позвонил бы?
— Нет, — Глеб покачал головой. — Я, Ника, альтруист, а это самая ужасная разновидность эгоиста. Я делаю что-то не для других, а для себя. Человек получает удовольствие, а я получаю удовольствие от того, что он получает удовольствие.
— И что в этом ужасного? — не поняла я. — И человеку хорошо, и тебе. Ужасно — это когда тебе хорошо, а другому от этого плохо. Подожди… да ты просто прикалываешься! Тебе нравится меня разыгрывать, да?
— Ну, если так на это посмотреть, то да. Но просто я притворяюсь добрым и хорошим, а на самом деле везде ищу свою выгоду. Так что не обольщайся на мой счет.
— Договорились, — рассмеялась я. — Не буду.
Глеб собрал мои растрепавшиеся волосы в хвост и запустил в них пальцы, осторожно разделяя спутавшиеся пряди.
— O lijepa, o draga, o slatka slobodo… — сказал он задумчиво, явно кого-то цитируя.
Я уже начала привыкать к его манере говорить, глядя куда-то в мировое пространство, сквозь собеседника.
— И что это значит? Нет, я поняла: «О прекрасная, дорогая, сладкая свобода». Трудно не догадаться. Но к чему это? Просто я в последнее время очень много думала как раз о свободе, и… как-то странно, что ты сейчас об этом говоришь.
— Что тут странного? Мы ведь говорили о твоем… странном браке. Это финальный гимн из той самой «Дубравки» Дживо Гундулича. Помнишь, я вчера тебе рассказывал? Вообще-то считается, что это такая политическая аллегория: для Дубровника свобода всегда была чем-то священным. Даже девиз был: «Sloboda ili smrt». Но для меня это прежде всего история о любви. Такая почти античная пастораль. Пастух Миленко любит девушку Дубравку, она его тоже любит, но ее родители против их брака. Единственная надежда — обычай, по которому каждый год самую красивую девушку выдают замуж за самого красивого юношу.
— Правда был такой обычай? — удивилась я.
— Легенда. Но кто знает, может, и был. В общем, праздник святого Влаха, покровителя Дубровника, выборы самой красивой пары. Но родители Дубравки подкупили судей, и самым красивым выбрали не Миленко, а богача Грдана.
— И чем все кончилось?
— Не скажу. Найди потом русский текст — узнаешь.
— Какой ты все-таки вредный, Глеб! — возмутилась я.
— Что выросло — то выросло, — хмыкнул он. — Я просто к чему все это? Никакой любви без свободы быть не может.
— Мне всегда казалось, что приходится чем-то жертвовать, — возразила я. — Ради любви.
— Да, но есть тонкий нюанс. Одно дело, когда ты делаешь это добровольно и с радостью. И совсем другое — когда тебя принуждают. Или ты сама себя принуждаешь. Ничего хорошего от таких жертв не бывает. Причем для обоих. Я это хорошо знаю. Да и ты тоже.
— Тут все тонко, — вздохнула я. — Смотря что считать свободой. Некоторые, например, считают, что свобода в любви — это просто трахать то, что шевелится. Или отношения без обязательств.
— Ну и путают жопу с пальцем. Знаешь, Ника, я не думаю, что нам стоит устраивать тут философский диспут, но… Поверь мне на слово, ничего у тебя с твоей замечательной новой жизнью не получится, пока ты не освободишься от старой.
— Я пытаюсь, — пробормотала я сквозь зубы.
— Перестань пытаться. Думаешь, я не понимаю, что ты все время сравниваешь меня с ним? И что-то подсказывает, что сравнение не в его пользу. Это, конечно, лестно и чешет мое чувство собственного величия. Но означает только одно. Что он держит тебя, как рак клешней. Потому что ты позволяешь ему это. Как будто в уме смски ему пишешь. «Я, Андрюша, вотпрямщас трахаюсь с классным мужиком, и ты ему в подметки не годишься». И смайлик с высунутым языком. И мы с тобой уже не одни на острове, а с третьим виртуальным персонажем. Вот как только перестанешь хоть что-то делать ему назло, тогда и пойдет твоя перезагрузка.