Девушка из Дубровника - Жилло Анна. Страница 29

— Душно, — сказал он. — Как бы ночью снова грозы не было.

— Я бы еще разок посмотрела на немую. Но только с балкона.

— Ну, это вряд ли, — в его голосе снова было какое-то непонятное напряжение. — Так часто они не бывают.

Мы поднялись уже довольно высоко. Тропа здесь стала слишком узкой для двоих.

— Иди впереди, — сказал Глеб. — Подальше от края.

Я не стала спорить, тем более, кусты кончились, и тропа справа резко обрывалась вниз. Под нами бились о скалы волны. Я даже примерно не могла представить, на сколько метров мы поднялись. Как десять этажей? Да нет, больше. Высота тянула, манила, но я-то прекрасно знала, какой коварной она может быть. Вот только тон Глеба нравился мне все меньше и меньше. Как будто он вспоминал о чем-то очень неприятном, связанном с этим местом.

— Помнишь, я тебе говорил, что здесь, на мысе, была огневая точка? — спросил он. — Вот она.

Огневая точка меня не впечатлила. Подумаешь, дыра в скале, закрытая решеткой. То ли дело вид с мыса! Вот это была красотища! Море, небо — простор! Скалы, поросшие соснами. Бобара, Супетар, Мркан и остальные мелкие острова были видны как на ладони. Я подошла к хилому ограждению, достала телефон и начала фотографировать.

— Ника, пошли! — позвал Глеб.

— Подожди минуту, — возмутилась я. — Мы что, куда-то опаздываем?

Ни слова не говоря, он повернулся и пошел по тропе дальше. Сделав еще несколько снимков, я обиженно поплелась за ним, недоумевая, какая муха его укусила.

Глава 22

Он стоял и ждал меня. Я подошла к нему и тоже остановилась, ожидая какого-то объяснения.

— Не обращай внимания, — сказал Глеб. — Я просто не люблю это место.

— Мог бы сразу сказать, мы бы сюда и не пошли.

— Но ты же хотела.

— Ну и что? Мало ли что я хочу. Ты же не раб лампы, в конце концов. Сходила бы одна.

— Ника… — он обнял меня и провел пальцами по щеке. — Я бы не хотел, чтобы ты ходила одна в таких местах. Ты, конечно, героическая женщина и пол-Дубровника ночью одна пропахала, но здесь реально опасно. Любители селфи не так уж и редко вниз уходят. Ограждение поставили, но все равно лезут за эффектным кадром.

— Я что, по-твоему, совсем идиотка? — надулась я.

— Нет. Не совсем. Самую капельку. Но есть. Иначе бы ты на этой вшивой ограде не повисла. Я тоже дурак, надо было тебя оттащить за шкирку и по заднице нахлопать. Но мы договорились, что никакого БДСМ.

— Ладно, товарищ командир, обещаю слушаться, — вздохнула я. — Только сказал бы ты сразу: «Ника, уйди, там опасно» — и все, никаких проблем.

— Вон, смотри, — Глеб дернул подбородком в ту сторону, откуда мы пришли.

На мысу девчонка-китаянка вылезла за ограждение и балансировала на самом краю обрыва, а два парня ее фотографировали: один на телефон, другой на камеру.

— Дураков не сеют и не жнут, — прокомментировал Глеб. — Пойдем.

Тропа начала постепенно спускаться, за деревьями внизу показалось большое белое здание.

— Гостиница «Кроатия». За ней дальше идти некуда, только обратно. Совершенно безумное место. Но красиво. Очень.

Он был прав. Наверно, здорово из окна или с балкона номера утром и вечером смотреть на море. Никаких красных крыш, только бескрайний простор. В отвесных скалах сверху было вырублено несколько террас, на которых, разумеется, теснились шезлонги и зонтики. Одна из них была обозначена как нудистский пляж, хотя ни одного нудиста там не наблюдалось.

— А как же они купаются? — удивилась я.

— С другой стороны бассейн есть. А для особо упоротых — специальный аттракцион. Видишь?

Я посмотрела туда, куда показывал Глеб, и разглядела узкую крутую лестницу, ведущую вниз, к самому морю. Там была маленькая бетонная платформа, с которой можно было окунуться. Вот только как потом карабкаться обратно? Или где-то спрятан лифт?

— Не знаю, — пожал плечами Глеб. — Я там не был.

Обратно мы шли другим путем — по лестницам и кривым дорожкам, которые петляли по всему полуострову, спускаясь к пляжам.

— Можем пойти куда-нибудь посидеть, — предложил Глеб.

— Опять жрать?! — страдальчески скривилась я. — Да я и не одета.

— Жрать не обязательно. На набережной есть такие маленькие… не знаю что. Не кафе, не бары, не рестораны. В общем, люди сидят за столиками, медленно-медленно пьют вино или кофе и смотрят на других людей, которые шатаются по набережной. И на яхты. И вечерний тувалет там не нужен.

— Странное развлечение — таращиться на яхты и на других людей.

— Ты просто еще не прониклась местной атмосферой. Вернемся к этому через недельку.

Часы на церковной колокольне пробили половину седьмого. Глеб задумчиво покачался с носка на пятку, засунув руки в карманы. Вид у него при этом был совершенно мальчишечий, хотя он и так не выглядел на свои тридцать пять.

— Тогда два варианта. Можем зайти в супермаркет и купить что-нибудь, дома приготовим. Ужинать все равно придется. Или вон там на углу хорошая кулочная-бандитерская.

— Чего? — прыснула я.

— Это мы с Браном так звали. Булочная-кондитерская. Пекарня, в общем. Можно какой-нибудь сухомяткой разжиться.

По правде, готовить мне не особо хотелось. На незнакомой плите, в незнакомой посуде — хозяйки поймут. Рассчитывать на то, что приготовит Глеб, — тем более.

— Пойдем за сухомяткой, — без особого энтузиазма согласилась я.

Впрочем, стоило нам только зайти в эту самую бандитерскую, от запаха свежей выпечки предательски заурчало в животе, хотя он явно еще не успел расправиться с курицей. Мы купили по слойке с сосиской и по какой-то загадочной штуковине, напоминающей маленькую прямоугольную пиццу. Взяли коричневый бумажный пакет, отошли от прилавка на два шага, посмотрели друг на друга…

Что-то произошло в этот момент. До этого мы были такие важные, взрослые. По-взрослому занимались сексом, по-взрослому разговаривали, даже подкалывали друг друга все равно по-взрослому. Но внезапно оказалось, что мы можем дурачиться, как два подростка, которые оказались на одной волне. Такое в моей жизни было — очень давно…

Ухмыляясь, как два заговорщика, мы вернулись к прилавку, и продавец, молодой бритый наголо парень, без вопросов протянул нам две картонные тарелочки, пододвинул банки с айваром — непременным то ли соусом, то ли пастой из печеного перца. Он был здесь везде — как аджика на Кавказе.

— Ljuti, blagi? — спросил Глеб.

— Благий, — внутри пузырился беспричинный смех, и неприятный эпизод на мысу был забыт, не говоря уже о ночном и утреннем.

— А мне лютый, самый-самый зверский.

Мы сели рядом с пекарней на каменный парапет, угостили приблудную кошку, тут же перепутали тарелочки с соусом, принялись кормить друг друга слойками. И я, разумеется, тут же обляпалась, и Глеб, наклонившись, слизал айвар с моей майки — с груди, к великой радости проходящих мимо.

Потом мы еще немного прогулялись по второй набережной, такой же короткой, как и первая, поднялись по другой лестнице и вышли к вилле.

— Малыш, извини, мне надо будет немного посмотреть документы, — сказал Глеб, когда мы поднялись в комнату.

— Ты просил говорить, если что-то не нравится, — поморщилась я. — Так вот мне категорически не нравится «малыш». Согласна на него только при условии, что ты будешь Карлсон.

Глеб подумал и решил, что Карлсон тоже как-то мимо кассы.

— И как тебя называть? — поинтересовался он. — Малыш не годится, королева тоже.

— Откуда я знаю. Придумай что-нибудь.

Он достал из тумбочки нетбук и забрался с ним на кровать. Пролистав бегло несколько экранов, набрал номер и минут пять разговаривал по телефону, на этот раз по-шведски. С очень сердитым выражением лица. Куда делся тот мальчишка, с которым мы только что смеялись и дразнили друг друга? Теперь это был жесткий, властный мужчина, и я вполне могла представить себе, как он каждое утро ставит на стоянку свою крутую тачку — или у него есть персональный водитель? — и поднимается в свой офис. Заходит в кабинет, секретарша подает ему кофе и документы, а сотрудники фирмы спрашивают друг друга, в каком настроении сегодня пришел Сам.