Девушка из Дубровника - Жилло Анна. Страница 30

Я сняла шорты, перепачканную айваром майку, но Глеб даже не посмотрел в мою сторону.

— Ник, сделай кофейку, пожалуйста, — попросил он, не отрываясь от нетбука.

Вот так. Похоже, секретарша — это я.

Как была, в трусах и лифчике, я прошла в кухонный закуток, заглянула в шкафчик, нашла банку растворимого кофе, сахар, упаковку порционных сливок.

— Тебе как? — спросила я, наливая воду в чайник.

— Ложку кофе, ложку сахара и сливки.

Когда вода закипела, я приготовила кофе и поставила чашку на тумбочку.

— Спасибо, — пробормотал он.

Налив чашку себе, я натянула свой обычный гостиничный наряд — клетчатые мужские семейники и огромную майку с плачущим китом, который умолял: «Save me!», оставляя при этом на свободе практически весь бюст. Покосилась еще раз на Глеба, который по уши погрузился в работу, и ушла пить кофе на лоджию.

Вай-фай был вполне шустрым, я выложила в Фейсбук фотографии Бобары, ежа и Янки, полюбовалась на посыпавшиеся один за другим лайки, открыла читалку. Глаза бегали по строчкам, но смысл ускользал. С какого-то перепугу, собираясь в отпуск, я нагрузила в телефон прорву любовных романов, и теперь меня страшно раздражали все эти властные герои, нежные девственницы и прочая лабуда. Ну хоть бы один детектив или кровавый триллер! Пролистав и удалив штук пять, я наткнулась на чудом затесавшееся в эту помойку фэнтези. Унылая девица приехала в Англию навестить свою подругу, вышедшую замуж за лорда, и первым, что она увидела в фамильном замке, оказался призрак некой дамы в синем. Неожиданно книга затянула, и я даже вздрогнула, услышав за спиной:

— Китеныш, будешь?

Поскольку я сидела к двери спиной, это означало, что за стриптизом моим он все-таки хоть одним глазом, но все же наблюдал. Я улыбнулась и повернулась к нему. Китеныш — это было даже забавно. Глеб стоял на пороге балкона, держа в руках бутылку вина с ослом на этикетке.

— Давай.

Он принес два бокала, поставил на столик и жестом согнал меня с шезлонга. Не успела я удивиться или возмутиться, как оказалась у него на коленях. Вспомнив свои завидки длинным ногам Марики, я подумала, что у маленького роста все-таки много плюсов. Например, можно уютно устроиться вот так на любом мужчине.

Мы пили вино, глядя на море, на звезды, на пролетающие самолеты, почти не разговаривая. Это было то самое ощущение волшебного покоя безвременья, которое я испытала вчера, после первой нашей близости.

— Ты закончил? — спросила я.

— На сегодня да, — ответил Глеб, целуя меня в шею под волосами. — Извини, это надо было сделать обязательно.

Я подумала, что за сегодняшний день услышала от него «извини», «прости», «не сердись» столько раз, сколько не слышала от Андрея за всю нашу жизнь. Потому что у Андрея во всем и всегда была виновата я. «Ты для него ДЖ, — говорила Юлька. — Дежурная Жопа». И даже если извинения Глеба были поверхностными и мало что значили, все равно — лучше уж так, чем никак.

Когда часы внизу пробили одиннадцать, я встала и пошла в душ. На острове, несмотря на крем с сильной защитой, я все-таки немного обгорела, и теперь кожу пекло. Не сильно, но все же она чутко реагировала на малейшее прикосновение. Я вспенила гель и закусила губу, вспомнив, как днем предложила Глебу перебраться жить в душ. Словно в ответ на мои мысли, сквозь шум воды донесся тихий стук в дверь.

— Заходи! — крикнула я, пытаясь сдержать довольную улыбку и чувствуя, как наливается горячей тяжестью низ живота.

— Мы рассмотрели ваше предложение, гражданка Королёва, — сказал Глеб, отодвинув створку.

— И?

Ничего не ответив, он быстро разделся и зашел ко мне.

— Как банально, — прошептала я, обнимая его.

— Зато здорово, — возразил Глеб, скользя руками по моей груди и животу, покрытым пеной. — Все, что здорово и повторяется часто, становится банальным.

Интересно, что бы он сказал, узнав, что такой банальности в моей жизни еще не было? Да, я никогда еще не принимала душ вместе с мужчиной — так уж вышло. Это было необыкновенно. Теплые струйки воды, стекающие по раздраженной коже, возбуждали не меньше, чем жадные, тяжелые прикосновения его рук и губ. Глеб целовал меня, вода бежала по лицу, стекала на грудь, щекотала сжавшиеся бусинками соски. Я гладила его бедра, ягодицы, прижималась к нему и чувствовала, насколько сильно он хочет меня — и от этого жарко кружилась голова.

Здесь мы были уже не одни, как на острове. И хотя вода громко шумела, казалось, что меня обязательно услышат на первом этаже. Но когда пальцы Глеба, обведя треугольник внизу живота, скользнули ниже, в самую укромную глубину, я закрыла глаза и глухо застонала, запрокинув голову. Его губы нашли ямочку под горлом, и я с трудом проглотила слюну, чувствуя их теплую тяжесть. Пальцы вошли еще глубже, и тайные женские мышцы невольно сжались — то ли не пуская их дальше, то ли наоборот не позволяя выйти.

— Ника… — прошептал Глеб, и звук его голоса — хриплого, идущего откуда-то из самой темной глубины, отозвался во мне такой же темной волной острого, как бритва, наслаждения…

Выключив воду, Глеб быстро вытерся, завернул меня в сухое полотенце и отнес в комнату.

— Иди сюда, — позвала я, выпутавшись из махрового кокона.

Посмотрев на меня, чуть прищурившись, он лег на спину, и я наклонилась над ним, рассыпая языком по коже быструю морзянку точек и тире…

Потом Глеб принес из ванной щетку и осторожно расчесал мои мокрые волосы. Все плыло в сладкой истоме, а я думала о том, каким долгим был этот день. Невероятно долгим — как будто целый месяц.

— Я утром сильно храпел? — спросил он.

— Не громче, чем самолеты, — усмехнулась я, потому что именно в этот момент на посадку заходил последний на сегодня.

— Я подожду, пока ты уснешь. Ложись поудобнее.

Я повернулась на бок, спиной к Глебу. Выключив свет, он обнял меня и положил руку на живот — тяжелую, теплую. Мне стало спокойно и уютно, откуда-то со звездного неба стекала мягкая, как пух, дремота.

И вдруг, когда я уже почти заснула, перед глазами всплыло лицо Глеба, когда он говорил, что не любит то место на мысу. И тут же пробежало темным облачком недоброе предчувствие, которое тут же стер сон, похожий на меховое покрывало.

Глава 23

2 сентября

В 5.55, убедившись, что это не ядерная война, а всего-навсего первый идущий на посадку самолет, я осторожно выбралась из-под руки Глеба и вышла на балкон. Солнце еще только карабкалось из-за гор, в воздухе висела туманная дымка. По бирюзовой глади бассейна медленно и торжественно плыло надувное кресло, подгоняемое утренним бризом. Я смотрела на дремлющие в гавани яхты, слушала, как голосят, гоняясь за мошкарой, ласточки, и вдруг почувствовала его. То волшебное чувство, которое ни с чем не спутаешь. Когда оно посещало меня в последний раз? Теперь уже и не вспомнить. Значит, вчера мне не показалось.

Я делала разминку и прислушивалась к звукам в комнате — не проснулся ли Глеб. Радость и восхитительный ужас покалывали тонкими иголочками, как холодный лимонад, когда подносишь стакан к губам. То, что я собиралась сделать, было совершенно бессмысленно и, по большому счету, очень даже глупо, но уже одно то, что я наконец могла, оправдывало все.

Сидя на шпагате, я наконец услышала, как скрипнула кровать. Поднялась, встала, держась руками за перила, в ожидании, когда он пойдет меня искать. Шаги босых ног — ближе, стук балконной двери.

— Ника?

Это была самая обычная минутная связка, которую я могла сделать хоть во сне, на любой горизонтальной поверхности, на любой направляющей. Стойка на руках, продольный и поперечный шпагат, поворот, прогиб ногами вперед, соскок. Вот только стойка эта была на перилах, а внизу — подпорная стена и крыши домов. Ни разу с тех пор как… Даже когда прошла медкомиссию и получила справку о полном восстановлении. Ушел кураж — а без него на высоте делать нечего.

Соскочив, я очутилась в объятьях Глеба. Его лицо, уже заметно смуглое, побледнело, но глаза горели так, что внутри у меня все замерло, а потом счастливо задрожало. Похоже, моя акробатика завела его похлеще, чем меня процедура извлечения ежиных игл.